Магия обреченных, стр. 4

В справедливости последнего утверждения высокородный лорд убедился немедленно. Пока он разглядывал диковинный флакон и осторожно принюхивался к содержимому, золотистая капелька бальзама, проглоченная лжекупцом, успела оказать свое волшебное действие: черты гостя разгладились, выражение угодливости, замешанной частично на страхе, частично – на трезвом расчете, исчезло. Даже тщательно скрываемое, но все равно ощутимое чувство превосходства, которое нагорны (смешно!) имеют наглость испытывать по отношению к сгорнам, как будто испарилось. Перед лордом стоял спокойный, благожелательный, полный уверенности и достоинства господин в чрезвычайно добром расположении духа. Превращение было столь стремительным и радикальным, что Хедриг с трудом подавил желание зажмуриться и потрясти головой. На фоне отчаянных попыток удержаться в образе бесстрастного и неприступного горного властителя этот жест выглядел бы совсем комично. Не зная, в каком тоне продолжать разговор, лорд прикрыл свою растерянность интересом к флакону и без особых намерений, просто чтобы выиграть минуту-другую, капнул бальзама себе на язык.

Позже, много позже он понял, что делать этого не стоило. Хотя айкасы молчали, показывая, что ни магии, ни яда, ни каких-либо опасных добавок золотистая жидкость не содержит, перемена в госте должна была навести лорда на мысль, что бальзам не так уж и безобиден. Иной раз вполне приятные и даже полезные для здоровья снадобья могут привести к совсем нежелательным последствиям. Но эта мысль пришла потом, когда исправить сделанное было уже невозможно.

Лорд Хедриг осторожно подержал каплю в чашечке языка и медленно размазал бальзам по небу и деснам, сосредоточившись на вкусовых ощущениях. Рот наполнился диковинным горьковато-сладким, терпким ароматом, вызывающим в воображении образ цветущих высокогорных лугов. Восхитительно! Да уж, чего у ничтожеств-нагорнов не отнимешь, так это умения ублажать плоть. И преподносить подарки тем, от кого им чего-нибудь нужно. Высокородный лорд еще раз провел языком по небу и повелел добродушно:

– Ну что же, говори. Чего тебе надобно?

Нагорн низко поклонился и степенно, с достоинством изложил свою просьбу.

Когда он закончил, повисла тяжелая тишина. Хедриг потерял дар речи.

– Что?! – возопил он наконец, решив не поверить собственным ушам. – Что ты сказал?

Гость откашлялся и дословно – но более громко и внятно – повторил свою речь.

Глава 4

Соф Омри благодарил свою счастливую звезду за посетившее его озарение. Если бы не обморочная дурнота, охватившая его в вонючей тесной конуре, которую Лорд Хедриг гордо именовал своими личными покоями, первый советник и не вспомнил бы о благословенном бальзаме и ни за что не догадался бы преподнести заносчивому дикарю сей бесценный дар. А даже если бы и мелькнула в голове такая мысль, Соф почти наверняка отмахнулся бы от нее, как от дурацкой блажи. Ликанетта – нежное, прихотливое растение, непривычное к суровым горам. Из сотни саженцев приживаются только два-три, да и те цветут раз в несколько лет. Немудрено, что флакончики с бальзамом перепадают лишь самым знатным вельможам, которые ценят чудесное снадобье выше любых предметов роскоши. И уж конечно, никому из этих высоких сановников никогда бы в голову не взбрело одарить бальзамом грязного варвара. Советнику тоже не взбрело бы, если бы не крайняя нужда.

Красный айкас Верховного лорда – надежная защита практически от всех напастей, за исключением фортелей собственного организма носителя Талисмана – таких как высотная болезнь, нетерпимость к зловонию и боязнь маленьких закрытых помещений. Попав в пещерку горного лорда, Омри понял, что сейчас покроет себя несмываемым позором, свалившись без чувств к ногам хозяина, если немедленно не примет бальзама. Но принять бальзам на глазах лорда было неслыханным нарушением этикета. Единственная возможность положить себе что-либо в рот в присутствии высокородного сгорна – сделать ему съедобный подарок и демонстративно вкусить малую толику, дабы показать, что дар не отравлен. Первому советнику было до слез жаль расставаться с бесценным снадобьем, но, понимая, что обморок необходимо предотвратить любой ценой, Соф принял единственно возможное решение: преподнести заветный флакончик этому раздувшемуся от сознания собственной важности голодранцу.

И правильно сделал. Не посети первого советника эта счастливая мысль, заносчивый дикарь наверняка отказал бы ему в самой оскорбительной форме, наплевав и на роскошные подношения, и на мервалов, и на статус личного посланника владыки Плоскогорья. И Красный айкас не помог бы. Собственно говоря, сначала горец и отказал. Не без труда оправившись от изумления и растерянности, потребовал повторить просьбу дважды, зловеще помолчал и выплюнул гневно:

– Нет!

Если бы не бальзам, Соф Омри ни за что не решился бы настаивать. Владетельные сгорны не терпят, когда им перечат, и скоры на расправу. Красный айкас, конечно, могучий талисман, но кто его знает, помеха ли он взбешенному лорду. Омри не рискнул бы испытывать судьбу, не лизни он чудесной жидкости и не отведай его подарка лорд Хедриг.

Бальзам, как всегда, не подвел, сотворив свое немагическое чудо. Выслушав отказ, первый советник поклонился, как бы признавая поражение, а на самом деле выжидая, когда можно будет приступить к уговорам. И вот гневная судорога, исказившая костлявую физиономию сгорна, отступила. Более того – куда-то подевалась маска высокомерия, никогда не покидавшая лиц горных лордов в присутствии нагорнов. На Омри смотрел доброжелательный старик со следами некоторой растерянности на лице. Невозможно представить, что такой симпатяга способен впасть в ярость и причинить кому-либо вред. И первый советник осторожно начал свою партию.

– Но почему, сиятельный лорд? Насколько известно твоему вечному слуге, владетельные сгорны оставляют при себе лишь самых одаренных детей рода, охотно отпуская остальных на Плоскогорье. Какой прок горному властителю от убогой болезной девочки, не обладающей ни красотой, ни талантами? Может быть, тебя не устраивает цена? Тогда назови свою.

Сгорн нахмурился, но благословенный бальзам делал свое дело, и глаза из-под насупленных бровей смотрели беззлобно. И хитрая усмешка, изогнувшая тонкие губы, подтвердила, что опасаться гостю нечего.

– Ты лучше меня знаешь, что цена более чем щедрая. За одних мервалов можно сторговать дюжину красивейших дочерей рода с самыми могучими Дарами. Нет, я отказываюсь от сделки не потому, что надеюсь выторговать больше. И даже не потому, что девчонка – урод, подлежащий уничтожению сразу после появления на свет, и попытка выкупить ее – оскорбление, напоминание о том, что я нарушил традиции рода и не выполнил свой долг. Прежде всего, я отказываю тебе, потому что твоя просьба неисполнима. Девочка мертва.

Тут советник, несмотря на действие всемогущего бальзама, побледнел.

– Ты все-таки приказал скормить ее дикому зверью?

– Твоя дерзость заслуживает троекратной казни, чужак. Во-первых, ты суешь свой нос в личные дела горного лорда. Во-вторых, посмел выразить неодобрение, пусть и одним тоном, не на словах. В-третьих, совершил святотатство, назвав священных сайлахов диким зверьем. Но я сегодня в добром расположении духа и готов простить тебе прегрешения – ради лорда Региуса, чей Айкас болтается на твоей шее, ради щедрости твоего владыки и ради твоего невежества. Более того, я даже отвечу на твой вопрос. Но взамен ты расскажешь мне, зачем правителю Плоскогорья нужна эта девочка. И как он о ней узнал.

Соф Омри тяжело вздохнул.

– Возможно, светлейший лорд не поверит мне, но клянусь своей никчемной жизнью, которую ты великодушно спас: владыка не посвятил меня в свои планы. Я могу ответить лишь на второй твой вопрос, мой господин, да и то предположительно. Наш правитель – очень любознательный монарх. Ему служит целая армия соглядатаев, собирающих самые различные сведения по всему Плоскогорью – от пастушьих деревушек до усадеб придворных вельмож. У него есть агенты в каждой гостинице и на каждом постоялом дворе. Полагаю, минувшим летом ты со своими домочадцами ездил к нам на Ярмарку? Кто-нибудь из твоих спутников, возможно, обсуждал судьбу ребенка – в харчевне, таверне, на постоялом дворе или в любом другом людном месте. Агент сидел рядом и мотал на ус. Со временем слухи о несчастной девочке из твоего рода достигли ушей правителя. Но чем она его заинтересовала, мне неизвестно, поверь.