Политика, стр. 30

Начиная с этого момента, процесс поиска был доверен компьютеру. Полученную информацию сверили с главной базой данных, в которую были занесены все фирмы, производящие взрывчатые вещества для продажи (техники со своим пристрастием к аббревиатурам нарекли ее СПОВ — система поиска и опознания взрывчатых веществ) и сразу попали в точку.

Фирмой-производителем оказалась «Лиан интернэшнл» — химическая компания, которая была частью огромного малазийского конгломерата, штаб-квартира которого находилась в Куала-Лумпуре. Во главе фирмы стоял этнический китайский бизнесмен по имени Тент Чоу. Несмотря на то, что это были важные сведения, которые значительно продвинули расследование, они бледнели перед тем, что стало известно чуть позже: когда провели анализ микроэлементов, входящих в состав партии пластиковой взрывчатки, оказалось, что она аналогична партии, недавно проданной русскому дилеру, имеющему тесную связь с правительством.

Получив эту информацию, следователи отдела поняли, что напали на очень важный след.

С начала до конца расследование было классическим примером того, как тщательный и терпеливый анализ собранных вещественных доказательств может привести к феноменальным результатам.

Это стало первым шагом в поисках организаторов террористического акта на Таймс-сквер для всего американского разведывательного сообщества.

Глава 21

Нью-Йорк, кладбище Калвари, Куинс, 3 января 2000 года

Хлопья снега неслышно опускались на деревья и памятники вокруг. При других обстоятельствах он восхитился бы этой красотой. Да и Розетте это понравилось бы, если бы она смотрела на пейзаж из окон комнаты с включенным отоплением. Она слишком мерзла, чтобы восхищаться зимними ландшафтами в натуре. Даже в гробу он накрыл ее одеялами. Ему делалось страшно при мысли, что ей уже никогда не будет тепло. После всего случившегося на Таймс-сквер он постоянно испытывал страх.

Комиссар полиции Билл Гаррисон стоял на краю открытой могилы. Он знал, что не он один совершает этот печальный ритуал. Сотни таких же сцен повторялись сейчас в Нью-Йорке. Город хоронил своих погибших жителей. Но это не утешало его. Наоборот, каким-то образом от этого делалось только хуже.

Как он будет жить теперь без Розетты? Она была его сердцем, центром его существа, смыслом его существования. Когда работа становилась слишком трудной, когда каждодневная рутина делалась невыносимой, он возвращался домой к этой женщине, черпал в ее обществе жизненные силы и возвращался на службу, готовый продолжать свой тяжкий труд. Она не могла изменить того, что он видел каждый день, но когда он находился рядом с нею, он знал, что защищает ее. Для него Розетта олицетворяла собой все самое лучшее в мире.

А теперь он хоронит ее в глубокой яме. Вот-вот принесут гроб.

Боль, которую он испытывал, была невыносимой.

В который раз он спрашивал себя, почему согласился взять ее с собой на Таймс-сквер. Он мог отказать ей, сославшись на то, что на трибуне недостаточно мест даже для тех, кто действительно трудится на благо жителей Нью-Йорка, после того как политики заняли отведенные им места. Он имел такую возможность, должен был поступить именно так, но решил, что удовольствие, которое это доставит Розетте, перевешивает возможный риск.

Теперь он не мог простить себя.

Дочь стояла рядом с ним. Казалось, ее слезы падают на его раны и разъедают их. Она тоже могла погибнуть, и все потому, что он не сумел предвидеть происшедшего, не остановил террористов, прежде чем они приступили к своему страшному делу. А теперь ее, как и его, мучат кошмары. Дочь тоже пострадала, на ее теле остались раны — его любимый ребенок, которым он так дорожил, сидел на трибуне рядом с нею, и не сумел ее уберечь.

Почему?

Нет смысла упрекать мэра в происшедшем. Он погиб, заплатил высшую цену за политический успех, сделавший цель такой привлекательной для террористов.

Гаррисон не мог винить и своих подчиненных. Киоск торговца показался ему самым обычным в то мгновение, когда он увидел его. Как можно было предупредить трагедию? Первые доклады, которые он получил с места катастрофы, говорили о том, что это дело рук опытных террористов-профессионалов, способных остаться незаметными даже при самом тщательном досмотре.

Появилась похоронная процессия. Гроб с телом его жены несли главным образом полицейские, все они были в парадной форме. Гроб осторожно поставили на лямки, которые опустят его в могилу, и жена исчезнет навсегда из его жизни — по крайней мере до момента, когда он присоединится к ней.

Его сердце разрывалось от мучительной боли.

Он взял дочь за руку и сжал ее.

Камеры репортеров щелкали и жужжали. Даже его личное горе представляло интерес для общественности.

Гроб медленно опустили в могилу. Он коснулся дна с глухим стуком, это был самый печальный из всех звуков, которые доводилось когда-нибудь слышать Гаррисону. Он будет преследовать его в бесчисленных кошмарах, как и грохот взрыва на площади.

Священник произнес слова утешения. Они пролетели мимо его ушей, такие бесполезные теперь, но, может быть, позднее, когда он останется один и начнет вспоминать происшедшее за день, эти слова принесут ему какое-то успокоение, на которое они и рассчитаны.

Гаррисон бросил на гроб букет роз, который принес с собой. Яркие алые пятна на полированной деревянной поверхности начали медленно покрываться белыми хлопьями продолжавшего падать снега. Скоро эти розы, подобно его сердцу, превратятся в лед.

Рядом с розами лег букет незабудок, брошенный Ташей. Служба подходила к концу, и Гаррисон наблюдал за тем, как и незабудки покрываются снегом, исчезают по велению небес.

Он потерял свою Рози. Пустота внутри была такой необъятной, что он не был уверен, что способен устоять перед ней. Однако он обязан сделать все, чтобы горе не поглотило его.

Он комиссар полиции города Нью-Йорка. Его задача в том, чтобы найти преступников, виновных в этой трагедии. В тот день, когда они предстанут перед судом, начнут затягиваться его раны.

Глава 22

Москва, 6 января 2000 года

Сандуновские бани на Неглинной всегда были любимым местом отдыха для правительственных чиновников, бандитов и тех, у кого разница между первыми и вторыми была едва заметной. Юрий Хвостов приезжал сюда два, а иногда и три раза в неделю, чтобы расслабиться в сауне, всегда ровно в полдень и всегда в сопровождении двух женщин.

Хвостов считал, что посещение бани не только целебно, но и приносит глубочайшее физическое наслаждение, а наслаждение было чувством, к которому он относился весьма серьезно. Это объяснялось страхом, испытанным им несколько лет назад, когда ему оставалось уже недалеко до пятидесяти. Он стал замечать, что его сексуальные возможности слабеют, и даже начал бояться, что становится импотентом, после того как испытал несколько ужасных и унизительных катастроф между простынями. В распоряжении Хвостова всегда имелось множество молодых и прелестных женщин, которыми он пользовался как партнершами в постели, и каждая из них обладала неиссякаемым воображением и незаурядными талантами в этой области, однако, оказалось, что они перестали возбуждать его. Встречи Хвостова с любовницами оставались некоторое время холодными, почти механическими процедурами, и так продолжалось до тех пор, пока однажды ночью по совету приятеля, занимающего высокий пост в правительстве, он не попробовал «menage a trois» (почему-то прежде он никогда не думал об этом) с двумя сестрами, известными своим желанием работать вместе, и не почувствовал невероятное облегчение между их потными телами.

Хвостов пришел к выводу, что принадлежит к числу тех, кто количество предпочитает качеству. Как и с изысканной пищей, винами и дорогими вещами, ключ к величайшему наслаждению заключался для него в обладании всем сразу.

Сегодня его партнершами в сауне стали Надя и Света — они не были сестрами, как те двое, которые показали ему путь к удовлетворению плотских желаний мужчины среднего возраста, более того, насколько ему известно, они не были даже родственницами, но проявили себя энергичными и полными энтузиазма любовницами.