Из-под лжи, стр. 10

Генерал-предатель Корнилов, назначенный февралистами на должность главнокомандующего Петроградским военным округом и собственноручно наградивший унтер-офицера Кирпичникова Георгиевским крестом за убийство офицера и провозглашавший в Штабе Верховного главнокомандующего, что "русскому солдату нужно все простить, поняв его восторг по случаю падения царизма и самодержавия" (19, с. 176), он взял на себя дерзость арестовать в Царском селе Семью Государя и, главное, Наследника Престола, которому, как и Царю, присягал на верность. Корнилов тоже погиб в 1918 году. Он возглавлял наступление белых на Екатеринодар, ночью работал за столом в казачьей хате. И единственная граната в этом предутреннем затишье поразила его здесь в висок и бедро. Чуя кару Божию в такой неестественной для солдата гибели вождя, Белая Армия содрогнулась. Судьба наступления была роковым образом решена.

Адмирал Колчак и адмирал Непенин, главнокомандующие Черноморским и Балтийским флотами, как изменники Присяги тоже погибли страшно. Непенин, еще до всякого Алексеевского опроса главнокомандующих, славший в Ставку телеграммы о том, что "нет никакой возможности противостоять требованиям временного комитета", был убит восставшими матросами в 1917 году. Колчак избежал этой участи только потому, что сбежал, бросив флот, в Петроград, а затем в Америку – учить американцев "морской минной войне". Вскоре, вернувшись в Россию, он пытался возглавить белое сопротивление в Сибири, провозгласил себя Верховным Правителем, и уже "на своей шкуре" испытав горечь измены, был выдан своими же соратниками и расстрелян в 1920 году.

В том же 1920 году умер от тифа генерал Н.И.Иванов, тот, что намеренно не выполнил приказа Государя о приведении гвардейских полков в бунтующий Петроград усмирить разбушевавшуюся чернь. Спустя неделю после "отречения" Государя Иванов поспешил заверить Гучкова в "своей готовности служить и впредь отечеству, ныне усугубляемой сознанием и ожиданием тех благ, которые может дать новый государственный строй".

Карающая десница Божия не миновала и членов Императорской фамилии, в безумстве зависти и в масонском раболепстве подготовлявших революцию своими интригами. Великие князья Михайловичи, Николай и Сергей, расстреляны, один – в Петропавловской крепости, другой – в Алапаевске. Николай Михайлович, активный масон, обратившийся к Государю с письмом, в котором требовал (что за обыкновение было у подданных Его Величества – требовать!): "Огради Себя от постоянных систематических вмешательств этих нашептываний через любимую Твою Супругу" (19, с. 108), за свою откровенно антимонархическую деятельность был выслан Государем в имение. Сергей же Михайлович уже после свержения Императора, нисколько ему не сочувствовавший, пишет в письме своему революционно настроенному брату: "Самая сенсационная новость – это отправление полковника (это об Императоре!) со всею семьею в Сибирь. Считаю, что это очень опасный шаг правительства -теперь проснутся все реакционные силы и сделают из него мученика…" (19, с. 115). Клятвопреступление, которое братья совершили, отрекшись от Присяги, приносимой каждым членом Императорского Дома перед Крестом и Св. Евангелием на верность Царствующему Императору и Его Наследнику, могло ли остаться не отмщенным?

И великий князь Павел Александрович, расстрелянный в 1918-м году в Петропавловской крепости, внешне бывший столь преданным Царской Семье, ведь это его Государыня призывала для помощи во всех трудных вопросах во время последнего пребывания Императора в Ставке, также был сознательным изменником Трона. Именно у Павла во дворце с его участием и участием начальника и юрисконсульта канцелярии Дворцового Коменданта 25-го февраля был составлен проект конституции Российской Империи (19, с. 124). И уже 21 марта 1917 года в петербургской газете "Новое время" было помещено письмо Павла Александровича, где он "преклонялся" перед "волей русского народа", "всецело присоединяясь к Временному Правительству" (19, с. 252).

Череда главных изменников скоро сошла в могилу. А мы все перебираем оставшиеся от них мемуарные листки лжи, которыми они пытались обелить себя.

2. Фабрика лжи: почему по сей день скрывают правду о цареубийстве

Нагнетание лжи после Февральского переворота и особенно сейчас имеет все те же мистические истоки – не дать русским возлюбить своего Царя, не дать им осознать, кто действительно виноват в гибели Самодержавной России. Ведь и тогда русские люди пытались осмыслить, понять, отчего постигла их пучина бед, и на их мучительные вопросы был ловко подсунут еврейский ответ – это он, ваш Царь, кровавый и жестокий, виноват во всем! И ведь верили… Как завороженные повторяли вслед еврейской лживой наглой пропаганде – "Николашка", "Царица-немка", "распутинщина"…

В первые же дни революции во всех больших городах России – в обеих столицах, Москве и Петербурге, в Киеве, Харькове, Вятке, Казани, Феодосии – были выпущены пасквили – всего 36 наименований, анонимные, под русскими псевдонимами и под подлинными еврейскими фамилиями, посвященные "гнусным делам" Царя, немки и Распутина. К примеру, стихотворное "сочинение" Льва Никулина (настоящее имя – Лейба Вениаминович Окольницкий), которое он опубликовал под псевдонимом "Анжелика Сафьянова", вышло в 1917 году в Москве и раешным стишком – так легче войдет в память – излагало все те же клеветы – развратный, пьяный мужик управляет государством, безвольным Царем (20).

Казалось, все кончено: Государь свергнут с Престола, Царская Семья в заточении, Их Друг убит. Но брошюрки и статейки все множились, чтобы, не дав людям опамятоваться, отвергнуть народную душу от плененного Государя. Так появились спешно состряпанные "под народ" "Сказки о царе-дураке, о царице-блуднице и о Гришке – распутной шишке". Так что хулительные надписи частушечного пошиба на стенах Ипатьевского дома возникли не от дореволюционного кипения "народного гнева", но от послереволюционной пропаганды, и потому убийцы и мучители Царской Семьи в охране дома Ипатьева разделяют свою вину с сочинителями хулы Никулиными-Окольницкими, Шварцами, Менделевичами и прочими клеветниками. Но это был лишь первый, скоропалительный заказ на фальсификацию, исполненный с грубой поспешностью, чтобы объяснить народу, за что "скинули" Царя. Дальнейшие фальсификации делались более осторожно, расчетливо и умно.

В 1927-1928 годах на страницах журнала "Минувшие дни", приложения к вечернему выпуску "Красной газеты", был издан так называемый "Дневник А.А. Вырубовой", о смерти которой сообщил незадолго до этого, в 1926 году, журнал "Прожектор". Подготовившими публикацию значились некто О. Брошниовская и 3. Давыдов, но в действительности это был подложный документ, составленный писателем А.Н. Толстым и историком П.Е. Щеголевым. Об этом сам Щеголев впоследствии рассказывал в интервью эмигрантскому журналу, расписав, как они с Толстым выдумывали факты и сюжеты, как спорили, что "пройдет" (чему поверят), а что "не пройдет" в их сочинении за правду. В русской эмигрантской среде фальшивку сразу распознали, явилось опровержение Анны Александровны Танеевой, к счастью, оказавшейся живой и жившей уединенно в Финляндии. Ранее были опубликованы ее подлинные воспоминания. Но не на эмигрантов-читателей рассчитывали Щеголев с Толстым. Они заботились о том, чтобы свой, советский, читатель в десятилетнюю годовщину гибели Государя и Его Семьи не вспомнил Их добрым словом.

Эта разоблаченная тогда фальшивка сослужила нам добрую службу в том смысле, что не позволяет теперь простодушно принимать на веру любой вновь обнаруженный и опубликованный документ, относящийся к Царской Семье и Ее окружению. Покажем здесь, как работают фальсификаторы "исторических документов".

Во-первых, в предисловии к Дневнику Вырубовой излагалась подробная история "рукописи", с рассказом о том, как был утерян (утоплен в проруби подругой) подлинник, будто бы собственноручно написанный Вырубовой. Во-вторых, рассказывалось, что рукопись эта была переведена на "плохой французский язык" двумя сообщницами Анны Александровны, чтобы сохранить текст от изъятия при обысках. Так что все огрехи и несходства стилистики Дневника с подлинным слогом Танеевой были списаны на издержки переводов сначала с русского на французский для конспирации, затем с французского на русский для публикации (21).