Том 4. Москва и москвичи. Стихотворения, стр. 94
Открылась в Москве выставка «Ослиный хвост», вызвавшая в свое время много шума и критики. В. А. Гиляровский, как строгий, выдержанный реалист, относился к декадентам отрицательно, но, по заведенному обычаю, аккуратно посещал все выставки без исключения. На этой выставке мне пришлось быть с ним вместе. В одном из залов он обратил внимание на картину «Голубое в зеленом» или что-то в этом роде. С какой стороны ни зайдешь — ничего понять невозможно. Народу в зале было мало. Недолго думая, Владимир Алексеевич притащил стул, взобрался на него и быстро повесил эту картину вверх ногами.
Спустя некоторое время он заинтересовался: а как теперь висит картина? С озорными искорками в глазах, он предложил мне снова поехать на выставку. Приехали. Вошли в зал. Картина, к его удовольствию, висела по-прежнему в перевернутом виде. Никто не заметил ее неправильного положения. Так она и провисела до самого закрытия выставки…
При встрече с кем-нибудь на улице у него в руках сейчас же появлялась традиционная серебряная табакерка, а иногда и золотая — подарок друзей. Писали уже, что без табакерки его представить было невозможно. Табакерка служила ему «палочкой-выручалочкой», она помогала заводить новые знакомства, что было очень важно в работе журналиста. Он, бывало, открывает табакерку и прежде всего подносит ее тому, с кем надо познакомиться. Тот улыбается и, непривычный к подобному угощению, говорит: «Спасибо», отказываясь тем от понюшки. Гиляровский настойчив.
— Из этой табакерки нюхал Толстой, — скажет он, и тут уж трудно отказаться. Незнакомец тянет щепотку из табакерки. За понюшкой следует обычное «апчхи». В ответ на чиханье раздается «будьте здоровы», смех, и вот люди познакомились. Затем завязывается шутливый разговор, а отсюда недалеко и до серьезного. И часто бывали случаи, когда новые знакомые давали ему кончик нити, помогающей размотать целый клубок какого-нибудь крупного дела.
Табаком он угощал всех: вельмож, миллионеров, писателей, актеров, почтальонов, дворников, швейцаров, городовых, рабочих и говорил: «У меня все равны».