Здравствуй, Артек!, стр. 2
Ребята показали героям-космонавтам Артек и, конечно, гордость всех пионеров — четвёртый международный лагерь. Ещё совсем недавно здесь стояли брезентовые палатки. Но вот пришли строители, и через несколько месяцев, словно по мановению волшебной палочки, выросли на берегу моря лёгкие, изящные, полные солнца и воздуха великолепные постройки из железобетона, стекла, алюминия. Когда строился четвёртый лагерь, здесь можно было услышать польскую, болгарскую, русскую речь. Это молодёжь из международного лагеря «Спутник» помогала строить чудесный лагерь.
…Каждый вечер Клава, Маня и Жильда рассказывали ребятам об Артеке. О «Заветном дубе», о туристских «Спутниках», о замечательных вожатых, о встречах с героями труда, о чудесных прогулках по морю, о памятнике Неизвестному матросу…
— Всё увидите сами! Ждать осталось немного…
27 октября Кремлёвский Дворец съездов словно расцвёл алыми розами и белыми ромашками. Две тысячи пионеров, среди которых было девяносто пять будущих артековцев, пришли рапортовать партии о своих трудовых делах. В торжественной тишине звучат слова ленинградского пионера — члена городского штаба Олега Токарева: «Товарищ Первый Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, дорогой Никита Сергеевич! 17 миллионов юных ленинцев рапортуют об успешном выполнении первого года пионерской двухлетки „Пионеры — Родине!“»
Делегаты съезда строителей коммунизма горячо приветствуют юных ленинцев. Это им строить коммунизм и жить при коммунизме! Какие вдохновенные мечты у наших ребят: покорить всемогущий атом, растопить Ледовитый океан, строить могучие гидроэлектростанции, быть похожими на Гиталова и Гаганову… И среди самых заветных желаний —
Промчатся годы. Вырастут Клава, Маня, Жильда, их новые друзья. Но кем бы они ни стали в жизни, они всегда будут помнить артековские костры и песни, артековскую горячую и нерушимую пионерскую дружбу. Ведь для каждого из них
Маленький каюр
Всё селение вышло провожать Иненликея. На нём была новая кухлянка, новые мягкие сапоги из оленьей шкуры, за плечами — вещевой мешок.
Растерянно и смущённо мальчик оглядывался по сторонам.
— Смотри не подкачай, каюр! — говорили мужчины, хлопая Иненликея по плечу. (Каюр — так называют на Чукотке погонщиков собак).
— Возьми, Иненликей, это тебе, — растроганно проговорила старая Рентытваль, протягивая мальчику праздничный наряд. — Никогда не расставайся с ним…
— Смотрите! Гивылькут идёт.
Да, это был он, старик Гивылькут, искусный косторез, который долго хворал и несколько месяцев не показывался из своей яранги. Толпа почтительно расступилась перед стариком. Он медленно подошёл к Иненликею, достал из-за пазухи кухлянки два желтоватых моржовых клыка и протянул их мальчику.
— Спасибо! — поблагодарил Иненликей.
Он хотел ещё сказать старому Гивылькуту, что желает ему выздоровления, но не успел. Прибыл вельбот. Иненликей сел в него и помахал рукой провожающим. Но как только вельбот отчалил от берега, мальчику расхотелось уезжать. Ему стало очень тоскливо. Вот он уезжает. А как теперь без него упряжка? Кто вовремя накормит собак? Правда, он приказал маленькому Гынону, своему брату, присматривать за ними. Но невелика надежда на Гынона…
Собаки — гордость Иненликея. Отец подарил их мальчику, когда ему исполнилось двенадцать лет. С тех пор маленький каюр и лайки — неразлучные друзья. Пожалуй, никто из ребятишек посёлка не умеет так ловко управлять нартами, как он, и никто не умеет так звонко выкрикнуть «ара-ра-ра-ярах», когда упряжка приближается к селению. Ветер свистит в ушах, упряжка несётся, словно на крыльях, Иненликей хорошо изучил повадки своих собак. Рослую лайку с серебристым отливом шерсти надо ставить в голову упряжки. Она — вожак. А вот лайку с тёмным пятном на лбу — только в конец упряжки. Если пристегнуть её в середину — быть драке. Если надо, Иненликей может заставить упряжку пройти за час даже 20 километров.
Однажды в тундре заболели олени. Иненликею поручили привезти на стойбище ветеринарного врача. Маленький каюр выполнил задание председателя колхоза. Но, когда возвращался домой, поднялась пурга. Колючий снег бил в глаза. По-волчьему завывал ветер. Иненликей потерял дорогу. Собаки, сбившись в кучу, легли на землю. Мальчик прилёг рядом и согревался их теплом.
Пурга утихла так же неожиданно, как началась. Тучи снега, подхваченные порывами ветра, неслись уже где-то далеко в море, блуждая между ледяными торосами. На небе сотнями огней вспыхнуло северное сияние. Иненликей откопал нарты и двинулся в путь.
В день отъезда на Большую Землю собаки не отходили от своего хозяина ни на шаг. Они будто чуяли скорую разлуку. Иненликей стащил из ямы, где хранилась оленина, большой жирный кусок и устроил для упряжки прощальный обед. Мать заметила пропажу. Но почему-то не наказала Иненликея.
…Вот за мысом уже скрылось селение с заброшенными ярангами по левому берегу речушки и новыми домами по правому. С давних пор чукчи прозвали это место «холодным ветром». Здесь и зимой и летом дуют ветры.
Справа по борту тянутся голые серые сопки. Слева — море. Вода в нём чёрная и кажется густой. Далеко на льдине лежит моржиха и моржонок. Моржиха на середине, моржонок у самого края. В случае опасности он сразу же нырнёт в воду. Оба греются на солнышке. Но сегодня даже моржи не интересуют Иненликея. У него дома на стене висит двустволка. Тоже подарок отца. Когда дарят ружьё — верят, что рука тверда, а глаз меткий. Правда, Иненликей ещё ни разу не уходил в море на большую охоту. Он только слушал по вечерам длинные рассказы стариков-охотников да стрелял по весне уток. Но однажды он доказал, что из него выйдет отважный охотник. Случилось это зимой. Взрослые ушли на собрание. Вдруг заливисто залаяли собаки у крайней яранги. В ней жила старая Нотан с сыном, не захотевшая переселяться в новый дом. Затем послышались крики. Иненликей схватил ружьё и выбежал из дома.
Большой белый медведь-шатун в поисках пищи забрёл в селение. Он осторожно обошёл крайнюю ярангу. Затем отодрал полог и забрался в неё, насмерть перепугав Нотан. Но в это время подоспели собаки Иненликея. Лайки клещами вцепились в медведя. Тот, отмахиваясь от них, выскочил из яранги. Тут-то его целился и выстрелил. Всё произошло молниеносно. Его похвалили за находчивость.
На другой день старая Нотан переселилась в новый дом.
…Вдали показалась бухта Лаврентия.
Иненликей думал, что будет добираться до Большой Земли много дней и ночей. Но всё вышло иначе. Вначале он летел на маленьком самолёте. Когда тот поднимался в небо, Иненликей закрывал глаза и долго не открывал их. Но когда за окном увидел море, где плавали льдины, успокоился: «Если упадём, то в море… — думал он, — уцепимся за льдину и выплывем». Мальчик не раз слышал о том, как спасали охотников, которых уносило на льдине в открытое море. Спасаться не пришлось. Самолёт спокойно сел на землю, как легко садятся на скалы белокрылые чайки. Потом Иненликей летел на длинном, как сигара, самолёте. Несколько раз поднимался к солнцу и снова опускался на землю. Даже сбился со счёта и огорчился. Как же он обо всём расскажет своему другу Гивылькуту?