Поиск седьмого авианосца, стр. 70

Брент Росс и Йосиро Такии летели над Японским морем, когда на горизонте в восьмидесяти милях к юго-востоку показался дым. Через двадцать минут к северу от острова Цусима, как раз между Японией и Кореей, они увидели арабский конвой, над которым кружили японские самолеты. Оба транспорта уже горели, меньший — «Эль-Хамра» — погружался в воду с тридцатиградусным креном на левый борт, команда спасалась на шлюпках, плотах и вплавь. Второй — «Мабрук» — тоже был охвачен пламенем, но сохранял ход и поворачивал на север, к Владивостоку. Эсминцы, сильно пострадавшие от бомб, продолжали тем не менее яростно отбиваться, на высокой скорости зигзагами ходя вокруг «Мабрука», всей мощью своей зенитной артиллерии поддерживая его пулеметы.

«Зеро» кружились высоко в небе, а бомбардировщики заходили в очередное пике. Одновременно четыре торпедоносца «Накадзима» с обеих сторон начали атаку на «Мабрука», стараясь «взять купца в клещи». Головной бомбардировщик, нарвавшись на шквальный огонь, медленно повернулся по спирали и взорвался в море в нескольких футах от носа транспорта. Близкий недолет взметнул тонны воды у его кормы, а следующая бомба прямым попаданием накрыла-ходовую рубку — взвившийся оттуда стофутовый язык желтого пламени подкинул вверх и разбросал в стороны стальные обломки и клочья человеческих тел. Еще один недолет, еще одно попадание в мидель. Однако «Мабрук» упорно не хотел тонуть.

— Корабли топит не воздух, а вода! — прокричал Такии.

И словно в ответ ему B5N подобрались так низко, что ежесекундно встающие над поверхностью моря фонтаны вспененной воды почти касались их. Первый зацепил крылом воду, перевернулся и пустил торпеду, ушедшую высоко в небо как огромная серебристая сигара. Второй вспыхнул, превратившись в небе в огромный красный шар, напомнивший Бренту иллюминацию в честь Дня независимости. Но два уцелевших торпедоносца сумели выпустить свой смертоносный груз в цель и отвернуть. «Мабрук» мог бы уклониться от одной торпеды, но не от двух, и, пораженный в середину левого борта, подскочил, мгновенно замедлил ход и стал заваливаться на бок.

— Это уже лучше, — сказал Такии. — Теперь мы, согласно приказу адмирала, израсходуем оставшийся боекомплект.

Бомбардировщик сделал вираж, снижаясь над уже перевернувшейся «Эль-Хамрой», на красном днище которой жались друг к другу около ста человек.

— Вот и акулы, — деловито продолжал пилот. — Сделаем один заход в память Морисады Мотицуры, и арабы сами поплывут к ним на обед.

Он неторопливо прошелся на небольшой высоте вдоль киля, и Брент ощутил знакомую вибрацию — открыли огонь два 7,7-мм пулемета, выпуская по шестьсот пуль в минуту. Стальная метла смела с днища тех, кто там находился, сбросив мертвых и уцелевших в темно-красную воду, которую во всех направлениях вспарывали острые плавники обезумевших от такого пиршества акул.

— Кушать подано, — с чувством омерзения услышал Брент.

Авианосец они нашли в двухстах милях к юго-западу от Цусимы. «Йонага» поймал ветер, поднял на гафеле посадочный вымпел. Два звена патрульных истребителей пошли навстречу «двести сорок третьему», убедились, что он сможет сесть, и вновь взмыли ввысь. Над кораблем против часовой стрелки ходил по кругу еще десяток бомбардировщиков, истребителей и торпедоносцев, ожидающих своей очереди на посадку. Изуродованный B5N, пустив красную сигнальную ракету, начал снижаться.

— Немного же нас осталось, — оглядевшись по сторонам, сказал про себя Брент. — А взлетало-то девяносто три машины.

Такии, словно услышав его, произнес в микрофон:

— Кое-кто еще не добрался, и, не забудь, сильно поврежденным машинам приказано садиться в Японии.

Брент смотрел назад — оттуда, с севера, держась на небольшой высоте, очень медленно приближался одинокий «Зеро». Уже можно было различить красный обтекатель и зеленый колпак, пробоины в крыльях и фюзеляже.

— Йоси! — ликуя, выкрикнул он, а потом с губ его сорвались слова, которые испокон веку говорят друг другу оставшиеся в живых после боя: — Слава Богу! Вернулся!

Он почувствовал, что двигатель сбавил обороты: Такии сделал вираж, заходя на посадку.

13

Разбор полетов проходил скорбно и бурно — скорбно, потому что из двадцати семи бомбардировщиков, атаковавших аэродром и конвой, вернулись только одиннадцать. А бурно — потому что Йосиро Такии, как только лейтенант Даизо Сайки вошел в салон, вскочил, схватился за меч и выкрикнул ему в лицо:

— Вы трус и негодяй!

Брент, стоявший рядом, и не подумал урезонить старика.

Сайки, вспыхнув, надменно выпрямился:

— Вам дорого обойдется это оскорбление! Вы кровью смоете его!

Такии придвинулся к нему вплотную и крикнул, чувствуя за собой молчаливую поддержку сгрудившихся вокруг пилотов и стрелков:

— Вы удрали, испугавшись зениток! Вы сбросили бомбы на ферму и перебили цыплят и коз, когда мы все летели прямо в геенну.

— Я бомбил наиболее важную цель — самый крупный ангар! — Сайки не отодвинулся ни на пядь.

— Вранье! — вмешался Брент. — Я все видел своими глазами! Вы отвернули от цели — и не случайно, а намеренно! — и повели за собой еще трех-четырех летчиков! Тем самым вы дали «Мессершмиттам» время вырулить и взлететь! Из-за вашей трусости погибло несколько отличных ребят!

— Так. На вас обоих я подаю рапорт командиру корабля, и он отдаст вас под трибунал! — отрывисто бросил Такии.

— Нет, господин лейтенант, — произнес молодой летчик. — Я все видел: вы бомбили ферму.

— А я полетел за вами следом, — с горечью сказал другой.

— Что это — заговор? Бунт? — побагровел от ярости Сайки.

В эту минуту ожил динамик судовой трансляции:

— Командирам авиагрупп немедленно прибыть во флагманскую рубку.

Сайки пулей вылетел на палубу, но Такии, Брент и еще трое летчиков отправились следом.

У входа Сайки попытался оттеснить их, но адмирал Фудзита велел впустить Такии и Брента. Остальные замерли у дверей.

Рубка была полна. Подполковники Окума и Мацухара, еще не снявшие летных комбинезонов, с закопченными и выпачканными маслом лицами — лишь вокруг глаз виднелись светлые круги от защитных очков — в полуизнеможении сидели рядом с адмиралом Алленом и полковником Бернштейном. Щеки Мацухары были изрезаны мелкими осколками, а комбинезон в нескольких местах пробит пулями. Остальные офицеры штаба расположились вокруг стола в выжидательных позах. При виде Сайки Окума резко выпрямился на стуле.

Адмирал Фудзита подошел к большой карте Тихого океана:

— По данным разведки, и «Эль-Хамра», и «Мабрук» затонули, эсминцы сопровождения повреждены и ушли курсом на Владивосток. Аэродром выведен из строя — замечено лишь несколько уцелевших истребителей и ни одного бомбардировщика. — По рубке пронесся общий вздох облегчения. — Радио Пхеньяна передало сообщение о «наглом нападении японских воздушных пиратов на международный спортивный аэроклуб, повлекшем за собой значительные разрушения его самого и соседних с ним ферм». — Взглядом он нашел Сайки. — Сообщают, что их крупнейший и образцовый сельскохозяйственный кооператив вместе со всем оборудованием полностью разрушен. Аэроклуб закрыт, «иностранным спортсменам» предложено покинуть страну.

Сайки явно решил, что гроза миновала, но еще не успели стихнуть ликующие крики офицеров, как со своего места поднялся подполковник Окума.

— Лейтенант Сайки сбросил бомбы на ферму, потому что испугался зенитного огня.

— Верно! — вскочил Такии, и Брент встал рядом с ним.

— Я бомбил самый крупный ангар — объект, представляющий наибольшую угрозу, — начал оправдываться Сайки.

— Это ложь! — сказал Брент.

— Ложь! — эхом откликнулся старый летчик.

Сайки затравленно водил глазами из стороны в сторону: все, даже его друг Окума, были против него.

— Это обвинение подтвердили еще шестеро пилотов, — сказал ему Фудзита, и Брент опять удивился тому, как быстро и как много он узнал: действительно, от него ничего не могло укрыться. — Лейтенант Сайки, вы знаете, что вам надлежит сделать. Я даю на это разрешение.