Девять месяцев из жизни, стр. 49
Я никогда не сниму высокие каблуки.
Я никогда не буду обсуждать запоры с незнакомыми людьми.
Ладно, посмотрим, что скажет Эд.
От: Ed – Jellette@nuy
Кому: Istone@bap
Привет, Ларочка.
Плохие новости, милая. Гарднеры никому не звонили. Ты все еще хочешь, чтобы мы повременили с отказом?
Дай знать, чем скорее, тем лучше.
Эдди
Значит, ты у нас теперь Эдди?
Кому: Ed – Jellette@nuy
От: Istone@bap
Привет, Эдди.
Только что разговаривала с миссис Гарднер. Похоже, что у них произошла некоторая задержка, но пожертвование все еще возможно. Если можешь, повремени с отказом. Виктория будет сдавать CAT в январе, а годовые оценки – ну, ты сам понимаешь, бывает, в выпускном классе она все исправит. Ты мой самый любимый член приемной комиссии. Счастливо отдохнуть!
Лара
Я отсылаю письмо и тяжко вздыхаю.
До каникул остается три дня. Дождаться бы. Год был совершенно безумный. Дети меня бесят, их родители тоже бесят, и вообще, все хуже, чем обычно. Наверное, это из-за подарков. Я всегда в конце декабря немножко бешеная, но потом приходит последняя учебная неделя, на меня сыплются подарки, и я всем все прощаю. За последние годы мне дарили пятисотдолларовый сертификат в магазины «Барнис», путевку на горнолыжный курорт в Аспене в любой уик-энд на выбор, билеты в первый ряд на концерт Мадонны, обалденную вотерфордовскую хрустальную вазу с коллекционной бутылочкой ликера, день спа-процедур в салоне на Беверли-Хиллз, а однажды я даже получила сертификат от «Гуччи», потому что один из моих родителей в тот год возглавлял их американскую маркетинговую команду.
Но в этом году мне дарят исключительно детские подарки. Розовый кашемировый комбинезончик от «ТСЕ». Пара миниатюрных замшевых ботиночек от «Тодс». Детское одеяло от «Бурберри». Серебряная ложечка от «Тиффани». В общем, сплошное чудовищное разочарование. Так и хочется спросить: ау, люди, вам мой нерожденный младенец целыми днями пишет рекомендательные письма и правит вступительные сочинения? Нет, это делаю я. Спасибо, конечно, что вы думаете обо мне, но как насчет того, чтоб подумать обо мне лично! Честное слово, ощущение такое, что про меня уже все забыли, хотя ребенок-то еще не родился. Что же будет, когда он родится?
16
Я была совершенно права: в выборе имени нельзя доверять никому. Я рассказала уже практически всем, и все они кивают головами, улыбаются и говорят мне любезности, которые на самом деле являются не чем иным, как скрытыми оскорблениями. Вот, например:
Джули: Паркер? Очаровательно. Перевод: Но уж точно не так очаровательно, как Лили.
Моя мама: Паркер? Как-то не по-еврейски. Перевод: Я знала, что, как только ты переедешь в Лос-Анджелес, ты превратишься в лицемерку, которая делает вид, что она не та, кем на самом деле является.
Случайно встреченные школьные учительницы за сорок: Паркер? Как... интересно. Перевод: Это дико и омерзительно. Как можно делать такое со своим ребенком?
Туповатая ученица, которая собирается заниматься модным дизайном и сидит в моем кабинете в огромных белых пластиковых лыжных очках: Паркер? Да ну, есть же нормальные имена, типа Бриттани или Кэйтлин. Перевод: Вот дура.
Стейси: Как? Паркер? Очень мило. Перевод: Говори, что хочешь, мне без разницы, я сейчас думаю совсем о другом.
С ней, кстати, явно происходит что-то не то. За сегодняшнее утро она уже второй раз никак не реагирует на ситуацию, которая в любое другое время вывела бы ее из себя.
Первой была толстая хиппуха, которая споткнулась о камень и чуть не разбила себе голову, потому что пялилась на меня, вместо того чтобы смотреть, куда идет.
– Извините, – сказала она. – Засмотрелась на вас, у вас такой восхитительный большой живот!
Я как всегда пришла в ярость, но Стейси, похоже, вообще не обратила на нее внимания, хотя она от таких вещей тоже приходит в ярость. На прошлой неделе она чуть не подралась с иранским старичком. Ну, начал, правда, он – «Бегать нехорошо для бэби. Камни упал, бэби выкинул», – но ему же лет восемьдесят семь, не меньше, и он бы не стукнул ее по ноге своей тросточкой, если бы она не спрашивала у него, какого хера он лезет не в свое дело. Но наезд хипповатой дамочки прошел незамеченным.
Мне кажется, это опять из-за работы. У нее появилась какая-то новая партнерша, которая на нее зуб точит, потому что Стейси моложе, умнее и красивее, так что эта зараза постоянно устраивает ей всякие подлянки.
– У тебя на работе неприятности? – спрашиваю я. – Опять Лиз что-то учинила?
Мой вопрос, похоже, ее удивляет.
– Что? А, нет. На работе все в порядке. А что такое?
– Что такое? Да ты за сегодняшнее утро раз пятнадцать пропустила законную возможность устроить бучу или наговорить гадостей. По-моему, тут есть над чем задуматься.
– У меня все в порядке, – говорит она. – Я просто немного устала. Вчера поздно легла.
Именно этот предлог я когда-то использовала в разговоре с ней, когда уже знала, что беременна, а ей говорить не хотела.
– Ладно, как хочешь. Ври дальше, если тебе так нравится.
Она пропускает это мимо ушей, и мы молча идем по дорожке, пока не доходим до бревна, у которого мы обычно останавливаемся отдохнуть. Стейси садится и делает большой глоток из своей бутылки с минералкой.
– Я с мужиком познакомилась, – небрежно произносит Стейси, как будто эти слова не являются самой грандиозной новостью, которую она мне сообщила за последние пять лет.
Ну, вы видите? Я знала, что что-то случилось.
– Кто? – спрашиваю я. – Где? Когда? И когда ты нашла время, чтобы знакомиться с мужиками?
Я ее знаю: именно этого момента она больше всего и боялась, и сейчас я не вытяну из нее ничего, кроме фактов.
– На съемках в Мексике. Юрист, работает на студии, мы с ним несколько раз обедали во время съемок. Раньше работал в центре, у О’Мелвени. Тодд Зальцман. Учился, кажется, в Йеле на юридическом и в Корнелле.
– Звучит красиво, – говорю я. – И какой у него непростительный недостаток?
Стейси обязательно находит непростительный недостаток. Сколько я ее знаю, она всегда была мастером по нахождению причин для разрыва. Этот дышит, как Дарт Вейдер, у этого уши, как у слоненка Дамбо, от этого чесноком пахнет, а этот говорит «звонит» вместо «звонит» – в общем, придумайте любую причину, и я вам гарантирую, что она уже была использована Стейси для разрыва с каким-нибудь мужиком.
Прежде чем ответить, она долго думает. Либо этот парень так крут, что она ничего не может придумать, либо недостаток настолько непростителен, что о нем просто страшно говорить. У него, наверное, третий сосок, или одиннадцать пальцев на ногах, или еще какой-нибудь довесочек, о котором и говорить страшно.
– У него двухлетний ребенок, – наконец произносит она.
Да-а, совсем не тот довесочек, о котором я думала. Ну, жена, любовница, любовник, наконец, но ребенок? Стейси и ребенок? Это уже грубое нарушение законов природы. Так не пойдет.
– Что ты имеешь в виду – двухлетний ребенок? – ору я. – Да тебе в одном помещении с ребенком находиться нельзя. Ты же его сразу придушишь.
– Кто бы говорил! Тоже мне, Супермама.
– Извини, между нами есть большая разница. Я, по крайней мере, хочу детей. Могу напомнить тебе твои собственные слова, если ты забыла: мир был бы более приятным местом, если бы всем, у кого нет и не будет детей, выделили отдельный континент.
– Не забыла, не беспокойся, и продолжаю считать, что это гениальная идея. Послушай, я же не собираюсь его усыновлять или что-нибудь в этом роде. Я просто сплю с его отцом.