Дуйбол-привет!, стр. 13
По следам Промоузглингов
Прав оказался фотокорреспондент. Мистер Сэм Промоузглинг был на вес золота! Стоило появиться в популярном иллюстрированном журнале БОЛЬШОМУ РЕПОРТАЖУ О БОЛЬШОМ ЧУДАКЕ СЭМЕ, как на Верхний Дуйберг началось нашествие. Господину Харчмайеру от себя как бургомистра пришлось выправить себе же удостоверение транспортного полицейского инспектора, а господина пастора он оформил помощником инспектора.
Штука в том, что неподалеку от Верхнего Дуйберга был крутой поворот, где дорога сужалась. Двустороннее движение там было невозможно. Раньше — даже в самые снежные времена — в Верхний Дуйберг наезжало от силы десяток машин. И десяток машин уезжало. И никаких проблем не возникало, так как одна из отъезжающих машин крайне редко встречалась — именно на этом узком вираже — с одной из приезжающих. Теперь же картина изменилась: сплошной автомобильный поток змеился в гору, в Верхний Дуйберг, а оттуда сползал встречный автопоток. В теснине, на повороте, оба потока бешено засигналили и заревели моторами, пока не замерли. Вскоре гул стоял от Верхнего Дуйберга до самого шоссе, проходящего далеко внизу.
Тогда-то господин пастор встал у верхнего окончания поворота, а господин бургомистр у нижнего. У каждого было по двухцветному сигнальному жезлу. Они отрегулировали на повороте односторонний проезд. Когда пастор показывал зеленую сторону, бургомистр поворачивал свой жезл красной стороной. Пастор пропускал всегда ровно тридцать семь машин, после чего свистел в два пальца и переворачивал жезл красной стороной.
Заслышав пасторский посвист, бургомистр тут же давал зеленый сигнал. Так машины и курсировали, по тридцать семь штук — вниз-вверх. Господин пастор и господин бургомистр с ног валились от такой работы. Управлять дорожным движением без соответствующей сноровки куда утомительнее, чем отпускать пиво или принимать исповеди.
Господин Харчмайер к вечеру до того намаялся, что с трудом выдавил из себя: «Ну и славно, эхма», когда его жена, сияя от счастья, сообщила:
— Котик, что я тебе скажу! Сегодня такое было! Двенадцать бочек пива ушло и триста нар сосисок, да десять тортов, да целая свинья!
В противоположность ресторану магазин «Тюльмайер» был совершенно пуст: витрина, прилавок, стеллажи. Лишь несколько баночек с кремом для обуви на верхней полке.
— Генеральную уборку делаете? — спросил Ханси у Фанни. — Полки очистили, чтоб лучше пыль вытирать было?
Фанни прыснула:
— Что ты несешь! Мы все распродали подчистую. Сперва дула, и пены, и хлебцы под сосиски, и подвески для дул, и бутсы, и сырные булочки, и печенье, и горнолыжные очки, и видовые открытки, а когда они кончились, мы торговали солонками и ластиками. А под самый разбор один типчик даже на корм для цыплят клюнул. Им бы только купить чего-нибудь.
Марианна сказала:
— Сестры Зудмайер себе помощников подыскивают. Они уже не успевают вязать на всех желающих трехпалые рукавицы! Губерт сказал:
— А нам бы двух горничных нужно. Мама одна не успевает менять постельное белье!
Учительские сыновья сказали:
— Пасторская кухарка ящик красок себе купила и гору чашек. На всех чашках: корябает: «Привет из Верхнего Дуйберга». А в старом загоне для коз она отборную рухлядь собрала: скамеечку для дойки, сенные вилы, кадки из-под масла, коровьи колокольца. Говорит, лавку антикварную откроет.
Дети Рогмайера, Волмайера и Быкмайера сказали:
— А мы еще один этаж надстраиваем — квартирантов пускать будем!
В один прекрасный день среди машин, нескончаемой чередой тянущихся к Верхнему Дуйбергу, оказался большой грузовик. Гружен он был внушительного вида деревянным контейнером. Верхнедуйбержцы поджидали грузовик на Главной площади. В деревянном контейнере был упакован памятник, заказанный господином пастором. Памятнику отвели место напротив фонтана, перед школой. Памятник был импозантен и резан из дерева. Поначалу господин Харчмайер держал прицел на самый незамысловатый памятник первому дуйболисту, но потом решил все же, что многофигурный памятник лучше. Тем более у них вообще никакого памятника не было.
Многофигурный памятник состоял из фигуры дуйболиста с дулом и деревянной иеной, майского деревца фигуры доблестного воина, остова рождественской елки и двух цветочных венков. Первый дуйболист стоял в полный рост перед майским деревцем, доблестный воин лежал головой к майскому деревцу, между ним и первым дуйболистом покоилась деревянная пена, перед ней стоял елочный остов. Все это с обеих сторон обрамлялось цветочными вазонами. Верхнедуйбержцы были в восторге.
Те, кому удавалось выкарабкаться из автомобильной пробки и попасть в Верхний Дуйберг, чтобы выучиться дуйболу и кушать там, где кушал мистер Сэм Промоузглинг, тоже были в восторге от памятника.
Но, как на зло, в те выходные дни, когда во всем селении царили воодушевление, благолепие, яркое солнце, а на каждый квадратный метр приходилось по три туриста, все невзгоды и начались! Чего ни один человек, кроме Ханси, не заметил.
Дело было в те выходные, когда в деревню снова приезжали Верхенбергеры и Низбергеры. Ханси, который дружил с Карин, поджидал у путевого указателя «Мерседес» Верхенбергеров. Ждал он четыре часа и уже трясся от холода, как овечий хвост. Наконец, «Мерседес» появился, за ним показался и «БМВ» Низбергеров. Завидев Ханси, Карин на ходу вылезла из машины, что было проще простого, поскольку автокараван продвигался черепашьими темпами.
— Где это вас носило? — сказал Ханси, стуча зубами. — Я чуть концы не отдал!
— Я сама думала, что концы отдам! — простонала Карин. — С шести утра безвылазно в этом дурацком сундуке!
С шести утра прошло более семи часов. А до Верхнего Дуйберга даже черепашьими темпами добираться значительно меньше.
— Загибаешь, — сказал Ханси.
— Не загибаю ни капельки! — воскликнула Карин. — Мы четырнадцать долин из девяноста семи объездили!
— Зачем?
— Затем, что папа и господин Низбергер побывали там во многих магазинах и у многих бургомистров!
— Зачем?
— Затем, что многие магазины и бургомистры обратились к пане и господину Низбергеру!
— Зачем?
— Да затем, что многие магазины и бургомистры тоже хотят закупить у них пены, дула и все прочее!
— Зачем?
— Затем, что там сейчас тоже снега не густо, весь почти сошел. К тому же дуйбол сейчас в большой моде!
Тут уж Ханси перестал спрашивать — «зачем».
Ханси было наплевать, что господа Низбергер и Верхенбергер сбывали свои пены и дула где-то на стороне, но Ханси знал, что его отцу на это далеко не наплевать. Вообще-то надо бы ему все немедленно рассказать, подумал Ханси. Вообще-то плевать я хотел на это с высокой колокольни, подумал Ханси и никому ничего об этом не сказал. Но на другой день все же справился у Карин, сколько пен и дул намечено продать. Карин посмотрела в книге заказов своего отца. Она сказала:
— Очень много, Ханси!
Ханси и Карин долго внимательно изучали книгу заказов. Они установили, что каждая долина заказала по нескольку пен, но одна долина, тридцать седьмая слева, затребовала триста красных пен, двести зеленых и сто синих да еще сотню малышовых пен в горошек. Долина и само местечко в долине назывались Альпийское Колено.
Карин сказала:
— Да, да, теперь припоминаю. Они заказали еще дикое количество дул. Они тоже хотят стать центром дуйбола!
— У них что, не все дома? — спросил Ханси. Карин пожала плечами.
— Как раз все. А вот снега у них нет, а деньги зарабатывать, небось, тоже хочется!
— Тогда у них скоро такая же петрушка будет, как здесь! Ханси и Карин сидели в комнате Карин. От дома Карин до деревни — кусок приличный. Тем не менее по узкой просеке перед старинным деревенским домом парами фланировали отдыхающие. Словно школа для взрослых совершала экскурсию. Карин посмотрела в окно. Она сказала:
— Тоже ничего хорошего. Может, у нас тогда что-то изменится. Может, все в Альпийское Колено переберутся или разделятся. Половина тут, половина в Альпийском Колене!