Артековский закал, стр. 5

Ребята не заметили, как зашло солнце и начало темнеть. С моря повеяло прохладой. По команде ведущего костровые зажгли костёр и он осветил лица присутствующих. Высоко вверх взлетали искры чудесного пионерского костра, а ведущий объявлял следующий номер:

— Испанский народный танец «Фламенко» в исполнении Авроры Модесто.

И снова Аврора! Недаром и на родине она поспевала всюду, о чём рассказывали её товарищи. На средину круга вышла… цыганка, — таким был костюм исполнительницы. Рядом стал гитарист и ещё один испанец, держа в руках что-то похожее на короткие ложки. Зазвучала гитара, звонко застучали кастаньеты, Аврора сорвалась с места и вихрем понеслась по кругу. Извергая ливень темпераментных огненных движений. Что это был за танец! Подобного, наверное, никому не приходилось раньше видеть! Музыка, ритм танца, чудесное исполнение юной артистки загипнотизировали зрителей, большинство артековцев стояли, хлопая в ладоши в такт танца. Также неожиданно танец оборвался, Аврора поклонилась публике и быстро убежала. Но её тут же возвратили громкие аплодисменты, и снова звенела-плакала гитара, и снова Аврора кружилась в ритме танца.

По окончании все скандировали: «Молодец!» «Молодец!»

Раскрасневшаяся испанка, тронутая бурно проявившимся вознаграждением сотен артековцев беспрестанно кланялась, приложив руку к груди, потом сделала легкий реверанс и грациозно убежала с импровизированной сцены. О чём думалось Авроре в эти минуты?

Возможно, ей припомнилась далёкая Андалузия в родной, растоптанной, но не покоренной, Испании и последние бои республиканских батальонов, или вспоминала неизвестно где проживающих родителей? Пожалуй, более вероятно, она была глубоко благодарна своей новой — Советской Родине, которая заменила во всём родителей, предоставила возможность учиться, развивать свои способности и таланты, любить друзей, чувствовать себя полноценным человеком.

Долго ещё взлетали искры артековского костра и звенели песни на пионерском празднике. Уже ярко мерцали на южном небе звёзды, когда пионерские отряды разошлись по палатам и горнисты проиграли такой знакомый сигнал:

— Спать, спать по палатам! Спать, спать всем ребятам! Спать!

Спа-а-ать!

ПОСЛЕДНИЙ ЗАЕЗД

Это был обычный поезд Таллин-Ленинград (теперь здесь курсирует «Стрела»), но один из его вагонов был особенный — в нём ехали исключительно дети. Слышался эстонский, русский говор. Это были пионеры из молодой прибалтийской республики, они ехали впервые в советскую столицу и дальше — в Крым, в солнечный «Артек». Лишь год находились они в семье советских народов, но сколько нового, радостного пережили эти ребята. В буржуазной Эстонии четырнадцатилетний юноша сумел окончить лишь пять классов Пярнуской школы. Столяр Александр Аас не мог своевременно отдать сына в школу: мешала нищета. Ровесники Володи учились двумя классами выше, и это было предметом постоянных насмешек со стороны сынков богатых буржуа. Но любознательный мальчик учился хорошо, был отличным спортсменом, организатором детских забав. Когда в их приморский городок Пярну пришла Советская власть, Володя в числе первых поступил в пионеры, с гордостью надев красный галстук, и его выбрали старостой класса. Шестой класс он окончил на «отлично» и теперь ехал по путёвке в «Артек». Он внимательно смотрел в окно вагона, любуясь русским пейзажем, перебрасываясь словами с товарищами. Рядом с ним сидел худой парнишка в очках — Виктор Пальм — ровесник Володи, но он успел окончить семь классов Тартуской школы. Поражала его энциклопедическая осведомлённость по многим вопросам, он неплохо владел русских языком и был в купе за переводчика. К их разговору постоянно присоединялись Харри Лийдеманн, Виктор Кескола, Володя Николаев, Харальд Ильвес, Карл Хеллат. Их интересовало всё новое, хотелось всё знать.

Рядом о чём-то негромко разговаривали девушки Айнс Саан, Иоланда Рами, Тамара Кранчевская, Ада Салу, Этель Силларанд, Сальме Кару, Лайне Теесалу и маленькая Айя Эллен.

В соседнем купе было куда веселее, здесь ехала младшая группа эстонцев, они наперебой поддевали один другого.

— Муля, какая у тебя отметка по русскому языку?

— Отлично!

— А ты сумеешь попросить покушать без переводчика?

— Где, здесь в вагоне?

Да нет, в «Артеке».

— Хлеба, воды попросить сумею, а остальное можно и на пальцах показать.

— А тебе ответят: мы глухонемых не обслуживаем! — в купе поднялся хохот.

Из соседнего купе доносилась песня. Вагон размеренно постукивал на стыках рельс и ему в такт звучала шуточная мелодия.

По вагону проходила вожатая эстонской группы — Нина Храброва, — студентка Таллиннского Педагогиума. Ласковая и сердечная, с большими выразительными глазами под красивым разлётом бровей, она умела быстро расположить к себе любого собеседника, а особенно детей, с ней беседовать было легко и приятно. Она свободно разговаривала и по-русски и по-эстонски, рядом с ней всегда можно было видеть кого-нибудь из девушек — Этель, Эллен или Сальме, которые тянулись к ней, как к матери. Нина тоже впервые ехала в Москву, куда она сопровождала группу, ей также было интересно воочию увидеть Россию, с которой долгие годы она была знакома по литературным источникам. Много позже она вспоминала свои дорожные впечатления: «Поезд без остановки пересекал границу, ту самую, неприступную, запретную. Поезд миновал речку и я оказалась в Советской России… Когда меня спрашивают о самом памятном событии, мне всегда хочется назвать этот неповторимый, самый счастливый в моей жизни рассвет».

Но возвратимся в вагон. Поезд подходил к Ленинграду. За окном мелькали дачи, спрятавшиеся в зелени стройных берёз и ёлок, будки стрелочников, пристанционные строения, склады, мосты, пешеходы. Наконец, поезд остановился на вокзале.

До отхода московского поезда оставалось достаточно много времени, Нина заказала туристический автобус и дети осмотрели достопримечательности Ленинграда. Нет, — осмотрели — не то слово, — они жадно впитывали каждое слово экскурсовода, не могли оторваться от окна автобуса, удивляясь масштабам окружающего. Город революции! Почти каждый знает тебя из истории, но представление всегда слабее увиденного воочию. Вот Дворцовая площадь, автобус остановился, ребята вышли.

— Здесь 9-го января 1905 года, — начала свой рассказ женщина-экскурсовод, — пролилась невинная кровь сотен простых русских рабочих и детей Петербурга. Изменник поп Гапон подставил безоружную толпу под дула царских ружей. Это кровавое воскресенье — стало началом первой русской революции 1905–1907 годов.

— По этой площади, — продолжал экскурсовод, — шли в атаку красногвардейские отряды и балтийские моряки на последний оплот временного правительства — Зимний дворец, — она сделала жест рукой в сторону дворца и продолжала:

— Это — выдающийся архитектурный памятник русских зодчих и итальянского инженера-архитектора Растрелли. Чтобы его осмотреть, необходимо несколько дней, чем вы, к сожалению, не располагаете, — улыбнулась женщина.

Потом они побывали возле Смольного, видели на якоре легендарную «Аврору», вдали виднелся высокий шпиль Адмиралтейства, но больше всего запомнилось посещение Ленинградского Дворца пионеров, где ребята пробыли два часа, которые пролетели для них, как один миг. Очень хотелось, чтобы подобные кружки, студии были и в Эстонии, и Нина старалась уверить их, как могла, что со временем Советская власть даст им всё, подобные дворцы появятся в их родных городах.

— Какой чудесный город! — восхищался Володя Аас.

— Мне Ленинград чем-то напоминает наш Таллин, — обратилась к нему Нина, — конечно, здесь всё намного величественнее.

— «Здесь каждый камень Ленина знает!» — процитировала она Маяковского.

— Интересно было бы посетить Разлив, — предложил Виктор Пальм.