Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде), стр. 30

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЖАРКИЙ УГОЛЁК И БРЕНДИ

В аэропорту Люксембурга после того, как наши пожитки проплыли по багажному транспортёру, мы ещё около часа ждали, когда же появятся велосипеды. И только когда все наши попутчики разобрали багаж, двери подсобки широко распахнулись, оттуда тяжёлой походкой вышли двое дюжих носильщиков и со всего размаха метнули коробки с велосипедами через всё багажное отделение. Громоздкие картонные контейнеры пронеслись по воздуху, с налёту врезались в перила в конце комнаты, с грохотом отскочили от пола и шустро проскользили вдоль стены к лестнице, ведущей в холл нижнего этажа. Разом перемахнув через транспортёр, мы с Ларри чудом успели схватить коробки в тот момент, когда они уже были готовы всей тяжестью обрушиться вниз.

С трудом взломав коробки, мы осмотрели велосипеды, чтобы убедиться, не пострадали ли они во время полёта и от «доставки по воздуху» в багажном отделении. Лишь небольшие царапины на рамах, ничего серьёзного. Мы насадили педали и передние колёса, подняли сиденья, привернули рули, навьючили пожитки и выкатили велосипеды на улицу.

После влажной флоридской жары пронзительный холод, встретивший нас за дверью аэровокзала, показался нам полярным морозом. Прежде чем двинуться в город, мы натянули свитеры и ветровки. Тремя часами позже мы отправились в Испанию — в двадцатичасовое путешествие по железной дороге с тремя пересадками. Скарб всю дорогу оставался при нас, велосипеды мы сдали в багаж, теперь уже без контейнеров.

Добравшись до Барселоны, после трансатлантического перелёта и суток тряски в вагоне, мы чувствовали себя как зомби. На вокзале я, пошатываясь, доковыляла до багажного отделения и предъявила корешки квитанций служащему.

— Велосипеды? Ещё нет. Маньяна, завтра,— отмахиваясь, прокричал он.

Когда на другой день мы наведались снова, велосипедов всё ещё не было, и мы сникли.

— Пора бы им уже быть,— пробормотал Ларри.— Похоже, потерялись или увели.

Мы заглянули справиться и на следующий день, и снова: «Маньяна, маньяна». Но на четвёртый день при нашем появлении охранник багажного отделения просиял. Он слетал в подсобку и вернулся с нашими верными спутниками. Они пережили путешествие из Люксембурга без единой царапинки.

Первые две недели в Испании мы провели у Долли, моей ровесницы. Мы подружились пять лет назад, работая в одной фирме в Барселоне. Теперь она жила в Барселоне в собственной квартире с мужем Санти и двухлетней дочуркой Алисией. Две недели Долли потчевала нас до отвала пряными испанскими кушаньями: паэллой, чечевичной похлёбкой, цыплятами в томате, черносливом и кедровыми орешками в меду, тушёными артишоками с колбасой. В придачу ко всему река вина и бренди. Санти и Долли было о чём порассказать. Теперь, когда не стало Франко, Испания упивалась свободой слова, и все без умолку говорили о политике, гражданской войне и Католической церкви — на темы, которые большинство испанцев не могло откровенно обсуждать в течение десятилетий. Мы болтали, шутили и постоянно ходили по гостям.

Замечательно было снова оказаться среди друзей, однако к концу второй недели нас потянуло бежать прочь из большого города. После семи месяцев бивачной жизни, моря свежего воздуха и физической нагрузки торчать в трёхмиллионном, заполонённом толпой городе было невыносимо до удушья. Сплошные пробки, шум, сажа и пыль. Улицы были настолько запружены транспортом и окутаны смогом, что нам ни разу не удалось как следует поработать педалями или пробежаться для сохранения формы. При обильной еде, изрядных возлияниях и отсутствии ежедневных тренировок серьёзная физическая нагрузка вызывала тошноту. Мы поняли: пора «по коням» — и в путь, в «глубинку».

В то утро, когда мы уезжали из Барселоны, шёл дождь. Долли и Санти уговаривали нас остаться ещё на денёк и переждать, но нам что — мы люди привычные. Нас звала дорога. Только вот пугали испанские водители. Я молилась о том, чтобы не повторился «флоридский вариант». Нам и так придётся хлебнуть лиха на однополосных захолустных дорогах, сплошь в выбоинах и ухабах; для полного счастья не хватало только маньяков за баранками.

Несмотря на дождь, было здорово опять почувствовать волю и лететь вперёд, прочь от толп, вдыхая свежий воздух и чувствуя, как согреваются в работе мышцы. Мы двинулись вдоль взморья в Кадагес — крохотный, не тронутый цивилизацией рыбацкий посёлок, расположенный в сотне миль к северу от Барселоны, где собирались провести около месяца, коротая остаток зимы. Узкие дороги побережья были круты и извилисты. Скалистые прибрежные горы местами поросли соснами. По дорогам бродили стада коз. Песчаные пляжи обвивали подножия отвесных скал, а бирюзовые с переходом в глубокую синь воды Средиземного моря были усеяны рыбацкими судёнышками.

Машин почти не было. Орды туристов хлынут сюда только месяца через три-четыре. Промышленный транспорт придерживался autopistas [*], удалённых от моря. Случайные грузовики и легковые авто, проезжавшие мимо нас, только прибавляли нам бодрости уже воспрянувшего духа. Не было случая, чтобы водители нетерпеливо сигналили или норовили «размазать». Сбросив скорость, они, как вашингтонцы, ползли за нами, повторяя изгибы дороги до тех пор, пока не находили совершенно безопасного места для обгона. Обходя нас, они всегда отчаянно махали руками, выкрикивая слова поддержки.

В Каталонии, северо-восточной провинции Испании, нас приветствовали не только водители. Стоило каталонским крестьянам завидеть нас на дороге, как они мигом бросали работу и принимались вопить: «Estupendo! Fabuloso! Que coraje!» или «Vaga con Dios» [*]. Я ехала в чёрных коротких велосипедных шортах, но никого, похоже, не смущал вид моих голых ног. Все были в таком восторге от встречи с иностранцами, путешествующими по Испании на велосипедах, что совсем не обращали внимания на амуницию.

По пути в Кадагес мы не пропускали ни пляжей, ни пуэбло [*] и останавливались поболтать с прохожими. Ежедневно перед ленчем мы заворачивали в какой-нибудь городок или посёлок и прямиком устремлялись на рынок за апельсинами, помидорами и сыром, затем — в пекарню за батоном белого хлеба с хрустящей корочкой, а напоследок заглядывали в одну из многочисленных бакалейных лавочек за йогуртом.

Рыночные площади вечно кишели чёрными свитерами и юбками. Проталкивающиеся от прилавка к прилавку в поисках выгоднейших цен хозяйки тащили тележки для покупок, нейлоновые прямоугольные корзинки на колёсах. Испанки громко торговались и азартно спорили, не забывая обсудить утренние местные новости у каждого прилавка, чем превращали обычный «продрейс» в процесс приятного времяпрепровождения. Многие женщины, за которыми хвостиками тянулись их «ниньос» [*], ежедневно убивали более часа, странствуя по рынку и рассеянным по городу мелким лавчонкам.

Когда мы въезжали на рыночную площадь, женщины тучей обступали нас, любопытствуя, чем любят подзакусить иностранцы. Испанцы гордятся своими фруктами и сырами, и им было всегда приятно, когда мы спрашивали валенсийские апельсины и козий сыр. Обнаружив, что мы говорим по-испански, они принимались выуживать из нас всё, что им хотелось знать. Расспрашивали вплотную притиснутые к нам дамы, ответы передавались из уст в уста, расходясь кругами до самого края толпы. Женщины неизменно осведомлялись, есть ли у нас дети, а мой ответ заставлял их хмуриться и качать головой.

— Нет деток? Какая жалость,— тихо ворковали они. После чего кто-нибудь сочувственно похлопывал меня по плечу, уговаривая не переживать, мол, ещё не всё потеряно.

Обычно мы расправлялись с ленчем где-нибудь на скамейке на одной из обсаженных деревьями городских площадей, в окружении стариков каталонцев в традиционно чёрных беретах, брюках и свитерах. Стоило нам с Ларри вырулить на площадь, как старички непременно ковыляли обследовать наши велосипеды и выпытать, кто мы и откуда. Они всегда спрашивали, не французы ли мы, поскольку французы — страстные велосипедисты. Узнав, что мы американцы, они ударялись в воспоминания о том, как дядюшка или кузен такой-то отправился в Новый Свет попытать счастья где-нибудь в Чикаго, Майами или Нью-Йорке.