Всадник без головы, стр. 67

Скоро ирландец убедился, что это действительно лошади. Ему показалось, что их было четыре. Они, несомненно, принадлежали тем четырем воинам, которые превратили хижину мустангера в игорный дом. По-видимому, лошади были привязаны к дереву, но ведь хозяева могли быть рядом...

При этой мысли Фелим хотел уже повернуть назад. Но вдруг он услышал голоса, доносившиеся с противоположной стороны,-голоса нескольких человек, говоривших повелительным и угрожающим тоном.

Потом последовали крики ужаса и лай собаки. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь треском ломающихся ветвей, точно несколько человек в паническом страхе бежали сквозь кусты.

Фелим продолжал прислушиваться; шум становился все громче, – бегущие приближались к кипарису.

Кипарис был окружен молодыми побегами, в черной тени которых и укрылся Фелим.

Едва успел слуга спрятаться, как появились четыре незнакомца и, не останавливаясь, кинулись к лошадям.

Пробегая мимо, они обменялись несколькими словами, которых ирландец не понял; но в их тоне звучал ужас. Лихорадочная поспешность этих людей подтвердила его предположение. По-видимому, они бежали от какого-то врага, который напугал их до смерти.

Рядом с кипарисом была небольшая поляна, ярко освещенная луной. Четыре беглеца должны были пересечь эту поляну, чтобы добраться до своих лошадей. И, когда они попали в полосу лунного света, Фелим отчетливо увидел их обнаженные красные спины.

Он узнал в них четырех индейцев, которые так бесцеремонно расположились в хижине мустангера.

Фелим оставался в своем тайнике до тех пор, пока по доносившемуся топоту не определил, что всадники поднялись по крутому откосу на равнину и быстрым галопом помчались прочь, явно не собираясь возвращаться.

Тогда он вышел из своего убежища и, всплеснув руками, воскликнул:

– Святой Патрик! Что же это означает? Что этим чертям здесь понадобилось? И кто гонится за ними? Ясно, что кто-то здорово их напугал. Не тот ли самый? Клянусь, что это он! Я слышал, как рычала собака, а ведь она убежала за ним. О Господи, что же это такое? А вдруг он, в погоне за ними, прискачет сюда?

Боязнь повстречаться с загадочным всадником заставила Фелима снова спрятаться под деревом. В трепетном ожидании он простоял еще некоторое время.

– В конце концов, это, наверно, всего лишь шутка мастера Мориса. Он возвращался домой, и ему захотелось напугать меня. Хорошо, что он подоспел как раз вовремя и напугал краснокожих – ведь они собирались ограбить и убить нас. Дай-то Боже, чтобы это был он! Только я ведь его уже давно видел... Сколько же времени прошло? Помню, что выпил я изрядно, а теперь хоть бы в одном глазу... Да, не нашли ли они мою бутыль, эти индейцы? Я слыхал, что они любят это зелье не меньше нас, белых. Да ведь если они отыскали бутыль, то там, наверно, и капли не осталось! Надо вернуться и проверить. Их теперь нечего бояться. Они так понеслись, что теперь и след их уже простыл.

Снова выбравшись из своего убежища, Фелим направился к хакале.

Он пробирался с опаской и несколько раз останавливался, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь поблизости.

Успокаивая себя правдоподобным объяснением случившегося, Фелим все же по-прежнему боялся новой встречи с всадником без головы, который дважды появлялся около хижины и теперь мог быть уже внутри.

Если бы не надежда найти «капельку» в бутыли, он, пожалуй, не решился бы до утра вернуться домой. Однако желание выпить было сильнее страха, и Фелим, хотя и нерешительно, вошел в темную хижину.

Света он не зажег – в этом не было нужды: он достаточно хорошо знал хижину и особенно то место, где обычно стояла бутыль.

Но в заветном углу бутыли не оказалось.

– Черт бы их побрал! – воскликнул он с досадой. -Похоже, что они до нее добрались! А то – почему ее нет на месте? Я оставил ее там. Отлично помню, что оставил ее там... Ах, вот ты где, моя драгоценная! – продолжал он, нащупав наконец ивовую плетенку. – Да ведь они осушили ее, скоты эдакие! Чтоб на том свете черти припекли этих краснокожих воров! Украсть вино у спящего! Ах ты, Господи! Что же мне теперь делать? Опять спать ложиться? Да разве заснешь без выпивки с мыслями о них и о том, другом? А ведь ни капли не осталось... Стой! Пресвятая Дева, Святой Патрик и все остальные! Что это я говорю? А полная фляга! Я ведь ее в чемодане запрятал. Наполнил до самого горлышка, чтобы дать мастеру Морису в дорогу, когда он в последний раз собирался в поселок. А он забыл ее захватить с собой. Помилуй Бог, если только индейцы добрались своими грязными лапами до нее, я сойду с ума!.. Гип-гип, ура! – закричал Фелим после того, как некоторое время рылся в чемодане. – Ура! Вот счастье-то! Краснокожим невдомек было сюда заглянуть. Фляга полна – никто и не дотронулся до нее! Гип-гип, ура!

После этого радостного открытия ирландец пустился плясать по темной хижине.

Затем наступила тишина, потом скрипнула отвинчиваемая пробка, и громкое бульканье возвестило, что жидкость быстро переливается из узкого горлышка фляги в горло ирландца.

Через некоторое время этот звук сменился чмоканьем и возгласами удовольствия.

Бульканье сменялось чмоканьем, а чмоканье – бульканьем до тех пор, пока не раздался стук упавшей на пол пустой фляги.

После этого пьяные выкрики некоторое время чередовались с пением, диким хохотом и бессвязными рассуждениями о краснокожих и безголовых всадниках, повторяясь все тише и тише, пока, наконец, пьяное бормотание не перешло в громкий храп.

Глава LII. ПРОБУЖДЕНИЕ

Второй сон Фелима длился дольше первого. Уже близился полдень, когда он наконец очнулся, и то от ведра холодной воды, вылитой ему прямо на голову. Это отрезвило его не хуже, чем вид краснокожих дикарей.

Душ ему устроил Зеб Стумп.

Выехав из ворот Каса-дель-Корво, старый охотник направился самой короткой дорогой или, вернее, тропой к реке Нуэсес.

Не тратя времени на изучение следов, он пересек прерию и выехал к известной читателю просеке.

Сопоставляя слова Луизы Пойндекстер с тем, что он сам знал о людях, которые отправились на поиски, старый охотник понял, что Морису грозит опасность.

Вот почему он торопился приехать на Аламо раньше их; вот почему он старался избежать встречи с ними по дороге.

Он знал, что, если он встретится с отрядом, никакие увертки не помогут, и ему волей-неволей придется указать дорогу к жилищу предполагаемого убийцы.

На повороте просеки Зеб, к своему огорчению, увидел сбившихся в кучу «регулярников» – они, по-видимому, изучали следы.

Старого охотника утешало только то, что сам он остался незамеченным.

– Черт бы их побрал! – пробормотал он с горечью. – Как это я не догадался, что могу встретить их здесь! Теперь надо вернуться и ехать другой дорогой. Это задержит меня на час. Поворачивай, старуха! Нам с тобой не повезло. Тебе придется сделать лишних шесть миль. Живей, моя кобылка! Назад! Но-но!

Сильным рывком натянув поводья, Зеб заставил кобылу повернуть и поскакал обратно.

Выехав из просеки, он направился сначала вдоль опушки, а потом снова въехал в заросли по той же тропе, которой накануне воспользовались Диас и трое его сообщников. Отсюда он скакал без остановок и приключений, пока не спустился в долину Аламо.

Недалеко от хижины мустангера он слез с лошади и со своей обычной осторожностью продолжал путь пешком.

Дверь, обтянутая лошадиной шкурой, была закрыта, но в ней зияла дыра. Чтобы это могло значить?

Зеб не только не мог ответить на этот вопрос, но даже не знал, что предположить.

Еще с большей осторожностью стал он подкрадываться к хижине,– можно было подумать, что он выслеживает антилопу.

Охотник обошел хижину под прикрытием деревьев и пробрался к навесу позади нее; опустившись на колени, он стал прислушиваться.

Перед его глазами была щель – там, где одна из жердей была сдвинута,– а лошадиная шкура сорвана. Зеб посмотрел на нее с удивлением, но, прежде чем он успел догадаться, что тут произошло, из хакале донесся звучный храп – так храпеть мог только Фелим.