Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2, стр. 65
Нет, драться просто так и просто так пускать друг другу кровь из носа Толику не хотелось. Он признавал только серьезные драки. А тут и всерьез и понарошку.
Вышел, помахивая кошелкой, Темка.
— Не понравилось? — спросил он. — Ну ты просто не раскусил еще, не понял, что к чему.
— Да нет, — ответил Толик, — понял. Неохота просто так драться.
Темка рассмеялся.
— А так охота? — и кивнул на Толика. Толик потрогал лицо рукой. На скуле вздулся фингал, зуб все шатался и кровоточил.
— И так неохота, — подтвердил он и вдруг добавил: — Вообще драться неохота…
Он вложил в эти слова свой смысл. Действительно, как устал он от этой борьбы, от этой бесконечной драки с бабкой, с мамой, с Изольдой Павловной, с отцом, с Цыпой — да кого только не было среди противников, вот даже Темка, который мирно идет рядом. Ведь ничего не произошло с тех пор, как Толик поговорил с отцом. Ничего не сдвинулось с места. Отец не вернулся, и Темка по-прежнему его новый сын. Новый сын — значит, враг.
Враг-то враг, но Толик не испытывал к Темке никаких вражеских чувств. Наоборот. Темка поступал как товарищ, нет, больше — как друг. Он не тронул его, когда Толик бросился с кулаками. Даже не вспомнил ни разу про эту глупость, а ведь это была ужасная глупость бросаться на него: он-то тут при чем? А сегодня эта драка с Цыпиной компанией. Да и вообще. Темка был старше Толика на два класса, а говорил, как с равным, не задирая нос, не хвастался, что сильнее. Вот и сейчас — шел, думал над Толикиными словами про драку и не смеялся, молчал — значит, понимал.
— А ты и не дерись! — сказал он. — Просто я уважаю сильных людей. И не только людей, — улыбнулся Темка. — Вот хочешь, прочитаю?
Они сели на лавочку, и Темка вытащил из кошелки книгу.
— Про дельфинов и про китов, — сказал он. — Мировая книга. Вот слушай! Одного кашалота загарпунили. Когда кита гарпунят, он удирает, а этот наоборот. Пошел на таран. — Темка стал читать. — «Кашалот развернулся и бросился в атаку на судно. Двенадцатиметровый кит ударил судно головой в борт. Корабль резко накренился. Удар был так силен, что заскрежетали стальные листы корпуса, многие матросы попадали, а судовые двигатели вышли из строя. Пришлось судно отбуксировать в порт». — Темка восхищенно глянул на Толика. — Видел? — воскликнул он. — Какой отважный кит!
— Так это кит! — возразил Толик.
— А ты что, хуже кита? — удивился Темка. — Любой человек за себя постоять должен!
9
С Темкой было интересно. Он знал совершенно все про дельфинов и китов и озадачивал Толика своими вопросами.
— Знаешь, — спрашивал он, — какой длины самый большой кит?
Толик пожимал плечами.
— Тридцать три метра! — восхищался Артем. — Если бы кит встал на хвост, он был бы с девятиэтажный дом. Во!
Толик удивлялся, это было на самом деле здорово — идет по улице кит, и все от него в стороны шарахаются. А Темка снова приставал:
— Сколько он весит, знаешь? Сто пятьдесят тонн. Если его на весы положить, то на другую чашку должны встать две тысячи человек…
Толик представил: целая площадь во время демонстрации.
— …или сорок автобусов! — добивал его Темка.
— А самый маленький кит, — спросил Толик, — метров десять?
— Этот самый маленький кит — мой любимый, — сказал Темка.
— Ты его видел? — удивился Толик.
— Нет… Просто он очень симпатичный, маленький, один метр.
Знания сыпались из Темки, как горох из мешка, и Толик узнавал тысячи забавных вещей. Оказывалось, что в одну секунду дельфин проплывает пять метров — как курьерский поезд мчится, — что сердце у кита весит столько же, сколько целый конь-тяжеловес, и что одной только крови у кита десять тонн, что дельфины разговаривают между собой, спасают людей в море и что мозг у дельфина больше, чем у человека.
— Ты кем будешь? — спросил однажды Темка у Толика.
Толик пожал плечами. Давно уж он не думал, кем станет. Сначала хотел летчиком или моряком, но это давно. Потом перестал думать о таком далеком, не до того было…
— А я стану акванавтом! — решительно произнес Темка.
— Кем-кем? — не понял Толик.
— Акванавтом. Значит, море изучать буду. И знаешь, чего я хочу. Приручить дельфина!
Темка глядел восторженно на Толика, глаза его блестели, словно вишни на солнце, и Толик удивился, откуда это у Темки, который живет в сухопутном городе — одна речка только рядом, — такая любовь к морю?
— Ты море-то хоть видел? — спросил Толик.
— Не! — весело ответил Темка. — Только в кино!
В кино и Толик много раз видел море, ну так что ж, этого ведь мало, и он поглядел на Темку с интересом. Значит, такой твердый у него характер, раз моря не видел ни разу, а любит его, любит дельфинов своих и кашалотов.
— Ну, это ничего! — воскликнул, весь светясь, Темка. — Меня отец обещал свозить к морю.
Отец! Это слово резануло Толика.
— Какой отец? — спросил он встревоженно.
— Да мой, мой, — помрачнел Темка. — Не волнуйся. — И закурил хмурясь. Толик задымил тоже. Как-то так получалось, что, разговаривая про отцов, они курили, хотя удовольствия было мало, а Темке так просто вредно — ведь спортсмены не курят.
— А кто он у тебя? — помолчав, спросил Толик.
Темка задумался, потом сказал:
— Нет, конечно. К морю он меня не свозит. — И добавил, горько усмехаясь: — Он у меня пьяница.
Толик испуганно уставился на Темку. Вот, значит, что.
Толик вспомнил тот вечер, хмельного отца. Он никогда не был пьяницей — правда, выпивал, но крепко только в тот вечер. И Толик не мог подумать даже, что отца можно лишиться из-за пьянства, хотя пьяные, бредущие вдоль заборов мужчины не раз встречались ему.
— Мать сперва жалела его, — сказал Темка, — в больницу лечиться возила, но он оттуда сбежал — домой пьяным вернулся. Прямо в больничном халате пришел, а под ним — ничего нет. Мать его и выгнала.
Он вздохнул, выпустил струю дыма, прикрыл глаза.
Толику стало жаль Темку, жаль его отца и мать, которых он никогда не видел, но которые мучились из-за водки, отец — не замечая этого, а мать — переживая, страдая, горюя, как Толикина мать, наверное, даже хуже.
— Ты пробовал водку? — спросил неожиданно Темка, оборачиваясь к Толику.
Он мотнул головой.
— А я пробовал, — сказал Темка. — Специально пробовал, когда дома никого не было. Узнать хотел, чего он находит в ней.
Темка замолчал.
— Ну? — подстегнул его Толик.
— Налил полстакана и выпил. Горько — ужас! Голова сразу кругом пошла, будто в нокдаун попал. А потом мутить меня стало. Тут мать вернулась, понюхала стакан и давай меня ремнем хвостать. Ревет и лупит, ревет и лупит, а я ей ничего объяснить не могу, язык еле ворочается. Испугалась, что и я запью.
Он усмехнулся.
— Твой-то тоже попивать начинает, — сказал он.
Толик вздрогнул. Отец стал выпивать? Да нет, быть этого не может!
— Врешь! — выдохнул Толик и добавил зло: — Наговариваешь ты все, потому что ненавидишь! — И сам удивился тому, как сказал. Будто он Темку уговаривал отца любить.
— Ну, знаешь, — обиделся Артем. — Что не люблю я его, это точно. Но чтобы наговаривать, ты это брось.
Верно, не тот человек был Темка, чтобы зря говорить.
— Хоть бы он ушел поскорей, — вздохнул Темка. — Вот думаю и ничего придумать не могу. Что бы такое выкинуть, чтобы он ушел? — Он повернулся к Толику. — Может, ты придумаешь?
«Что тут придумаешь, — с горечью подумал Толик. — Ведро воды на него вылить, чтобы обиделся, капкан у входа поставить? Все это ерунда, все это детские штучки, и не помогут они».
— Может, мне из дому уйти? — спросил сам себя Темка. — Я ведь давно хотел. Но куда? — вздохнул он. — Куда уйти-то?
Они бродят по городу, как два бездомных щенка, и некуда им деться. Слава богу, погода стоит хорошая, и мать Артему дает немного денег. Они покупают пончики с повидлом и запивают их сладкой газировкой — не хуже любого обеда и даже интереснее — не надо есть суп и сидеть не надо. Пожевал стоя, попил и шагай себе дальше.