Ворон и голубка, стр. 32

Только сейчас осознав, что произойдет, если рискованная затея не удастся, Синара в ужасе уставилась на Мерлина. Сможет ли она спокойно жить после такого?!

Она порывисто сжала руку Мерлина:

— Ты уверен, что все пройдет, как надо? В глазах мужа на какое-то мгновение мелькнула нежность, и она ощутила непонятную слабость.

— Я не боюсь неудачи. Как ты уже поняла, деньги способны творить чудеса, и стражники, получив взятку, будут готовы закрыть глаза на побег любого преступника. Именно это нам и нужно.

— Тебе пришлось потратить много денег?

— Какое это имеет значение? — пожал плечами Мерлин.

— Для меня имеет. Я ничем не смогу отплатить тебе. Снова между ними нарастало это невыносимое напряжение, и Синаре захотелось узнать, о чем он думает:

— Кроме того, мне неприятно, что ты завлек меня в свою постель под предлогом помощи Брендону. Не знаю, сумею ли простить тебя.

Мерлин раздраженно вздохнул:

— Это единственное, что могло привести тебя ко мне. Больше я ничего не был способен придумать, чтобы сломить твое сопротивление, показать, какой прекрасной может быть любовь.

— Все равно, — вспыхнула Синара, — не терплю, когда меня обманывают!

— Мне стыдно…

Синара молча обожгла его гневным взглядом. Мерлин опустил глаза и положил затянутую в перчатку руку поверх ее ладони:

— Ты моя жена. Я бы сделал для тебя все на свете. Все, что у меня есть, принадлежит тебе. Взамен я прошу лишь отдать мне твое сердце.

Слезы неожиданно подступили к горлу. Если бы только он не просил об этом! Единственное, что она не могла отдать ему, особенно сейчас, когда Мерлин хитростью заманил ее в свою постель, это сердце.

— Мою любовь купить нельзя, — сказала Синара, отнимая руку. — Сколько бы денег ты ни тратил на мою семью, заставить меня полюбить невозможно.

— Я всегда знал, что между нами существует взаимное притяжение, — сдержанно ответил Мерлин, — и ты не можешь этого отрицать.

— Да, согласна, что-то, несомненно, есть.

Синара с трудом находила силы дышать. Испуганно вскинувшись, она отстранилась, когда сильная рука коснулась ее бедра:

— Как же ты назовешь такое чувство, Синара? Она понимала, что это чисто физическое тяготение.

— Позволь объяснить тебе. Ладонь снова легла на ее бедро:

— Какая-то часть твоей души готова открыться для меня, но ты стараешься подавить ее, не дать вырваться наружу. — Помолчав, Мерлин добавил: — Не стоит. Живи как живется и наслаждайся каждым днем. Я здесь не для того, чтобы мучить тебя и заставлять страдать. Я хочу дать тебе счастье… насколько это в моих силах.

Он казался таким искренним, горло Синары снова сдавил неподвластный комок. Она с трудом выговорила:

— Если, конечно, мы и дальше сможем жить вместе. А вдруг ты не сможешь оправдаться и избавиться от подозрений, нас никогда больше не примут в обществе. Люди нашего класса не пожелают иметь с нами ничего общего. Неужели ты хочешь, чтобы мы вели существование отшельников, изгоев? — Синара взглянула на мужа и заметила, что его лицо исказилось от боли, тут же уступившей место обычной бесстрастной маске. Мерлин горестно улыбнулся.

— Посмотрим. Я не могу ничего обещать, тем более одобрения «людей нашего класса».

— Но тебе придется доказать свою невиновность.

— Когда настоящий убийца выдаст себя, я обрету свободу.

— Собираешься ждать, пока это случится? — не веря своим ушам, переспросила Синара. — Тогда придется ждать вечно.

— Когда я узнаю истинную причину смерти отца, сразу станет ясно, кому понадобилось убить его.

— Голос Мерлина вновь стал бесстрастным. Близость между ними, едва зародившись, куда-то исчезла.

— Чем больше времени пройдет со дня гибели отца, — пояснил он, — тем сложнее будет установить имя убийцы. Он, возможно, успел покинуть страну. Боюсь, уже слишком поздно пытаться поймать его.

— Это значит, что ты никогда не будешь свободен? — охнула Синара.

Мерлин, внезапно побледнев, устало покачал головой:

— И ты никогда не будешь танцевать на балу вместе с равными себе!

— Неудивительно, что ты так стремился жениться на мне, — презрительно бросила Синара. — Никакая другая девушка не согласилась бы выйти за тебя.

Глава 11

За обедом муж и жена почти не разговаривали. Большой обеденный стол был накрыт в столовой дома на Албермарл-стрит. Летние сумерки опустились на Лондон, накрыв большой город синим покрывалом, на котором одна за другой появлялись мерцающие звезды. Золотистое сияние окружало огоньки свечей, смягчая суровое лицо Мерлина. Он молча ел, а Синара с трудом заставляла себя пробовать лакомства, которые подавали миссис Суон и горничная Элис. Экономка заказала холодное мясное ассорти, заливной язык, копченый окорок и горошек в отеле аристократического Мейфэра, где обычно останавливались знатные люди. Пирожные с сахарной глазурью и душистые булочки она испекла собственноручно.

Синара ощущала, как отношения их становились все более натянутыми, но не могла не спрашивать себя, волнуется ли Мерлин так же, как она, при мысли о готовящемся побеге? Сможет ли он осуществить задуманное? Ничего не упущено? Как прожить завтрашний день?

Но больше всего она думала о Мерлине, остро осознавая его присутствие, наблюдая, как длинные пальцы небрежно держат бокал, взгляд темных глаз почти не отрывается от нее, широкие плечи натягивают тонкое сукно фрака… Если бы только он не был так красив… Если бы не притягивал ее до такой степени… не обладал таким обаянием… Синаре легче было бы противиться признанию в любви.

Ах, если бы только природа наградила Мерлина гнилыми зубами, слоновьими ушами, красными ручищами и огромным горбом! тогда она со спокойной совестью не обращала бы на него внимания. Но зубы у Мерлина белые и ровные, уши небольшие, а лицо и фигура привлекали восхищенные взгляды всех, даже наиболее критически настроенных женщин.

— О чем ты думаешь, дорогая? — мягко, с чуть заметной издевкой осведомился муж.

Синара виновато поспешила опустить глаза в тарелку:

— Ни о чем в особенности, — пробормотала она, делая вид, что крайне заинтересовалась ломтиком ветчины.

— Ты выглядишь очень взволнованной сегодня, — добавил Мерлин после неловкого молчания.

Синаре страстно захотелось, чтобы миссис Суон принесла наконец сбитые сливки с вином и сахаром, и можно было бы поскорее сменить тему разговора, но экономка, как назло, задерживалась.

— А я размышлял над тем, что Макс и Брендон сделаны из одного теста — Брендон, такой необузданный, гуляка и мот, но бесконечно честный и верный человек. И Макс был того же склада.

Помолчав, он поднес к губам бокал с вином:

— Поверь, доведись мне, я бы умер за Макса, как и он за меня. Ты чувствуешь то же и по отношению к брату?

Синара удивленно воззрилась на мужа. Мерлин говорил очень серьезно, словно искренне хотел проникнуть в глубины ее души.

— Я никогда не задумывалась над этим, но ты прав. Наверное, я пошла на все, лишь бы помочь Бренду.

— Знаю, — кивнул Мерлин, — если ты предана кому-то, значит, до конца. Представляешь, в детстве Макс часто брал на себя вину за мои проступки, и наоборот.

Синара радостно улыбнулась:

— И Брендон иногда защищал меня точно также. Между нами всего два года разницы, и мы всегда были очень близки.

Появилась миссис Суон с десертом. Подав сбитые сливки, она налила вино в бокал Синары, присела в реверансе и, нерешительно глядя на хозяина, спросила?

— Вам что-нибудь еще угодно, милорд?

— Ничего, миссис Суон. Благодарю вас.

Экономка вышла. Голова Синары кружилась от выпитого вина. Обычно она никогда не пила больше двух бокалов, но сегодня не замечала, что делает. Мир окрасился в размытые розовые тона. Она расслабилась, чувствуя явное облегчение оттого, что они говорили о Брендоне, а не о своих отношениях.

— Бренд никогда раньше не попадал в такой ужасной переплет, — заметила она. — Но, кажется, он не теряет присутствия духа.