Эльминстер. Рождение мага, стр. 37

Чуть помедлив, Фарл кивнул. Их взгляды встретились.

– Почему ты сказал «ты»? – тихо спросил Фарл.

– Я завязываю с воровством, – ответил Эльминстер, тщательно взвешивая каждое слово. – Если ты хочешь заняться этими чудесными волшебными камнями, то без меня. Я ухожу из Хастарла, после того как закончу здесь одно дело.

Фарл замер на месте, широко раскрыв глаза.

– Но почему?

– Наше занятие вредит людям, с которыми я не ссорился, и никак не приближает мою месть Верховным Чародеям. Ты видел статую алмазного оленя: руки воров с жадностью тянутся к тому, что драгоценно, они залапали ее, разбили, сделали никчемной. Я уже на учился всему, чему может научить улица, и с меня хватит. – Эльминстер посмотрел прямо в глаза Фарлу и добавил: – Время течет, и несделанное гложет меня изнутри. Все, я ухожу.

– Я знал, что это когда-нибудь случится, – покраснев, согласился Фарл, – были звоночки, можно было догадаться. Но это твое «одно дело», надеюсь, не означает «предательство».

Эльминстер снова покачал головой и сказал, все так же тщательно взвешивая слова:

– У меня никогда не было такого близкого и верного друга, как ты, Фарл, сын Хоклина.

Их руки вдруг сами собой сплелись в тесном объятии. Они стояли в переулке и плакали, похлопывая друг друга по спине и плечам.

Спустя какое-то время Фарл сказал:

– Ох, Эл, что же я буду делать без тебя?

– Сойдешься с Тассаброй. – Задорный лучик сверкнул во взгляде Эльминстера. – Ей-то ты сможешь выказать свою привязанность в большей степени, чем мне.

Грустно улыбнувшись, они отступили друг от друга.

– Ну вот, теперь мы врозь, – покачивая головой, сказал Фарл. – Половина нашего добра – твоя.

Эльминстер пожал плечами:

– Я возьму только самое необходимое в дорогу.

– Вот все и разделилось: мне – воровать, тебе – убивать Верховных Чародеев.

– Может быть, – тихонько согласился Эльминстер, – если боги будут добры.

Часть III

Жрец

Глава седьмая

Единственное Истинное Заклинание

Над Хастарлом плыла темная и тихая ночь. С глубоким вздохом Эльминстер отодвинул в сторону большую часть денег, взятых им по настоянию Фарла, и принялся пересчитывать их. За ним был еще должок… и одно намеченное на сегодняшнюю ночь дело, которое, возможно, убьет его. Тогда будет поздно платить по каким бы то ни было долгам.

Управившись, он посмотрел на кучку монет – сотню регалов, поблескивавших в призрачном свете Селуны. Утром, на солнце, они вовсю засверкают золотым огнем… но он уже не увидит этого блеска.

Все равно. Во всяком случае, он снова распоряжался своей жизнью и был волен делать все, что пожелает. И именно поэтому, подумал он, криво усмехнувшись, пожалуй, стоит в последний раз применить свое воровское искусство. Он аккуратно сложил монеты в мешочек, одну к другой, столбиком – чтобы не звякнули, – и направился по крышам к определенной спальне.

В комнате, обстановка которой, мягко говоря, была победнее, чем у Трампеттауэров, ставни оставили на ночь открытыми, чтобы прохладный ветерок обдувал спящих новобрачных. Услышав об их помолвке, Эльминстер пришел в восторг. Он радовался и сейчас, несмотря на то что вся затея будет стоить ему большей части заработанных денег. Проскользнув, как тень, через окно в комнату, он не смог удержаться от улыбки, глядя на новобрачных.

Свадебная подвязка Шандат была изысканна: небольшая полоска кружева и шелковая лента. Протянув руку, Эльминстер проказливо похлопал по ней. Может, взять как трофей? Нет, он больше не вор.

Почувствовав легкое прикосновение, Шандат шевельнулась, но не проснулась, а только привычно протянула руку к Ганнибургу, который храпел рядом, словно самый обычный пьяница. Эльминстер сдвинул ее новенькую свадебную подвязку на то место, куда ее привязал Ганнибург, и Шандат улыбнулась во сне.

Эльминстер заметил и другие подарки. На ковре у кровати со стороны Ганнибурга лежали крепкая палка и новый фартук, а из-под подушки Шандат выглядывала, как прищуренный глаз, рукоять кинжала.

Эл осторожно положил между спящими свой свадебный подарок. Между гладким боком и волосатым было совсем мало места, и ему потребовалось все его воровское умение, чтобы монеты не звякнули, когда он осторожно выкладывал их золотой дорожкой от одного конца кровати до другого. По окончании у него осталось еще больше дюжины монет. Он с нежностью выложил последнюю часть своего запоздалого свадебного подарка на животике Шандат и поспешно выбрался из комнаты, так как прикосновение холодного металла заставило ее проснуться.

Высоко в бездонно-синем небе над Хастарлом плыла Селуна. Стоя на крыше, Эльминстер глядел через пустую, безмолвную улицу на осыпающийся фасад заброшенного храма Мистры.

В храме царили мрак и запустение, и с того места, где стоял Эльминстер, можно было разглядеть на двери массивный замок. Похоже, что Верховные Чародеи не хотели, чтобы в Хастарле кто-нибудь, кроме них самих, поклонялся бы богине Магии. Сами же они могли поклоняться в гордом одиночестве в своих собственных башнях в замке Аталгард. И тем не менее они не осмеливались осквернять храм Мистры.

Возможно, в этом храме коренилась их сила и удар по нему пошатнул бы их волшебное искусство и власть в королевстве. А может, Элу удастся разбудить Мистру, и она что-нибудь сделает, так же как разбудила его, когда позволила убить родителей. Хотя скорее всего, признался себе Эльминстер, задумчиво глядя на храм, он просто устал тратить дни понапрасну, слоняясь по крышам и выискивая, что бы стянуть. Пусть Верховные Чародеи боятся осквернять храм Мистры, он, Эльминстер, не побоится. Сегодня же ночью. Миру – во всяком случае Аталантару – будет гораздо лучше, если в нем совсем не будет никакой магии.

Вряд ли, конечно, это произойдет, если разрушить только один храм. Но вдруг Мистра прогневается, нашлет на город проклятие, и ни один чародей не сможет в нем колдовать. Или в храме найдется какой-нибудь магический предмет, который можно будет использовать против чародеев. Хотя, может, он просто погибнет. Даже такой исход лучше, чем бездействие.

Эльминстер глядел на выцветшую, облупившуюся краску и украшавшие оба передних угла крыши каменные статуи, напоминавшие летучих мышей, замерших с хищно приоткрытыми клювами. Их когти крепко обхватили верх колонн на фасаде храма. Он попытался напрячь свое магическое зрение. Статуи не светились. Но, может, волшебные горгульи, о которых менестрели поют в своих балладах, не светятся… Единственная магия, какую он видел, была самая простенькая, видимая каждому, едва мерцающие буквы над дверью сложились в слова «Я Есть Единственное Истинное Заклинание».

Покачав головой, Эльминстер стал спускаться с крыши. Вроде месть – дело нужное.

Насколько Эл разглядел, замок не был зачарован. Он легко поддался его металлической отмычке – уроки Фарла не пропали даром. Эльминстер в последний раз оглянулся на безмолвную улицу, приоткрыв дверь, чуть постоял в ее тени, давая глазам привыкнуть к темноте, и проскользнул внутрь, держа кинжал наготове.