Всадник без головы, стр. 65

Наконец она перестала колебаться и выехала на поляну.

Там взад и вперед бегала оседланная лошадь. На земле лежал какой-то человек, руки которого были стянуты лассо. Рядом валялись сомбреро и серапе, но, по-видимому, принадлежавшие не ему. Что же здесь могло произойти?

Мужчина был одет в живописный мексиканский костюм. На лошади – нарядный чепрак мексиканской работы.

Сердце Луизы наполнилось радостью. Мертв этот человек или жив, но он безусловно тот, кого она видела с асотеи, и не Морис Джеральд.

До последней минуты Луиза всем сердцем надеялась, что это не он, и ее надежды сбылись.

Она подъехала ближе и взглянула на распростертого человека; посмотрела на его лицо, которое было обращено вверх, потому что он лежал на спине. Ей показалось, что она где-то видела его, хотя и не была в этом уверена.

Было ясно, что он – мексиканец. Не только одежда, но и черты лица выдавали испано-американский тип.

Его наружность показалась ей довольно красивой.

Но не это заставило Луизу соскочить с лошади и с участием наклониться над ним. Она поторопилась помочь ему, радуясь, что он оказался не тем, кого она боялась найти здесь.

– Кажется, он жив,– прошептала она. – Да, он дышит.

Петля лассо душила его. В одно мгновение Луиза ослабила ее; петля поддалась легко.

«Теперь он может дышать свободнее. Но что же тут произошло? На него набросили лассо, когда он сидел на лошади, и стащили на землю? Это наиболее вероятно. Но кто это сделал? Я слышала здесь женский голос – я не могла ошибиться... Но вот мужская шляпа и серапе, которые принадлежат не ему. Может быть, здесь был другой мужчина, который уехал с женщиной? Но отсюда ускакала только одна лошадь... А, он приходит в себя! Слава Богу! Я сейчас все узнаю».

– Вам лучше, сэр?

– Сеньорита, кто вы? – спросил дон Мигуэль Диас, поднимая голову и с беспокойством озираясь вокруг. – Где она?

– О ком вы говорите? Я никого здесь не видела, кроме вас.

– Карамба! Как странно! Разве вы не встретили женщину верхом на серой лошади?

– Я слышала женский голос, когда подъезжала сюда.

– Правильнее сказать – дьявольский голос, потому что Исидора Коварубио де Лос-Льянос настоящий дьявол!

– Разве это сделала она?

– Будь она проклята! Да!.. Где же она? Скажите мне, сеньорита.

– Я не знаю. Судя по топоту ее лошади, она спустилась по склону холма. Наверно, это так, потому что я подъехала с другой стороны.

– А!.. Вниз по склону холма – значит, она поехала домой... Вы были очень добры, сеньорита, освободив меня от этой петли,– я не сомневаюсь, что это сделали вы. Может быть, вы не откажете и помочь мне сесть на лошадь? Я надеюсь, что смогу удержаться в седле. Здесь, во всяком случае, мне нельзя больше оставаться. Мои враги недалеко... Пойди сюда, Карлито! -сказал он лошади и как-то особенно присвистнул. – Подойди поближе, не бойся этой прекрасной сеньориты. Не она сыграла с нами эту злую шутку. Ну, иди сюда, мой конь, не бойся!

Лошадь, услышав свист, подбежала к хозяину, который уже поднялся на ноги, и позволила ему взять себя под уздцы.

– Если вы мне поможете, добрая сеньорита, я, пожалуй, смогу сесть в седло. Как только я буду на лошади, мне нечего опасаться преследования.

– Вы думаете, что вас будут преследовать?

– Кто знает? Как я уже сказал вам, у меня есть враги. Впрочем, неважно... Я чувствую еще большую слабость. Вы ведь не откажетесь помочь мне?

– Я охотно окажу вам любую помощь, какая только в моих силах.

– Очень вам признателен, сеньорита!

С большим трудом удалось молодой креолке подсадить мексиканца в седло. Он покачнулся, но удержался в нем.

Подобрав поводья, он сказал:

– Прощайте, сеньорита! Я не знаю, кто вы. Вижу только, что вы не мексиканка. Американка, я думаю... Но это все равно. Вы так же добры, как и прекрасны. И, если только когда-нибудь представится случай, Мигуэль Диас отплатит вам за эту услугу.

Сказав это, Эль-Койот тронул поводья; он с трудом удерживал равновесие и поэтому ехал шагом.

Несмотря на это, он скоро скрылся из виду, – деревья заслонили его, как только он пересек поляну.

Он поехал не по одной их трех дорог, а по узкой, едва заметной тропе.

Молодой креолке все это показалось сном, и скорее странным, чем неприятным.

Но эта иллюзия быстро рассеялась, когда она подняла и прочитала валявшееся на земле письмо, потерянное Диасом. Письмо было адресовано «дону Морисио Джеральду» и подписано «Исидора Коварубио де Лос-Льянос».

Луиза взобралась в седло почти с таким же трудом, как только что уехавший мексиканец.

Переезжая Леону на обратном пути в Каса-дель-Корво, она остановила лошадь посередине реки и в каком-то оцепенении долго смотрела на поток, пенящийся у ее ног. На ее лице было выражение глубокого отчаяния. Будь это отчаяние хоть немного глубже – и воды Леоны сомкнулись бы над ее головой.

Глава L. СХВАТКА С КОЙОТАМИ

Лиловые тени техасских сумерек уже спускались на землю, когда раненому, проделавшему мучительный путь сквозь колючие заросли, наконец удалось добраться до ручья.

Он утолил жажду и растянулся на траве, забыв о своей тревоге.

Нога болела, но не очень сильно. О будущем он сейчас не думал – он слишком устал.

Ему хотелось только одного – отдохнуть; и прохладный ветерок, покачивавший перистую листву акации, убаюкивал его.

Грифы улетели на ночлег в заросли; избавленный хоть на время от их зловещего присутствия, он скоро заснул.

Но спал он недолго. Снова разболелись раны и разбудили его. Именно боль, а не лай койотов, не давала ему спать до утра.

Он не боялся койотов, которые рыскали кругом; они, как шакалы, нападают только на мертвых или на умирающих, а он знал, что рана его не смертельна.

Ночь тянулась мучительно долго; страдальцу казалось, что день никогда не наступит.

Утро пришло наконец, но и оно не принесло радости -вместе с ним опять появились черные птицы, а койоты не ушли. Над ним в ярком свете нового дня снова парили грифы, а вокруг него повсюду раздавалось отвратительное завывание койотов.

Он подполз к ручью и снова напился.

Теперь он почувствовал голод и огляделся в поисках пищи.

Неподалеку рос гикори. На его ветках футах в шести над землей висели орехи.

Раненому удалось доползти до дерева, хотя это причинило ему мучительные страдания.

Костылем он сшиб несколько орехов и немного утолил голод.

Что же делать дальше?

Уйти отсюда было невозможно. Малейшее движение причиняло ему невыносимую боль, напоминая о том, что oн совершенно не способен передвигаться.

Он до сих пор не знал, что случилось с его ногой, – она так распухла, что он ничего не мог прощупать. Все же ему казалось, что у него раздроблено или вывихнуто колено. И в том и в другом случае пройдет много дней, прежде чем он сможет владеть ногой. А что ему делать до тех пор?

Несчастный почти не надеялся на помощь. Ведь он кричал до хрипоты, но никто не услышал; и, несмотря на это, время от времени снова раздавался его глухой крик – это были слабые проблески надежды, борющейся с отчаянием.

Он был вынужден оставаться на месте. Придя к этому заключению, юноша растянулся на траве, решив терпеть, пока хватит сил.

Ему потребовалась вся сила воли, чтобы вынести эти страдания, и все-таки с его губ иногда срывались стоны.

Совершенно измученный болью, он уже не замечал, что делается вокруг. Черные птицы по-прежнему кружили над ним; но он уже привык к этому и не обращал на них внимания даже тогда, когда свист их крыльев раздавался над самой его головой.

Но что это? Какие-то новые звуки?

Послышался топот маленьких ног по песчаному берегу ручейка, он сопровождался прерывистым дыханием.

Раненый оглянулся, чтобы узнать, в чем дело.

«А, это только койоты»,– подумал он, увидев десятка два этих животных, снующих взад и вперед по берегу.