В зоне тумана, стр. 38

— Ладно, — отмахнулся он. — Шучу. Говори уже, чего хотел.

— Мужика на койке видишь?

— Хлюпика? Я кивнул:

— Отводим его к Монолиту, гонорар пополам. Сколько он предлагает, ты знаешь. Готов на авантюру за полста процентов?

Мун поднял бутылку, словно предлагая выпить за мое здоровье, и надолго приложился к горлышку. Потом оторвался и занюхнул рукавом собственной куртки.

— Годится, — кивнул он, поморщившись. — Когда идем?

— Утром. Так что ты на водку не налегай.

— Слушаюсь, товарищ начальник.

Он мотнул бутылкой из стороны в сторону. Остатки водки забултыхались, заворачиваясь в прозрачную воронку.

— Ща вот это допью и больше не буду, — мстительно добавил он. — Хлюпик в курсе, что мы завтра выходим?

— Я не сплю, — буркнул Хлюпик, не поворачиваясь.

— Значит в курсе.

Пьяно ухмыльнувшись, Мун снова присосался к пузырю с сивухой.

— А ты чего хотел предложить? — припомнил я.

— Как чего? Пятьдесят процентов, — расплылся он, — за поход к Монолиту.

Мун приватизировал мою тушенку, радостно сообщив: «Я же знал, что на закусь тратиться не надо». На упрек в склонности к евреистости поведал, что он не еврей, а хохол, а где хохол прошел, там двум евреям делать нечего.

После этого довольно быстро доел тушенку, допил водку, окончательно окосев, и завалился спать на полу под дверью. Через минуту он уже храпел. Хлюпик признаков жизни не подавал. То ли все терзался вопросами устройства мироздания, то ли спал.

А вот мне не спалось. Стоило только сомкнуть глаза, как снова начинали сниться собаки. Они шли за мной по пятам. Сначала одна, потом две, три… Потом приходило понимание, что не могу уследить за все разрастающейся стаей и что вся свора сейчас кинется на меня. Тогда я просыпался.

Вскочив в очередной раз, я поднялся и подошел к окну. Распахнул створку. От глотка свежего воздуха сердце чуть подуспокоилось. Выглянул наружу. Снизу на привычном месте горел знакомый костерок. Рядом сидели неизвестные мне сталкеры. Один травил какой-то анекдот, омерзительно длинный и не смешной.

Оставив окно приоткрытым, я вернулся на свое место. Залудил солидную дозу из так и оставшейся стоять на полу купленной Хлюпиком бутылки. От водки пришел спазм, пытавшийся вывернуть сивуху обратно. Я подавил тошноту. Следом пробежала теплая волна расслабленности.

Поставив бутылку в сторону, я опустил голову на рюкзак, укрылся курткой и наконец заснул. Сон был не такой жуткий, как с собаками, но неприятный. Мне приснился Юрка…

…Лето кончилось, начался сентябрь. Впрочем, ничего не изменилось. Деревья по-прежнему стояли почти зелеными, небо по-прежнему оставалось серым. Все так же поливал дождь, может быть, он стал чуть прохладнее, но это не ощущалось. По-прежнему было сыро и тепло. Разве что каникулы закончились и занятия начались.

В институте я снова встретил Аленку. Она была весела и невозмутима, вела себя как обычно, только упорно игнорировала мое присутствие. Будто не видела меня, не замечала. А если видела, то не меня, а совершенно незнакомого человека, не вызывающего никакого интереса.

Я вроде как и не существовал для нее. При этом в ее поведении ничего не изменилось и в жизни, казалось, тоже. Она цвела, я страдал.

— Плюнь на нее, старик, — посоветовал Юрка. Мы сидели на лавочке возле института и пили дешевое пиво.

— Не могу. — Я покачал головой. — Люблю ее.

— Ну и дурак. — Юрка приник к бутылке. Кадык заходил туда-сюда, словно именно он принимал живейшее участие в перекачке пива из бутылки в моего приятеля.

— Слушай, может, ты с ней поговоришь? — робко предложил я.

Он посмотрел на меня странно. Потом поговорил и спустя пару дней посоветовал плюнуть и растереть. А еще через неделю я застал их в пустой аудитории. Они целовались, и совсем не по-дружески. Вот тогда меня переклинило.

— Пошла вон, — очень тихо приказал я. Кажется, впервые в жизни Аленка не стала спорить.

Она вышла. Юрка глупо улыбался и лопотал что-то, повторяя через фразу: «Старик, ты пойми, вы ж уже не вместе». Я не помню, как подошел к нему. Меня трясло. Я за одну минуту потерял любовь и дружбу.

— Мы же не поссоримся из-за бабы? — спросил он. Уж не знаю, в каком кино или книжке он подцепил эту фразу, но она оказалась последней.

Я ударил. Он пытался уворачиваться, сопротивляться. Кажется, он не хотел со мной драться. А я в тот момент очень хотел его убить или хоть немного покалечить. Я не видел, что делаю, да и соображал плохо. Перед глазами стояла кровавая пелена.

В себя пришел только тогда, когда в аудитории было уже человек пятнадцать. Четверо держали меня, выкручивая руки за спиной. Двое оттаскивали плюющегося кровью Юрку. Что-то зло говорил декан, яростно размахивая руками. Рядом с ним суетливо переговаривались тетечки из преподавателей. А за плечом декана гневно полыхала глазами Аленка.

Я расслабился, давая понять, что драться больше не полезу. Хватка ослабла, меня отпустили. Декану указали на меня, он начал отчитывать теперь уже персонально. Я не слышал слов. Они потеряли смысл, текли мимо каким-то ничего не значащим гулом.

— Пошли вы все на хер, — выдал я и вышел из аудитории.

Из института меня отчислили. Юрка отделался выговором. По слухам. Ни его, ни Аленку я больше никогда не видел. А потом меня загребли в армию. Не то чтобы я решил геройски погибнуть, чтоб она узнала, кого лишилась. Или чтобы «они все поняли». Вовсе нет. Просто был призыв, а у меня не было справки из института. Да и планов на жизнь не было. Кончились.

Жизнь текла куда-то. Я не сопротивлялся. Делал то, что считал нужным, и плевал на все остальное.

Вот только с той самой драки я не заводил больше друзей и близких отношений с женщинами. Редкими знакомыми вне зависимости от пола больше пользовался, но никогда никого ни о чем не просил. Со временем научился ломать людей и морально, и физически. Научился молчать и разучился улыбаться.

Армия, тюрьма и зона не располагают к улыбкам. А потом кто-то назвал меня Угрюмым. Я не сопротивлялся. Какая разница, как тебя зовут?

— Угрюмый!

Я открыл глаза. Надо мной стоял Мунлайт. Помятый с похмела, но уже при полном параде. Видать, спустился к бармену и устроил небольшой обмен, сдав вчерашний гонорар и заимев новую снарягу и оружие.

Куртка валялась рядом, я был весь мокрый.

— Ты стонал во сне, — поделился Мунлайт и ядовито улыбнулся: — Горячие бабы снились?

— Не твое дело, — пробурчал я.

— Ну и ну тя нах, — фыркнул он. — Собирайтесь, я на улице подожду. Задолбало меня твое гостеприимство.

11

Сборы были недолгими. Я все приготовил заранее, так что Хлюпика расталкивать пришлось дольше, чем собираться. До конца он так и не проснулся, спал на ходу. Интересно, что ночью делал? Или так и лежал в обиженном раздумье?

Рюкзак я ему не доверил. Во-первых, мне совсем не улыбалось в случае чего остаться без припасов и снаряжения. Во-вторых, хватит с него и «Калашникова». Помимо пистолетов и гранат, я прихватил у бармена два АК. Себе и Хлюпику, рассудив, что ему оно тоже не повредит.

Выбор оружия оказался, пожалуй, самым тяжелым. Я буквально разрывался между всевозможными вариантами автоматов, предложенными барыгой-скупщиком. В конечном счете плюнул на терзания и остановился на «калаше». Знакомый с детства автомат Калашникова казался простым, надежным и понятным, как памятник Ленину.

Теперь я глядел, как проснувшийся наконец Хлюпик бодро вышагивает с АК на плече. По моим прикидкам, бодрость эта ненадолго, очень скоро он поймет, что автомат кажется легким только первое время.

Мунлайт ждал снаружи. Между вывеской «Сто рентген» и Ареной, где он вчера выступил чуть ли не звездой сезона. Во рту торчала очередная травинка. Интересно, ему не надоело сено жевать?

Он перехватил мой взгляд и усмехнулся.

— Я раньше курил, — сообщил он, хотя я ничего не спрашивал. — Потом бросил. А привычка что-то во рту мусолить осталась.