Властелин колец, стр. 326

Утром Гэндальф и хоббиты в последний раз зашли к Бильбо в его каморку: на дворе сильно похолодало и старик остался в доме. Сказав «до свидания», они покинули его и отправились прощаться с Элрондом и эльфами.

Когда Фродо перешагнул через порог, Элронд пожелал ему доброго пути, благословил и сказал такие слова:

– Мне думается, если ты не станешь чрезмерно спешить, Фродо, тебе уже не нужно будет возвращаться. Через год или около того, когда листья позолотеют, но еще не опадут, встречай Бильбо в лесах Заселья. Я буду с ним.

Никто не слышал этих слов, кроме самого Фродо, а Фродо их пересказывать не стал.

Глава седьмая.

ДОМОЙ!

Наконец–то хоббиты повернулись лицом к дому! Они мечтали поскорее увидеть родное Заселье, но поначалу ехали не торопясь – Фродо чувствовал себя не совсем здоровым. Когда маленький отряд подъехал к Бруиненскому Броду, Фродо остановился: ему явно не хотелось переправляться на другую сторону, и друзья заметили, что он смотрит куда–то в пустоту, словно не видя ничего вокруг. Остаток дня он молчал. Это было шестого октября.

– У тебя что–нибудь болит? – негромко спросил Гэндальф, ехавший рядом.

– Да, – признался Фродо. – Плечо. Ноет рана. И еще на меня навалились темные воспоминания… Сегодня исполняется ровно год с того дня.

– Увы! Есть раны, которых никогда не исцелить полностью, – вздохнул Гэндальф.

– Наверное, моя из таких, – сказал Фродо. – Настоящего возвращения домой у меня не получится. Если я и доберусь до Заселья, оно все равно будет не таким, как раньше, потому что я уже другой. Кинжал и паучье жало, зубы Голлума и тяжкая ноша не прошли для меня даром. Где я смогу обрести покой? [666]

Гэндальф ничего не ответил.

К вечеру следующего дня боль отпустила, Фродо пришел в себя и снова повеселел: казалось, он совершенно забыл о вчерашнем черном дне. Ничто больше не омрачало путешествия; дни так и летели – хоббиты по–прежнему никуда не торопились и часто подолгу отдыхали среди безмолвной красоты осенних лесов, багряно–золотых под осенним солнцем. Рано ли, поздно ли, впереди показался Пасмурник; близился вечер, и гора отбрасывала на Тракт длинную тень. Фродо попросил друзей ехать побыстрее, а сам опустил голову и миновал тень горы, не глядя по сторонам и плотно завернувшись в плащ. В эту ночь погода изменилась. Подул, нагоняя дождевые тучи, западный ветер, над полями засвистело, путников пробрал холод – и желтые листья закружились в воздухе, как птицы. Когда хоббиты и Гэндальф въехали под кроны Четского леса, деревья стояли уже почти голые, а Брийскую Гору занавесила сплошная пелена дождя.

Вечером ненастного, дождливого октябрьского дня пятеро путешественников поднялись по крутому склону и оказались перед Южными Воротами Бри. Ворота были заперты накрепко; в лицо хлестали плети дождя, по темнеющему небу неслись низкие облака, и сердца у хоббитов упали – они надеялись на более теплый прием.

Они долго стучали и звали, пока наконец над воротами не показалась голова привратника. Хоббиты заметили, что в руках у того увесистая дубина. Привратник оглядел их с явным испугом и подозрением, но, увидев Гэндальфа и уразумев, что, несмотря на свое странное облачение, его спутники – обыкновенные хоббиты, просиял и поздравил их с прибытием.

– Милости просим! – воскликнул он, возясь со щеколдой. – Конечно, здесь, на дожде и холоде, не до новостей. Скверная ночка! Ступайте–ка поскорее в «Пони». Подсолнух примет вас как полагается. Там вы услышите все, что только можно у нас услышать.

– А ты потом услышишь, что расскажем мы, и даже больше того, – рассмеялся Гэндальф. – Это уж наверняка! А как поживает старина Харри?

Привратник поморщился:

– Нету его тут. Спроси лучше у Подсолнуха! Спокойной ночи!

– И тебе того же, – дружно отозвались путники и двинулись дальше, приметив попутно, что прямо за живой изгородью начинался теперь какой–то длинный низкий домина, обнесенный забором; со двора глазели на пришельцев незнакомые люди. Изгородь у дома Билла Осины разрослась и одичала, окна были заколочены.

– Уж не зашиб ли ты его тем яблоком, Сэм? – притворно перепугался Пиппин.

– Надежды мало, господин Пиппин, – вздохнул Сэм. – Впрочем, меня лично больше занимает судьба несчастного пони. Я все время о нем помнил. Как–то он управился, бедолага? Все–таки волки, и вообще…

Корчма «Пляшущий Пони» по виду ничуть не изменилась. За красными занавесками первого этажа все так же теплились огоньки. Друзья позвонили в дверной колокольчик. Дверь приоткрылась, в щелку выглянул Ноб – да так и ахнул.

– Господин Подсолнух! Господин Подсолнух! – заорал он во всю глотку. – Это же они! Они вернулись!

– Да неужто? Ну так я их сейчас проучу! – донесся голос Подсолнуха, и почтенный корчмарь вылетел на порог с дубинкой в руках. Но, увидев, кто вернулся, он замер – и на его набыченном, выражающем мрачную решимость лице постепенно изобразились удивление и радость. – Какое же ты чучело, Ноб! Не мог сразу сказать, что старые друзья пришли?! И напугал же ты меня! Соображать надо! Будто не знаешь, какие времена нынче! Да вы–то, вы–то откуда взялись? Вот уж не думал, что увижу вас живыми да здоровыми! Подумать только! Увязались в Дикие Земли за этим подозрительным Бродягой – я боялся, вы прямо в лапы к Черным попадете! – и вот пожалте, вернулись! Ну, рад, рад вам сердечно, а Гэндальфу в особенности. Добро пожаловать! Заходите! Комнаты изволите прежние? Нет ничего проще – они свободны. Правда, теперь у меня почти все комнаты свободны, чего греха таить. От вас это и от самих не укроется… Пойду соберу чего–нибудь на ужин. Не волнуйтесь, ждать не заставлю. Рабочих рук, правда, теперь не хватает, так что мне труднее приходится… Ноб, копуша ты этакий, кликни–ка Боба! То есть нет! Что это я? Его же нету! Под вечер он теперь уходит домой, к своим. Позаботься о лошадях, Ноб! А ты, Гэндальф, своего коня, наверное, опять никому не доверишь? Ох и красавец же он у тебя! Я и в тот раз это говорил. Не конь – огонь! Ну, что же вы? Входите! Будьте как дома!

Господин Подсолнух, несмотря ни на что, совершенно не изменился и болтал все так же – без продыху. В корчме, однако, действительно не было посетителей: в коридорах стояла тишина, а из Общей Залы доносилось всего несколько голосов. Присмотревшись к хозяину при свете двух свечек, которые он зажег, хоббиты заметили, что Подсолнух постарел и чем–то сильно озабочен.

Корчмарь повел гостей в комнату, где некогда – уже больше года тому назад – довелось им провести такую странную ночь. Слегка обеспокоенные, они последовали за Подсолнухом: и слепому видно было, что хозяин делает хорошую мину при плохой игре. Стало быть, что–то изменилось! Однако расспрашивать Подсолнуха пока не стали – решили подождать.

Как они и рассчитывали, после ужина господин Подсолнух явился сам – узнать, как устроились постояльцы на новом месте и не надо ли им чего. Постояльцы устроились великолепно. Если и произошли в «Пони» перемены к худшему, пива и закуски это не коснулось.

– На этот раз у меня не хватит смелости позвать вас в Общую Залу, – вздохнул Подсолнух. – Вы, наверное, еле на ногах держитесь, да и в Зале, считай, шаром покати. Но если вы уделите мне с полчасика перед сном, вы меня просто разодолжите. Я бы рад был потолковать – только без посторонних.

– Взаимно, – улыбнулся Гэндальф. – Право же, мы вовсе не устали с дороги. Мы ехали медленно. Вымокли, озябли, проголодались – это, пожалуй, да, но твоими стараниями всё уже позади. Садись, Подсолнух! А если у тебя, в придачу ко всему, отыщется щепотка курительного зелья – мы превознесем тебя до небес.

– Лучше бы вы попросили чего–нибудь другого! – почесал в затылке Подсолнух. – Зелья у нас теперь почти не водится. Что вырастим – то и наше, а растет оно у нас плохо… Ну а что до засельского, то мы его больше не видим. Но я сделаю все, что смогу.

Он исчез и вскоре вернулся с пучком цельных листьев, которых такой компании могло бы хватить хорошо если дня на два.