Властелин колец, стр. 150

– Да уж как–нибудь, – ответил Мерри. – Но сейчас, по–моему, лучше схорониться в лесу, чем соваться обратно, в гущу драки!

И он шагнул вперед, в тень могучих крон. Деревья в этом лесу казались такими старыми, что невозможно было догадаться, сколько же им лет. С ветвей, развеваясь и покачиваясь на ветру, свисали длинные бороды лишайников. Прежде чем углубиться в чащу, хоббиты в последний раз боязливо выглянули из лесной мглы. В тусклом полумраке они напоминали малышей–эльфов – вот так же выглядывали когда–то из–за стволов Дикого Леса дети Старшего Племени, дивясь первому Восходу…

Далеко–далеко, за Великой Рекой, за Бурыми Увалами, за серыми степными верстами, разгоралась заря, алая как пламя. Звучно затрубили роханские рога, приветствуя солнце. Лагерь всадников ожил. Рога, перекликаясь, вторили друг другу.

В холодном, чистом воздухе отчетливо разнеслось ржание боевых коней. Грянула песня. Край солнца – огненная дуга – медленно выступил из–за края мира [340], и роханские всадники с громким кличем ринулись в атаку. Алым засверкали на солнце кольчуги и копья. Орки завопили, заревели – и в одну минуту выпустили по всадникам все стрелы, какие у них только оставались. Несколько человек упали с коней, но строй роханцев не сломался: всадники накатили на холм, схлынули – и развернулись для новой атаки. Уцелевшие орки бросились врассыпную, но всадники гнались за ними, настигали и убивали. Внезапно из общей сумятицы выделился сплоченный орочий отряд и черным клином двинулся к лесу, прямо навстречу Мерри и Пиппину. Трое всадников, попытавшихся преградить оркам дорогу, уже лежали мертвые, порубленные саблями.

– Довольно глазеть, – решил Мерри. – Это же Углук! Что–то меня не тянет встретиться с ним еще раз!

Хоббиты повернулись и кинулись прочь, в темную, тенистую глубину леса.

Они так и не увидели развязки. У самого края Фангорна Углук оказался в тесном кольце всадников. Там он и был наконец убит Эомером, Третьим Маршалом Рохирримов; для этого Эомеру пришлось спешиться и вступить с главарем Урук–хаев в единоборство. Покончив с Углуком, всадники настигли в степи остальных орков – всех, у кого были еще силы бежать, – и уничтожили.

Затем, насыпав курган над телами павших товарищей и пропев им хвалу, роханцы развели огромный костер и развеяли прах врагов над полем сражения. Так закончился поход Урук–хаев к Андуину. Ни в Мордоре, ни в Исенгарде так никогда и не узнали, что произошло с орочьим отрядом. И все же дым от костра, поднявшийся высоко в небо, видели многие зоркие глаза.

Глава четвертая.

ДРЕВОБОРОД

Тем временем хоббиты с немалым трудом продирались через густую темную чащу, поспешая вверх по течению Энтвейи, на запад, к склонам гор, и все дальше углубляясь в Фангорнский лес. Страх оставался все дальше за спиной, и беглецы вскоре убавили шаг. Дышать отчего–то стало трудно, не хватало воздуха, но почему – хоббитам было невдомек.

Наконец Мерри остановился.

– Так мы далеко не уйдем, – сказал он, задыхаясь. – Ветерка бы!

– Или, на худой конец, водицы, – согласился Пиппин. – В горле пересохло!

Он забрался на большой корень, нависавший над потоком, и, наклонившись, зачерпнул горстью немного воды. Вода была чистая, холодная, и хоббит напился вдосталь. Не захотел отставать и Мерри. Вода освежила, на душе у друзей стало веселее. Они уселись на берегу, болтая в воде сбитыми в кровь ногами и оглядываясь на деревья, которые молча стояли вокруг, ряд за рядом уходя в серый полумрак.

– Ну как, не заплутал еще? – поинтересовался Пиппин, откидываясь к огромному, в несколько обхватов, стволу. – Вообще–то мы можем просто идти вдоль реки – Энтвейя, кажется, или как там ее называют? В случае чего вернемся той же дорогой.

– Если ноги не подкачают, – сказал Мерри, – и если не задохнемся.

– Да, уж больно тут душно, – признал Пиппин. – И темно. Прямо как в Большом Доме Тукков, что в Смайлах, близ Туккборо, в Старом Зале. В этом зале уже много поколений не переставляют мебель и вообще ничего не меняют. Когда–то там жил Старый Тукк, и жил так долго, что вместе с ним успел состариться и сам зал. Как он умер сотню лет назад, так там никто ничего и не трогал. А старина Геронтиус был моим прапрапрадедом. Стало быть, это история давняя… Но для этого леса, я чувствую, наши сто лет – чепуха. Что–то он уж больно древний. Ты только глянь на эти хвосты, усы и бороды! А листья? Сухие лохмотья какие–то. И почти не облетели. Не очень–то здесь опрятно… Интересно, какая в этом лесу бывает весна, если вообще бывает?

– И все–таки солнышко сюда заглядывает, – сказал Мерри уверенно. – Не то что в Черной Пуще, если не врет Бильбо. В Черной Пуще тьма непроглядная, чернота непролазная, и там водятся черные жуткие твари. А здесь просто темно. И какой–то он… ужасно древесный, этот лес. Вряд ли здесь живут звери. Разве забредет кто ненароком, но чтобы обосноваться надолго – нет, быть того не может.

– Хоббиты со зверями вполне согласились бы, – вставил Пиппин. – Не хочется мне идти через этот лес. Что мы тут забыли? Здесь хоть сотню верст пройди – ничего пожевать не встретишь, я уверен. Как наши запасы?

– Какие там запасы, – отозвался Мерри. – Никаких запасов у нас нет, кроме пары лембасов. Все осталось у лодок.

Они еще раз проверили карманы. Эльфийских хлебцев могло хватить разве что дней на пять, да и то если впроголодь.

– Одеял нет, завернуться не во что, – продолжал Мерри. – В какую сторону ни подайся, ночью будем стучать зубами.

– Ну ладно, по дороге что–нибудь придумаем, – махнул рукой Пиппин. – Утро–то, наверное, уже на исходе.

И вдруг они заметили в глубине леса пятно света, – видимо, солнечным лучам удалось пробить густую лесную кровлю.

– Глянь–ка! – восхитился Мерри. – Пока мы тут стояли, солнце, наверное, спряталось в облака, а теперь опять выглянуло. А может, просто поднялось повыше и нашло просвет в листьях? Это недалеко – идем посмотрим!

Идти, однако, пришлось дольше, чем представлялось. Начался крутой подъем, под ноги попадалось все больше камней. Просвет впереди постепенно расширялся, и наконец перед хоббитами выросла каменная стена – не то обнаженный кусок скалистого склона, не то кончающийся обрывом отрог далекого хребта. На скале деревья не росли, и солнце освещало ее целиком, а ветви рябин, берез и буков, стоявших у подножия, напряженно тянулись к залитому лучами солнца камню, словно пытаясь согреться. Стволы, в глубине леса такие серые и замшелые, здесь были ярко–коричневыми или блестели всеми оттенками исчерна–серого цвета и казались гладкими, как хорошо выделанная кожа, а пни зеленели, покрытые мхом, мягким и пушистым, как молоденькая травка: сюда уже пришла весна – а может, здесь обитал ее мимолетный призрак…

В камне виднелись уступы, которые вполне можно было принять за ступени, – но, скорее всего, здесь просто потрудились ветер, вода и время, уж больно грубая получалась «лестница», да и по высоте ступени разнились. Высоко вверху, примерно на одном уровне с кронами деревьев, хоббиты приметили карниз. По краям его росло немало травы и колючек, а посередине застыл огромный сухой ствол, на котором осталось всего две ветви, да и те склонились к земле, так что дерево удивительно напоминало кряжистого старикана, щурящегося на утреннее солнышко.

– Полезли наверх! – бодро предложил Мерри. – Глотнем воздуха, а заодно и осмотримся.

Сказано – сделано. Вскоре они уже карабкались вверх по скале. Если каменные ступени и были рукотворными, то высекали их явно не для хоббитов! Оба друга были слишком воодушевлены и слишком поглощены трудным подъемом, чтобы спросить себя, почему перестали болеть синяки и ссадины, полученные в плену, и откуда столько сил. [341] Но как бы то ни было, вскоре они оказались на краю площадки у корней старого дерева, преодолели последнюю ступеньку, вскочили и, повернувшись лицом к лесу, перевели дух. Достаточно было бросить один взгляд с вышины, чтобы убедиться: ушли они недалеко – верст на пять–шесть от опушки, не больше. Деревья рядами спускались к долине, а у самого края леса к небу поднимались густые клубы черного дыма. Дым относило в сторону Фангорна.