Феи с алмазных гор. Корейские народные сказки, стр. 37

— Вот так радость! — вскричал старик. — Даже не верится!

Перед тем как уйти навсегда из дому, Симчхон к тетке Чжан зашла попрощаться и все как есть рассказала. Выслушала ее тетка Чжан и говорит:

— Раз ты такая почтительная дочь, я сама пожертвую монастырю этот рис.

Не согласилась Симчхон. Не привыкла она жить за чужой счет и говорит:

— Как решила я, так и будет. Ради отца мне и жизни не жалко.

Узнали односельчане, что решилась девушка жизнью ради отца пожертвовать. И хвалят ее, и жалеют, слезами обливаются. А отцу невдомек, что дочь его скоро с жизнью расстанется. Симчхон виду не подает. Одежонку отцу шьет, домовничает. А сама дня того ждет, когда навеки с отцом распрощается. Вот и последняя ночь настала. Спит Сим Понса. А Симчхон рядом сидит, слезы по щекам катятся. То погладит отца ласково, то одеяло поправит. А с первыми петухами вышла Симчхон во двор в последний раз приготовить еду для отца. А торговцы-рыбаки тут как тут.

— Мы нынче в море уходим! Смотри не опаздывай.

Услышала это девушка, заплакала и отвечает:

— Позвольте мне в последний раз отцу еду приготовить.

Не стали рыбаки торопить девушку. Ушли.

Приготовила Симчхон еду, на стол подала, сама села рядом с отцом и просит:

— Ешь побольше!

— Ем я, доченька, ем. Ни разу ты меня так вкусно не кормила. Со свадьбы или с поминок, видать, еду принесла?

Не выдержала тут Симчхон, в голос заплакала. Услышал Сим Понса, как горько плачет дочь, испугался и спрашивает:

— Что с тобой, доченька? Не заболела ли ты?

— Нет, отец, здорова я.

Умылась Симчхон, к алтарю подошла, молит Всевышнего, чтобы отца зрячим сделал. После к отцу подошла и говорит:

— Я — неблагодарная дочь, обманула тебя, не сказала, что за триста сок риса продала себя. За мной пришли рыбаки, торопят, они нынче в море уходят, меня берут с собой, и не вернусь я больше в родной дом.

Закричал тут отец:

— Зачем мне глаза, если я тебя не увижу? Уж лучше остаться слепым, но ты будешь рядом! — И так горько сказал, что рыбаки не выдержали и принесли старику много денег и риса — на всю жизнь хватит.

Стала Симчхон прощаться с односельчанами, просила за отцом присматривать. Села в лодку и уплыла с рыбаками. Доплыла лодка до середины моря, рыбаки дары бросают морскому царю Дракону один другого лучше, один другого богаче. Тут и Симчхон встала, поглядела на Небо и взмолилась:

— Всевышний, велика твоя власть, верю в твое могущество, сделай так, чтобы прозрел отец мой!

Закрыла руками лицо, в море прыгнула. Налетел вихрь, и исчезла Симчхон в пучине морских вод. А через несколько дней появился на этом месте бутон лотоса.

Рыбаки, возвращаясь домой, подплыли к этому месту, где Симчхон в море бросилась, а там — лотос редкой красоты расцвел. Сорвали рыбаки лотос, королю в дар поднесли. Вдруг раскрылись лепестки лотоса, и из бутона Симчхон вышла — живая и невредимая. Стала Симчхон королевой. Только не в радость ей житье. Старик отец из головы не идет. Попросила Симчхон короля пир устроить, слепых со всей страны пригласить. Пришел на пир и Сим Понса. Он все глаза выплакал, тоскуя по дочке. Пришел и в самом дальнем углу сел. Но сразу же увидела его Симчхон.

— Отец, — закричала, подбежала к старику, обняла его крепко.

Услыхал старик голос дочери, ушам своим не поверил и крикнул что было сил:

— Уж не сон ли это мне снится? Хоть бы одним глазком на дочку поглядеть! — Крикнул он так и прозрел. Первый раз в жизни свет белый увидал и дочку свою, милую Симчхон!

Перевод Вадима Пака

КАК ДЕВУШКА ОЛЕНЯ СПАСЛА

С давних пор любили пхеньянцы ходить на горы Чхангван. Там и вправду было красиво. От горы Тэсон прямо до сопок Чуам, Моран и Чхангван простирались густые леса. Водились в этих лесах медведи, олени, зайцы. Да и птиц там было видимо-невидимо. А что может быть лучше вольной природы? Поэтому, видно, и тянулись туда всей душой горожане.

Наступил май, а вместе с ним и весенний праздник Тано. [56] Веселье было в разгаре. У самого подножия горы поставили под плакучей ивой качели, на них качались две нарядно одетые девушки. Одна в желтой кофточке и розовой юбке, другая — в голубой юбке и пурпурной кофточке. В длинных косах — алые ленты. Девушки взлетали так высоко, что казалось, вот-вот достанут до самого неба, как ласточки, старались коснуться колокольчика, привязанного чуть ли не на самой вершине дерева. Все любовались девушками, хлопали им, ахали да охали.

Каждый год отмечают пхеньянцы праздник Тано с четвертого по шестое мая. Идут к подножию горы Чхангван, в ущелье Кенсангор, на гору Моранбон веселиться. Женщины и девушки играют в разные игры, качаются на качелях, мужчины и юноши состязаются в борьбе и в стрельбе из лука, показывают свою силу и ловкость.

Вот в этот раз жители города вышли на праздник. А в это самое время по узкой тропинке поднималась на гору Чхангван совсем юная девушка. Лет ей было пятнадцать, не больше. Несла она на спине чиге и веревку для хвороста. Одетая в жалкие лохмотья, в соломенных лапоточках, девушка с грустью смотрела на празднично одетых людей. Ее красивое, светлое личико дышало нежностью, большие темные глаза светились добротой.

И как-то не верилось, что в этот праздничный день кто-то идет на гору за хворостом. Тем более девушка, а не парень.

А как хотелось бедняжке покачаться на качелях! И вдруг она увидела, что к качелям идет ее хозяйка разодетая, вся в шелках, золоте и серебре.

Будто нарочно, в этот радостный для всех день хозяйка приказала девушке натаскать три чана воды, а из лесу хвороста принести две вязанки.

Обидно девушке. Но что тут поделаешь. Проглотила она слезы, в лес пошла.

Звали девушку Ман Ок. Родилась она в деревне у подножия горы Чхангван. Совсем малюткой была, когда отец с матерью умерли. Так и мыкалась с самого детства, и голодала, и холодала.

Жалели соседи сироту, и хоть сами бедными были, чем могли помогали. Просила их перед смертью мать Ман Ок не бросать девочку.

А когда пошел Ман Ок восьмой год, взял ее к себе в дом богач Хын, заботиться о ней обещал до самой свадьбы.

Обещать-то обещал, а сам измывался над сиротой. Она и нянькой была, и прачкой, и кухаркой, даже в горы ходила за хворостом. Так росла у чужих людей, от зари до зари трудилась за нищенскую похлебку, да еще побои терпела и оскорбления. А по ночам тихонько плакала, мать вспоминала, мечтала о том дне, когда избавится от унижений, когда сможет жить свободно и счастливо. Но наступит ли этот день?!

И вот пришла девушка в лес, смахнула навернувшиеся на глаза слезы; хворост принялась собирать. Набрала вязанку, вдруг слышит — затрещал валежник. Обернулась, а перед ней олененок, выбежал и говорит человеческим голосом:

— Спаси меня, добрая девушка!

Поняла тут Ман Ок, что гонятся за олененком охотники. Пожалела. А к жестоким охотникам ненависть затаила.

Только спрятала Ман Ок олененка за вязанкой хвороста, как из леса охотники выскочили, подбежали к ней и спрашивают:

— Куда побежал олененок, не видела?

Сразу смекнула девушка, что это чиновники из дворца охотятся. Как на бал вырядились. Охота — забава для них. Не станут же чиновники вместе с простыми людьми праздник справлять!

Услышала девушка, что охотники про олененка спрашивают, и отвечает:

— Видела! Он вон туда побежал!

И рукой показала куда-то в сторону. А сама боится. Вдруг охотники за вязанку заглянут? Не заглянули. Ушли.

Выскочил тут олененок и говорит:

— Спасибо тебе, милая девушка! Уж и не знаю, как отблагодарить тебя!

Стряхнула Ман Ок ветки сухие с олененка, погладила его и говорит, да так ласково:

— Ничего мне не надо! Беги скорее! А то как бы охотники не вернулись!

Стоит олененок, с места не двигается. А в глазах слезы. Постоял, постоял и говорит девушке: