Навозный жук летает в сумерках…, стр. 41
В ту же минуту зазвонил телефон. Юнас хотел ответить, но мама быстро встала и отобрала трубку.
— Нет, милый мой! С сегодняшнего дня вы у меня попляшете! — пригрозила она, но тут же изменила голос и деловым тоном произнесла в трубку: — Магазин Берглундов!
Звонил Линдрот. Маме снова пришлось изменить голос, теперь она говорила чрезвычайно любезно. Но разговор получился бестолковый. Никто из них не был готов говорить друг с другом. Линдрот предполагал, что подойдет Юнас или Анника, а мама надеялась, что сможет выместить на звонившем свое дурное настроение. А это оказался Линдрот!
— Неплохо, да, фру Берглунд? — спросил он.
— Да, уж это точно! — с деланным энтузиазмом согласилась мама, не понимая, что пастор имеет в виду.
— Да, история начинает проясняться, — продолжил Линдрот.
— Да, наконец-то! — ответила мама, все еще недоумевая. Может, он не слушал «Смоландские новости»?
— На самом деле, я хотел поговорить с кем-нибудь из детей, если они дома.
— Да, конечно… Они оба здесь, — ответила мама. Ей удалось сохранить любезный тон, но она совершенно не хотела передавать трубку ни Юнасу, ни Аннике. Тогда ее выговор не возымел бы на них никакого действия. Поэтому ее голос прозвучал немного неуверенно, а может, Линдрот сам все понял и не стал настаивать.
— А не могли бы вы тогда им кое-что передать?
— Да, конечно, — мама облегченно вздохнула. Линдрот попросил ее сказать Юнасу и Аннике, чтобы они сегодня вечером зашли к нему.
— Сегодня вечером? — мама нервно кашлянула. Это никуда не годится. Она ведь не забыла о том, что говорила Юнасу и Аннике минуту назад.
— Да, если можно. Просто я целый день занят, — любезно объяснил Линдрот, и маме пришлось уступить. Итак, сегодня в половине восьмого. Да, она обязательно им передаст. Она снова кашлянула, а Линдрот продолжил:
— Да, надо сказать, Юнас и Анника действительно с толком провели это лето. А копия статуи — это же так интересно…
— Вот как?..
— Да, ведь это доказывает, что еще в девятнадцатом веке здесь существовала подлинная египетская статуя.
— Да что вы, вот как…
— Да-да, конечно, ведь без подлинной статуи не было бы и копии, ведь так, фру Берглунд?
— Да, да, разумеется.
Мама снова кашлянула, и Линдрот стал прощаться:
— Передайте им, что Давида я предупредил. И скажите, что у меня кое-что для них есть! Кое-что интересное! Передайте им, они наверняка обрадуются!
Мама повесила трубку и как следует прокашлялась. Кошмар, что за дурацкий кашель на нее напал. Юнас и Анника ждали. Но мама видела, что им не терпится поскорее все узнать.
— Да, как вы слышали, это Линдрот…
Нет, они ничего не слышали. Ни единого слова — Юнас невинно покачал головой — с чего она взяла?
— Юнас, не притворяйся! — мама едва заметно улыбнулась. — Ну ладно, звонил Линдрот и сказал, что узнал кое-что интересное.
Юнас прямо подпрыгнул от радости.
Ему сразу захотелось сделать маме что-нибудь приятное. Он посмотрел на нее преданными глазами. По ее руке ползла оса.
— Мама, осторожно! Осторожно! У тебя на руке оса! Подожди, я ее убью!
Но оса улетела до того, как Юнас успел с ней расправиться.
— Ну ладно, тогда я помогу тебе в магазине! — сказал он.
— И я! — сказала Анника.
НОВЫЙ СЛЕД
Линдрот вышел им навстречу с двумя большими красивыми грибами-зонтиками. Потом появился Давид с корзиной лисичек. Он пришел раньше времени, и они с пастором успели набрать грибов, пока ждали Юнаса с Анникой.
Они вошли в пасторскую контору. Линдрот осторожно положил грибы и стал расставлять стулья.
— Садись здесь, милая Анника, и ты тоже, Юнас, вот так… А ты Давид, я смотрю, уже нашел себе стул… Так…
Линдрот сел за стол. На секунду все смолки. Линдрот улыбался и был похож на Сайта Клауса. А Давид выглядел так, будто только что получил подарок и ждал продолжения.
— Ну что, Давид… Как ты думаешь, сразу расскажем … или немного подождем? — Линдрот заговорщицки весело посмотрел на Давида.
— Не знаю, — ответил Давид.
— Что такое? — в голосе Юнаса слышался укор. — Вы уже все рассказали Давиду?
— Ну что ты, нет, не все, — уклончиво ответил Линдрот. — Нет-нет, я еще много чего не рассказал…
Он достал большую тарелку со сливами — роскошными, желтыми, сочными сливами, и предложил детям. Линдрот нарочно не торопился, чтобы повысить интерес: он улыбался, болтал о пустяках, и глаза его сияли, когда он нежно смотрел на Юнаса и Аннику, которые сидели в полном неведении и нетерпеливо ждали, что же он скажет.
— А нет ли у тебя, Юнас, твоих горьких конфеток? Тогда мы могли бы начать.
Юнас с готовностью вытащил свой «салмиак» и предложил всем, но взял только Линдрот.
— Возьмите две, пастор, да возьмите больше!
— Спасибо, милый Юнас!
Наконец Линдрот сел, Юнас и Анника от напряжения затаили дыхание. Они понимали, что Линдрот хочет сообщить им что-то неожиданное. Но он снова встал. Сказал, что сперва надо выпустить собравшихся на окне ос.
— Кыш! Кыш! Пошли отсюда! Вот так!.. Ужас, сколько ос этим летом!
Потом он наконец-то спокойно уселся за письменный стол напротив детей, и по очереди посмотрел на них своими большими сияющими глазами.
— Ну, хорошо! А теперь слушайте внимательно, я вам такое расскажу! Удивительно, как все может неожиданно повернуться в этой жизни. Ведь нам всем было ужасно не по себе, когда в гробу вместо статуи оказался булыжник, притом, что приехало телевидение и так далее… Но, как всегда, оказалось, что во всем есть свой смысл, — издалека начал Линдрот, как бы смакуя каждое слово.
Юнас то и дело издавал возгласы нетерпения, поторапливая его, но это было бесполезно. Линдрот наслаждался своим рассказом. Он любил поговорить и, раз уж выдался такой случай, не мог им не воспользоваться. Тем более что сама история того заслуживала.
— Конечно, неудивительно, что вскрытие склепа, которое люди увидели по телевидению, расшевелило их воображение. Многие стали звонить сюда, присылать письма, давать советы. Некоторые даже находили статуи, но ни одна из них не представляла никакого интереса… до некоторых пор!
Линдрот выдержал паузу. Он посмотрел на них и повторил: «До некоторых пор!», сделав значительное лицо.
Потом он продолжил и рассказал, что сегодня утром ему позвонили из Мариефреда. Звонил старый работник школы, бывший ректор. Увидев телепередачу, он вспомнил, что когда-то, еще подростком, он нашел старый дневник кого-то из своих предков. Там приводилась в высшей степени странная история, случившаяся с автором дневника. То есть с предком этого самого мариефредского ректора.
— И этот предок… Да, это просто невероятно, этот предок присутствовал при тайном захоронении какой-то статуи — темной ночью, где-то здесь, в Смоланде. Произошло это, вероятно, в самом начале девятнадцатого века.
— Да ладно! — сказал Юнас.
— Да-да, мой друг, — заверил его Линдрот.
— Но, пастор, этого не может быть! Ведь к тому времени Петрус Виик уже давно умер! А он говорит, что это было в начале девятнадцатого века. Ведь тогда получается, что статую захоронил кто-то другой? — произнесла Анника.
Юнас нетерпеливо взглянул на нее.
— Да ведь он мог ошибиться, — сказал он.
Но Линдрот особенно тщательно проверил дату. Дневник начали вести ровно в 1800 году. Случай со статуей произошел несколько лет спустя. Дневник вели примерно десять лет. Ближе к концу записи становятся все более редкими. Ректор предположил, что случай со статуей произошел около 1804 года. Тогда все сходится.
— Но это еще не все! Я не закончил, — сказал Линдрот. Он взял сливу, с аппетитом съел ее и продолжил.
Автором дневника был человек ученый, он общался с поэтами, художниками и сам писал стихи. Оказывается, он очень дружил с одним несчастным художником, которому принадлежала эта статуя. В молодости художник был веселым гулякой, но с годами стал чем-то озабочен и удручен. Особенно ректору запомнилось слово «удручен».