От первых проталин до первой грозы, стр. 33

— Ох, бедненький! — вздохнула мама.

— «А птица, говорит, такая умная, — продолжал рассказывать Михалыч, такая привязчивая. Если к ней относиться с любовью, она не отойдёт ни на шаг, так и будет следом, как собака, ходить. Летать наш попочка, к сожалению, не может, крыло давно уже сломано».

— Хорошо, что ты его взял, — одобрила мама.

— Я тоже так думаю, — сказал Михалыч. — Зачем ему там мучиться, если он никому не нужен. У нас, по крайней мере, вздохнёт свободно. Ишь как беднягу укачало в дороге!

Действительно, попугай дрожал, сидя на жёрдочке.

— Только как-то неловко вышло: такой дорогой подарок от совсем незнакомых людей, — сказала в раздумье мама, глядя на попугая и на красивую клетку, где он сидел.

— Ну, не совсем задаром, — ответил Михалыч. — Во-первых, то, что я сорок вёрст прокатился, тоже что-нибудь да стоит, а потом, я сказал, что хоть за клетку я должен расплатиться. Иначе и попугая не возьму.

— Сколько же она взяла? — сразу насторожилась мама.

— За пятнадцать рублей она её когда-то купила. Пятнадцать рублей я и отдал.

— Ну, этот подарок не очень дёшево обошёлся, — с явным неудовольствием ответила мама. — Да, забавная птичка… Однако пора всем спать. Если хочешь покушать, ужин тебя ждёт.

— Нет, я не голоден и сильно устал. Прямо спать лягу.

Очень не хотелось мне так скоро расставаться с попугаем. Но я увидел, что мама почему-то сделалась немножко не в духе, поэтому даже не попросил позволения перетащить клетку с птицей сейчас же в мою комнату.

— Алексей Михайлович верен себе, — ворчала, раздеваясь, мама, — всегда сумеет куда-нибудь свои денежки пристроить. Без этого ему и жизнь не в жизнь.

— Но ведь ты же сама сказала — нехорошо даром такой подарок брать? — не выдержав, возразил я.

— Спи, пожалуйста, не твоё дело! — рассердилась мама и продолжала ворчать: — Нет, каково! Целый день у больных просидел, а вместо гонорара попугая домой привёз да ещё сам же за него пятнадцать рублей заплатил!

Долго ещё мы с мамой никак не могли заснуть: я — от радости, мама — от негодования.

ВОТ ТАК СЮРПРИЗ!

Моё пробуждение было совсем необычным.

Я вскочил в полусне с кровати, не понимая, что происходит. За окном начинало светать. В комнате было ещё темновато, но мама тоже почему-то проснулась. В доме полнейшая тишина. И вдруг из кабинета Михалыча донёсся дикий, нечеловеческий крик.

Мы с мамой бросились туда. И что мы увидели?

На полу перед клеткой попугая сидел на корточках в нижнем белье Михалыч. Он растерянно повторял:

— Ну, что ты, ну, что тебе нужно? Перебудишь всех!

А попугай, весело поглядывая на него чёрным озорным глазком, приплясывал, сидя на жёрдочке.

В тот миг, когда мы с мамой вбежали, он приподнял свой великолепный ярко-жёлтый хохол и ещё раз издал ликующий крик. От этого крика мама заткнула уши, а я даже присел на пороге комнаты.

— Что он хочет, что ему нужно? — простонала, мама.

Попугай крикнул ещё разок.

— Ой, пусть только не орёт, я всё сделаю, что он захочет! — взмолилась она.

Мы бросились в столовую, принесли оттуда сахару, печенья, конфет.

Но попугай, видно, желал что-то совсем другое. Он сразу же до крови укусил маму за палец, когда она попыталась его угостить. А потом так заорал, что мы все в ужасе отскочили от клетки.

— Что ж теперь будет? — растерялась мама. — У меня сейчас начнётся мигрень.

— Может, попробовать его в сад вынести? — подумав, сказал Михалыч.

— А что, как он и там орать начнёт? Всех соседей разбудит. Не поймут ничего, решат, что у нас в саду кого-нибудь убивают.

— Но нужно же что-то делать! — раздражённо ответил Михалыч. — Отнесу попробую.

И мы двинулись в сад.

Впереди Михалыч, в ночных туфлях, в нижнем белье, нёс клетку с лихо танцующим попугаем; за Михалычем шла мама в капоте. Я тоже в очень лёгком туалете завершал шествие.

— Ну ты-то зачем идёшь? — недовольно обернулась ко мне мама.

— Мамочка, позволь, пожалуйста!..

— Ах, делайте что хотите! — махнула она рукой, спускаясь с террасы в сад.

Было раннее утро. Весь сад точно дымился в сизых клубах тумана. Зато вершины яблонь и груш уже ярко розовели, освещённые первыми лучами солнца. В кустах беззаботно чирикали воробьи.

Михалыч поставил клетку под старую яблоню и открыл дверцу:

— Вылезай, гадина!

Попугай не замедлил исполнить это, правда, не совсем любезное приглашение.

Он быстро вылез из клетки, оглянулся, чихнул. Видно, утренняя сырость ему не понравилась. Потом вперевалочку зашагал к яблоне и ловко, как акробат, стал карабкаться вверх по стволу, цепляясь за кору острыми когтями и помогая клювом.

Не прошло и двух-трёх минут — он был уже на верхушке. Там он от радости захлопал крыльями и» встречая восходящее солнце, издал такой потрясающий вопль, что сидевшие в кустах воробьи, как горох, посыпались в разные стороны.

В курятнике тревожно закудахтали куры, и в соседнем доме распахнулось окно.

— Ну, теперь осрамит на весь город! — охнула мама и, не оглядываясь, поспешила домой.

Мы с Михалычем грустно поплелись за ней следом.

Но, к великому нашему счастью, попугай больше кричать не стал, и мы, подождав ещё немного, разошлись по своим комнатам, чтобы соснуть ещё часок-другой.

В этот день я проснулся довольно поздно и сразу же спросил про попугая.

— Что-то молчит, — ответила мама. — Я уж боюсь в сад заглянуть. А то ну-ка увидит и опять орать начнёт.

Но мне не терпелось пойти взглянуть на своего попочку. Не такое уж это преступление, что он под утро немножко покричал. Может быть, ему сон дурной приснился или новое место не очень понравилось. А теперь огляделся как следует и больше не кричит.

Я уговорил маму, и мы вместе пошли навестить нашего весёлого баловника.

Вошли в калитку и обмерли. Мама даже глаза протёрла. Нет, это был не сон.

Вся земля под яблоней, на которой сидел попугай, была сплошь укрыта сброшенными уже спелыми яблоками. А сам виновник этого происшествия хлопотал на верхушке, добирая последние, ещё уцелевшие плоды.

Ловко перелезая с ветки на ветку, он подбирался к висевшему яблоку, срывал его своим мощным клювом, затем он брал его в лапку и выгрызал клювом с одной стороны из яблока мякоть. Потом доставал зёрнышки, с аппетитом их ел, а надкусанное яблоко бросал вниз на траву. Расправившись с одним плодом, он тут же направлялся к другому.

Результат его деятельности мы видели на земле.

— Проклятый! — с ненавистью прошептала мама, — Всю яблоню обобрал. Погубил все яблоки!

Но весёлый баловник отнёсся к маме совсем не так враждебно, как она к нему. Наоборот, он, видимо, соскучился сидеть один всё утро и очень обрадовался нашему приходу.

Глядя вниз на маму, он радостно захлопал крыльями и закричал: «Сюда, сюда, сюда!» — а потом нагнул головку и показал маме лапой, чтобы она почесала ему шею и головку.

Но мама была так огорчена гибелью всех яблок с любимой яблони, что даже не оценила это радушное приглашение.

— Мама, ты разве не слышишь, что он тебя к себе на яблоню приглашает, чтобы ты ему там головку почесала?

— Ну и полезай, если хочешь! — сурово ответила мама. И вдруг на лице её отразился ужас. — А что, если он по всему саду путешествовать начнёт! Этак он все яблони обработает, и яблочка не попробуешь.

Признаюсь, я тоже немножко огорчился. Что, если и вправду противный попка все яблоки оборвёт?

Пришёл из больницы Михалыч. Мама сразу же повела его в сад. Попугай трудился уже на втором дереве. Первое было окончательно обработано.

— Мда-а-а! — многозначительно протянул Михалыч. — Теперь понятно, почему эта проклятая старушонка так спешила его поскорее мне всучить.

— А ты ещё пятнадцать рублей ей за него приплатил! — не без ехидства добавила мама.

— Ах, оставь, пожалуйста, эти пятнадцать рублей! Я бы охотно ей и ещё приплатил, чтобы она этого чёрта назад забрала.