Навозный жук летает в сумерках…, стр. 3

Давид и Анника, едва дыша, притаились за кустом. Они слышали, как Юнас включил магнитофон и шепотом начал свой репортаж:

— Говорит Юнас Берглунд! Я нахожусь на месте происшествия у Селандерского поместья. Условия для записи не очень благоприятные, и я вынужден извиниться за качество звука. Я занял позицию на яблоне, прямо перед открытым окном на втором этаже. Окно на первом этаже тоже открыто. Но здесь, в комнате наверху, только что загорелся мерцающий свет. Кажется, я слышу… минуточку! Я должен ненадолго прерваться, чтобы записать звуки в комнате. Здесь явно что-то происходит! Одну минуту!

Вдруг Давид и Анника увидели, что Юнас пошевелился, сделал несколько движений и лег животом на другую ветку. Ветка качнулась, Анника впилась ногтями Давиду в ладонь. Какой кошмар вот так стоять и не иметь возможности вмешаться, сделать хоть что-нибудь! А Юнас тем временем медленно полз по ветке, подтягиваясь все ближе к окну. Ветка под ним трещала, но, к счастью, не ломалась.

Судя по всему, Юнас записал на пленку все, что хотел, и наконец пополз обратно. Анника и Давид ждали, затаив дыхание. Ветка качалась и трещала.

В конце концов Юнас занял безопасное положение и прислонился к стволу. Было слышно, как он бормочет в микрофон:

— Это снова я. Шаги, которые мы слышали, принадлежат пожилой тетеньке… то есть, простите, фру, женщине, даме… она показалась мне знакомой… минутку!

Юнас выключил магнитофон и наклонился к Давиду и Аннике.

— Как зовут тетеньку, которая содержит пансион? — прошептал он.

— Спускайся, Юнас!

— Сейчас, но как ее зовут?

— Можно подумать, ты сам не знаешь — фру Йорансон! Давай спускайся!

Но Юнас снова включил магнитофон и продолжил репортаж.

— … итак, дама по имени фру Густавсон…

— Йорансон! — донеслись снизу раздраженные голоса.

— … простите, Йорансон. У меня некоторые сложности с фамилиями. — Юнас прокашлялся — казалось, он забыл, о чем говорил, но нет — положив в рот «салмиак», продолжил:

— Итак, я нахожусь на расстоянии пятнадцати-двадцати метров от упомянутой тети, женщины, фру… которая время от времени, как тень, передвигается по комнате. Я с большим трудом заглядываю внутрь и вижу, что фру Йорансон несет в руках что-то, напоминающее пачку газет. Теперь она заворачивает в газеты какой-то продолговатый, довольно узкий сверток, прислоненный к стене. Он уже обернут в бумагу, но, кажется, фру Йорансон хочет упаковать его получше. Двигается она быстро и немного нервно. Сверток длиной примерно полтора метра. Может, это ковер?.. Но что я вижу!

Юнас предпринял новый бесстрашный маневр и почти рухнул животом на нижнюю ветку. Ветка прогнулась и опасно закачалась, а Юнас все шептал:

— Да, я вижу тень на стене, большую темную тень, которая движется рядом с фру Йорансон. Тень, которая никак не может принадлежать самой фру Йорансон, — следовательно, в комнате есть кто-то еще, и… минуточку!

Юнас поднес микрофон к окну. Из комнаты доносился кашель!

Фру Йорансон очень отчетливо, так, что слышали даже Давид и Анника, произнесла:

— Во всяком случае, я хочу быть уверена, что все в порядке.

Юнас прошептал в микрофон:

— Итак, как мы видим, в комнате есть кто-то еще. Этот человек почему-то прячется и молчит, но, судя по всему, кашель именно у него. Кто он?.. Я вижу, как фру Йорансон отходит к двери, чья-то тень движется за ней по пятам, потом пригибается и исчезает. Сверток отодвигают от стены и кладут на пол. Свет гаснет, в комнате воцаряется тьма. Но зато теперь я вижу…

Юнас прервался и стал спускаться. Анника облегченно вздохнула, но слишком рано. В комнате на первом этаже зажегся свет. Юнас снова приготовился записывать. Дом был с высоким цоколем, и Анника с Давидом почти ничего не видели из того, что делалось в комнате. Зато они слышали, как Юнас бормочет в микрофон:

— Фру Йорансон только что вошла в комнату на первом этаже, она подходит к телефону, который стоит на столе у окна. Сейчас она значительно ближе ко мне, чем раньше, и я должен соблюдать крайнюю осторожность. Правда, тени мужчины я не вижу. Фру Йорансон листает небольшую книжку, вероятно, ищет какой-то номер телефона. И действительно! Вот она нашла его и набирает…

Юнас быстро протянул микрофон, чтобы записать, как фру Йорансон набирает номер.

Послышался гудок поезда, и мимо прогрохотал состав. К счастью, вагонов было немного. Когда снова стало тихо, из комнаты донесся голос фру Йорансон, которая говорила по телефону:

— Да… конечно, разумеется, я бы не стала так рисковать. Что вы хотите сказать? Нет, ничего не заметно, никому и в голову не придет. Да, один местный мужичок… Нет, а что? Нет, нет, разумеется, не первый встречный. А если он и проговорится, то ему никто не поверит. Нет, нет, я знаю, что делаю. Его никто не принимает всерьез… Да, спасибо, половину суммы я уже получила. А когда вы пришлете остальное? Да, хорошо, спасибо. Тогда на мой новый адрес. Замечательно! Большое спасибо. До свидания.

Фру Йорансон повесила трубку, и Юнас осторожно убрал микрофон. Наступила тишина. Фру Йорансон все стояла у окна и смотрела в темноту. Казалось, она смотрит прямо на Юнаса.

Давид и Анника затаили дыхание. Неужели заметила?

Фру Йорансон подошла к окну и перегнулась через подоконник. Было так тихо, что ребята почти слышали ее дыхание. Шли секунды, они казались вечностью. Фру Йорансон насторожилась. Неужели что-то услышала?

Но похоже, она просто решила подышать вечерним воздухом. В ее движениях не было никакой настороженности. Она посмотрела на небо и стала закрывать окно. Ребята услышали, как она крикнула кому-то в комнате:

— Ну и когда ты уезжаешь?

Окно захлопнулось, и Юнас забормотал в микрофон:

— Да, дорогие слушатели, нам помешал шум поезда, проследовавшего в южном направлении. Вы сами слышите, в каких сложных обстоятельствах нам приходится вести этот репортаж. Но окно закрыто, и скоро тьма и тишина снова окутают Селандерское поместье. Итак, наш репортаж подходит к концу, но некоторые вопросы так и остались без ответа. Узнаем ли мы когда-нибудь, что произошло сегодня вечером в стенах этого дома? Кому принадлежала загадочная тень? Не побоимся высказать небольшое предположение. А что, если это тот же самый человек, который совсем недавно плыл на лодке через речку Рингарюд? Простуженный лодочник.

Юнас выключил магнитофон и слез с дерева.

Анника молча протянула ему сандалию. Хотя воздух не был холодным, по спине у нее пробежали мурашки, и она вздрогнула.

— Как странно, — сказала она, — потянуло холодом…

Юнас и Давид ничего не ответили. Юнас снова занялся магнитофоном, а Давид стоял с отсутствующим видом. В его глазах появилось какое-то странное выражение.

— Что такое? Давид, что случилось?

Давид как-то поежился, но ответил, что все в порядке.

— Ты права, действительно похолодало.

Он, кажется, пришел в себя. Анника тоже успокоилась и напомнила Юнасу, что пора домой.

— Подожди секунду, — Юнас выключил магнитофон. Это был его первый репортаж, и он хотел записать все. День удался.

Они молча покинули Селандерское поместье.

ПРОКЛЯТИЕ

Давид не спешил домой. Ему хотелось побыть одному. Расставшись с Юнасом и Анникой, он пошел через лес.

Обычно, если он не успевал как следует разобраться в происходящем и привести в порядок собственные мысли, все шло наперекосяк. А ведь многие вполне без этого обходятся. Некоторые считали, что Давид выпендривается или слегка не в себе, но Юнас и Анника понимали, что он просто хочет побыть один.

Давид рассмеялся. Ну и Юнас! Ну и воображение! Придет же такое в голову! Какой-то мужичок в лодке, наверняка ничем не примечательный, вдруг превратился в самого подозрительного типа на свете, в «загадочного кашляющего человека». Правда, главное, наверное, что Юнас нашел применение своему магнитофону.

Какой чудесный вечер! Теплый, тихий и лунный. Давид вспомнил свой сон. Он не думал о нем ни днем, ни даже утром, когда проснулся. Вспомнил только у реки: в ту минуту он почему-то точно знал, что где-то здесь есть тропинка, хотя в тех местах был впервые. Раньше с ним такого никогда не случалось. Быть может, это все-таки вещий сон? Но что он означает?