Те слова, что мы не сказали друг другу, стр. 27
— Н-нет… вернее, их не было, пока я не дал маху…
— Что ты там натворил? — спросила Джулия, затаив дыхание.
— Сказал, что ты в Монреале. А как я мог предвидеть твое идиотское вранье?! В следующий раз, когда соберешься обмануть жениха, предупреди меня, я тебя научу, как это делается, или мы хотя бы настроимся на одну волну.
— Черт возьми!
— Ты меня опередила, именно это я и хотел сказать…
— Может, вы еще и ужинали вместе?
— Ну… я накормил его тем, что нашлось в доме…
— Ах Стенли!
— Что «Стенли»! Не хватало еще, чтобы вдобавок к его печалям я дал ему умереть с голода! Не знаю, моя дорогая, чем ты там занимаешься в Монреале, а главное, с кем; если я правильно понял, меня это не касается, но очень тебя прошу, позвони Адаму, уж такую малость ты можешь для него сделать.
— Стенли, здесь совсем не то, что ты думаешь.
— А откуда ты знаешь, что я думаю? Если это тебя успокоит, то знай: я ему поклялся, что твой отъезд никак не связан с вашими отношениями и ты просто решила попутешествовать в тех местах, где бывал твой отец. Вот видишь, чтобы убедительно врать, требуется определенный талант!
— Но я тебе клянусь, что в данном случае ты ему не солгал.
— И еще я добавил, что смерть отца сильно потрясла тебя и для вашей будущей супружеской жизни очень важно, чтобы ты навсегда закрыла двери в прошлое, оставшиеся приотворенными. Ведь влюбленным в их гнездышке вовсе не нужны сквозняки, не правда ли?
Джулия опять смолчала.
— Ну и как продвигаются твои расследования касательно истории папаши Уолша? — поинтересовался Стенли.
— Кажется, я обнаружила еще кое-что из того, что вызывало у меня ненависть к нему.
— Прекрасно! Это все?
— И может быть, еще кое-что из того, что вызывало у меня любовь к нему.
— И ты собираешься завтра вернуться домой?
— Сама не знаю… Пожалуй, лучше бы мне поскорее встретиться с Адамом.
— Иначе что?..
— А вот что: сегодня я гуляла по набережной, и там сидела художница-портретистка…
Джулия рассказала Стенли о своей находке в старом порту Монреаля, и на сей раз ее друг воздержался от ехидных реплик.
— Как видишь, пора мне возвращаться, не правда ли? Всякий раз, как я покидаю Нью-Йорк, это для меня плохо кончается. И потом, если я завтра не вернусь, кто будет приносить тебе удачу?
— Хочешь добрый совет? Запиши на листе бумаги все, что тебе приходит в голову, и сделай ровно наоборот! Спокойной ночи, моя дорогая!
И Стенли повесил трубку. Джулия встала с кровати, чтобы пойти в ванную, и не услышала мягких, крадущихся шагов отца, который скрылся в своей комнате.
12
Небо над Монреалем уже начинало розоветь. Мягкое сияние рассвета озарило гостиную, разделявшую две спальни. В дверь постучали, Энтони открыл, и коридорный вкатил тележку с завтраком на середину комнаты. Молодой человек предложил накрыть стол, но Энтони сунул ему в карман несколько долларов и сам взялся за ручки тележки. Парень вышел, Энтони проследил, чтобы он не нашумел, закрывая дверь. Он не знал, какой выбрать стол — низкий в центре гостиной или узкий возле окон, откуда открывалась великолепная панорама. Наконец он предпочел завтрак с видом на город, тихонько расстелил скатерть, разложил приборы, расставил тарелки, кувшин с апельсиновым соком, чашки с хлопьями, корзинку с выпечкой и узкий кувшинчик, в котором горделиво стояла роза. Отступив на шаг, он осмотрел свою композицию, выпрямил наклонившийся цветок, а молочник придвинул поближе к хлебной корзинке. Затем положил на тарелку Джулии свернутый в трубку лист бумаги, перевязанный красной ленточкой, и прикрыл его столовой салфеткой. На этот раз он отступил на целый метр, чтобы оценить результаты своих усилий. Подтянув повыше узел галстука, он легонько стукнул в дверь спальни дочери и объявил, что завтрак для мадам готов. Джулия сонно заворчала и спросила, который час.
— Уже пора вставать, через пятнадцать минут подъедет школьный автобус, как бы тебе снова не опоздать на него!
Джулия, угревшаяся под теплым одеялом, натянутым до самого носа, сладко потянулась. Давненько ей не доводилось так крепко спать. Она взъерошила волосы и медленно подняла веки, давая глазам свыкнуться с дневным светом. Потом одним прыжком вскочила на ноги, но у нее тут же закружилась голова, и пришлось сесть обратно, на край постели. Будильник на ночном столике показывал восемь утра.
— Ну зачем так рано? — простонала она, входя в ванную.
Пока Джулия принимала душ, Энтони Уолш, сидевший в кресле маленькой гостиной, несколько раз посмотрел на красную ленточку, свисавшую с тарелки, и вздохнул.
*** Самолет компании Air Canada вылетел в 7:10 из аэропорта Ньюарка. В динамиках сквозь потрескивание раздался голос командира корабля, объявлявший, что самолет уже начал снижение и будет в Монреале точно по расписанию. Затем командира сменил старший стюард, перечисливший обязательные правила поведения во время приземления. Адам потянулся, насколько это было возможно в тесном кресле, убрал складной столик и выглянул в иллюминатор. Самолет летел над рекой Святого Лаврентия. Вдали уже вырисовывались контуры города, и можно было различить зубчатые очертания Мон-Руаяль. MD-80 заложил крутой вираж, и Адам пристегнул ремень. Впереди по курсу самолета светились огни посадочной полосы.
Джулия туго стянула на талии пояс купального халата и вошла в маленькую гостиную. Она оглядела накрытый стол и улыбнулась Энтони, который подвинул ей стул.
— Я заказал для тебя «Earl Grey», — сказал он, наполняя ее чашку. — Этот тип из ресторанной службы чего только мне не навязывал: чай черный, очень черный, желтый, белый, зеленый, с дымком, китайский, сычуаньский, формозский, корейский, цейлонский, индийский, непальский и еще штук сорок других — я уж и забыл названия — и угомонился лишь тогда, когда я пригрозил ему, что сейчас покончу жизнь самоубийством.
— «Earl Grey» — это то, что надо, — ответила Джулия, разворачивая салфетку.
Она увидела обвязанную красной лентой трубочку и вопросительно взглянула на отца.
Но Энтони тотчас взял ее у нее из рук:
— Откроешь после завтрака.
— А что это? — спросила Джулия.
— Вот эти длинные слойки, — сказал он, указывая на выпечку в корзинке, — называются круассаны, эти квадратные, откуда с двух концов выглядывает коричневая начинка, — шоколадные булочки, а эти, похожие на улиток с цукатами на спинках, — хлебцы с изюмом.
— Я тебя спрашивала о том свертке с красной ленточкой, что ты прячешь за спиной.
— Я же сказал: после завтрака.
— Тогда зачем ты его положил на мою тарелку?
— Ну… я только что передумал, лучше посмотреть позже.
Однако Джулия воспользовалась тем, что Энтони отвернулся, и резким движением выхватила у него рулончик.
Стянув ленточку, она развернула бумагу. С листа ей снова улыбнулось лицо Томаса.
— Когда ты успел его купить? — спросила она.
— Вчера, когда мы уходили с причала и ты помчалась вперед, не обращая на меня внимания. Я щедро заплатил художнице, и она сказала, что я могу взять этот рисунок: клиент от него отказался, а ей он не нужен.
— Почему ты это сделал?
— Я подумал, что тебе будет приятно — ты так долго его рассматривала.
— Нет, я хочу знать правду: почему ты его купил? — настаивала Джулия.
Энтони присел на диван, не сводя глаз с дочери:
— Потому что нам нужно поговорить. Я надеялся, что нам никогда не придется обсуждать эту тему, и, признаться, долго колебался, прежде чем затронуть ее. Впрочем, я совершенно не предвидел, что наше путешествие рискует испортить наши отношения, ибо я заранее знаю, какова будет твоя реакция, но, поскольку знаки, как ты выражаешься, направляют меня на этот путь… я должен тебе кое-что сообщить.
— Кончай кривляться и говори прямо, в чем дело, — резко приказала ему дочь.