Джемайма, стр. 25

— Спасибо, — я бегу вверх по лестнице. Слава богу, есть предлог не обсуждать с ними, как прошел день. Захожу в гостиную и звоню матери в Хертфордшир.

— Привет, мам, — здороваюсь я, услышав ее чопорное «алло». — Как дела?

— Неплохо, — отвечает она. — А у тебя?

— Хорошо. На работе все отлично.

— Как твоя диета? Ты похудела?

Ну вот, началось.

— Да, мам, похудела на пять килограммов за две недели, — первый раз в своей жизни говорю правду. Надеюсь, она останется довольна.

Но нет, видно, я хочу слишком многого.

— Будь осторожна, — говорит она. — Нельзя худеть слишком быстро, потом в два раза быстрее потолстеешь. Почему бы тебе не вступить в клуб для желающих похудеть, как я?

В молодости моя мать была стройной и красивой. Королева бала — так она сама себя называет. На старых черно-белых фотографиях она похожа на Одри Хепберн — обворожительная, элегантная, с какой-то особенной изюминкой.

Но это было до замужества. Когда отец ушел от нас шестнадцать лет назад, она резко начала набирать вес. После сорока, когда жизнь замедлила свой темп и стала скучной, она раздулась до размеров воздушного шара. Но моя мать не опускает руки — она превратила свой лишний вес в целое событие. Вступила в клуб желающих похудеть, завела кучу новых друзей, таких же, как она, полных женщин, мечтающих о плоских животах и стройных бедрах. Похудение стало целью всей ее жизни, и теперь она спит и видит, как бы осуществить свою мечту.

— Говорю тебе, Джемайма, это лучший способ похудеть. На этой неделе я уже сбросила два фунта. Ты бы знала, сколько у меня появилось новых друзей! Мне кажется, тебе бы это пошло на пользу.

— Хорошо, мам, — устало отвечаю я. — Я поищу такой клуб у себя в районе.

Конечно, я не собираюсь этого делать. Клуб для толстушек, уж лучше попасть в ад.

Но разговоры Джемаймы с матерью проходят по одному и тому же сценарию. Мать никогда не спрашивает ее о работе, друзьях, личной жизни. Она интересуется только ее весом. И Джемайма тут же занимает оборонительную позицию, устало вздыхает и защи — щается от нападок матери.

Понимаете, матери Джемаймы кажется, что она желает своей дочери только добра, но на самом деле она думает только о себе. Она хочет, чтобы ее дочь была стройной красавицей — на зависть соседям, хочет пройтись с Джемаймой по магазинам и лопаться от гордости за дочь, когда та втиснется в леггинсы восьмого размера, ловить восхищенные взгляды и самой восхищаться красотой дочери, хочет повернуться к продавщице и самодовольно произнести: «Ох уж эта молодежь. Так любят все облегающее».

Но это всего лишь мечты. Она любит свою дочь, но стыдится ее.

Сейчас мать Джемаймы ни за что на свете не пошла бы с дочерью по магазинам. Ей пришлось бы ощущать жалостливые взгляды, испытывать унижение, оттого что приходится ходить в специальные магазины для полных, и желание провалиться сквозь землю от насмешливых взглядов людей на улице.

Мать Джемаймы любит ее, любит по-настоящему, как только способна мать любить свою дочь. Но она мечтает, чтобы Джемайма выглядела иначе. Если бы она видела фотографию, смонтированную Джеральдиной, она бы заплакала.

— Как твоя личная жизнь? — наконец спрашивает мать.

Стоит ли рассказывать ей, что вчера я ходила на свидание с самым потрясающим мужчиной в мире и о спасателе Малибу из Калифорнии, с которым я познакомилась по Интернету? И о фотографиях?

— Отлично, — наконец отвечаю я. — Отлично.

— Какие еще новости? — Так она обычно заканчивает разговор.

— Никаких, мам, — так я обычно отвечаю. — Я тебе позвоню на следующей неделе.

— Хорошо. Молодец, что похудела. Не нарушай диету.

Кладу трубку и достаю свое фото из сумки. Только бы Софи и Лиза не увидели. Готовлю чай на троих. Потом поднимаюсь наверх, ложусь на кровать и долго любуюсь своей фотографией.

Глава 11

«Ты — красавица!»

Пришел ответ от Брэда.

«Я не поверил своим глазам, когда получил твое письмо. Ты пишешь, что я похож на модель, но посмотри на себя! Ты словно сошла с обложки журнала. Я и не думал, что англичанки такие красивые. Мне хочется услышать твой голос. Может, поговорим по телефону? Я пойму, если не захочешь оставлять свой номер телефона. Дам тебе свой. Можешь позвонить мне сегодня? 310 266 8787. Жду звонка, Джей-Джей. Пока. Брэд. ххх».

— Так, так, — призносит Джеральдина. Она читает письмо через мое плечо.

— Так, так, — повторяю я. Чувствую себя ужасно виноватой. — Что же теперь делать? По-моему, у меня неприятности.

Джеральдина смеется.

— А по-моему, очень весело. Неприятности начнутся когда он захочет с тобой встретиться. Но он на другом конце света. Уверена, этого никогда не произойдет так что, ты собираешься позвонить ему?

— Почему бы и нет? Что я теряю? Позвоню попозже.

— Спорим, у него сексуальный голос? — мечтательно произносит Джеральдина. — Если только он конечно, как все американцы, не вставляет после каждого слова «типа» и «ну».

Хихикаю.

— Ты такая циничная, Джеральдина. Иногда совсем тебя не понимаю.

— Может, я и циничная, моя дорогая Джемайма, но ты — сама наивность. Поэтому тебе нужна я — добрая фея-крестная, которая стоит на страже твоих интересов.

— Бена Уильямса, пожалуйста, — произносит женский голос на другом конце провода.

— Слушаю, — отвечает Бен, прижав трубку плечом к уху. Его руки заняты ворохом бумаг.

— Добрый день, — продолжает женский голос, очень юный и застенчивый. — Это Джеки с Лондонского Дневного Телевидения.

— О, здравствуйте! — все внимание Бена моментально переключается на разговор.

— Я — секретарь Дианы Макферсон. Сегодня утром мы получили вашу заявку. Диана хотела бы с вами встретиться, — произнося эти слова, Джеки смотрит на фотографию Бена и про себя смеется. Они с Дианой поспорили, что по телефону у Бена будет не такой сексуальный голос, как его лицо на фотографии. Джеки смеется, потому что она проиграла. Голос оказался гораздо сексуальнее.

— О! — отвечает Бен. — Потрясающе! — успокойся, внушает он себе, будь невозмутимым, это ничего не значит. — На этой неделе у меня есть свободное время, когда вам удобно?

— Нам поступили тысячи заявок, и мы хотели бы встретиться с отобранными кандидатами как можно скорее. Вы можете подъехать сегодня днем?

Сегодня днем? Даже если бы он не мог, отменил бы ваясные встречи!

— Сегодня днем — да, разумеется. В три часа?

— Отлично, — отвечает Джеки. Надо не забыть поправить макияж к трем часам. — Спросите меня в приемной. Я вас провожу.

— Мне нужно что-нибудь взять с собой?

— Нет, — смеется Джеки. — Главное, чтобы вы сами пришли.

Бен опускает трубку и оглядывает комнату. Как же здесь убого. Убогие столы, устаревшие компьютеры, люди в поношенных костюмах. Скоро, думает он, я буду работать на телевидении, где все одеваются модно и стильно. Мне не придется и вспоминать об этой жалкой газетенке.

Осторожно, Бен. Разве ты забыл старую поговорку? Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Хотя, будь вы на месте Дианы Макферсон, вы бы тоже пригласили его на собеседование.

Если честно, Бен должен поблагодарить Джеки, секретаршу, за то, что его заметили. На Лондонском Дневном Телевидении получили тысячи писем, и большинство из них отправились в отдел персонала, где их разложили на три стопки: Да, Нет и Может быть.

Но Бен оказался более сообразительным. Он адресовал свое письмо лично Диане Макферсон. Поэтому его заявка попала не в отдел персонала, а прямиком к Джеки на стол.

Кроме Бена, нашлось еще несколько потенциальных телеведущих, решивших послать заявки Диане лично. Но ни один из них не обладал столь выдающимися внешними данными.

Джеки уже собиралась запихнуть все письма в конверт внутренней почты и отослать в отдел кадров, как на глаза попалось фото Бена. Как только Джеки прочитала его письмо, она отправилась к Диане.