Старик с обочины, стр. 30
Территория бывшего СССР Сибирь Усть-Хамский район Хамской области Аномальная Зона внеземного происхождения Лукьяновка 12 часов 4 августа 2007 г.
Измотанные носильщики крепко спали на втором этаже бывшего магазина. В отличие от маленьких домиков «курорта», которые черновцы заботливо поддерживали в весьма приличном состоянии, это здание было замызгано до предела. Очевидно, понятие комфорта в Лукьяновке было специфичным. Стрелок проследил за тем, чтобы все, подложив под головы рюкзаки и поместив у правого бока автоматы, легли на грязном полу по обе стороны от двери. Сам он улегся лишь после того, как открыл настежь крайнее окно и припёр дверь толстым лиственничным брусом.
Старик чувствовал, как неудержимо накатывает сон. Он зевнул, не раскрывая рта. Спать хотелось, невзирая на полуденный свет, пробивавшийся сквозь нечистое оконное стекло. Свет становился всё ярче, небо светлело, пелена туч дырявилась и протаивала. За окном явственно проступали синусоидами лесистые гряды холмов. Наверное, если встать, уже можно было бы различить между холмами зеленоватую поверхность тухлых болот, прикрытую чахленьким мелколистым лозняком. Вдруг между линяющими тучами загорелось изумрудное зарево, перелилось в красно-жёлтую часть спектра. Старик с интересом смотрел, как то загораются, то гаснут, розово-оранжевые блики, от которых всё в комнате стало контрастным, рельефным. Сияние плавно погасло и Старик сомкнул веки.
Лукьяновка и лукьяновцы… Сколько заключённых за полвека выпихнуто из контрольно-пропускного пункта №2, наверное толком не знают даже те, кто выпихивает. Тихоня был не совсем прав, утверждая, что сюда отправляют лишь отъявленных рецидивистов-мокрушников. Похоже, лагери чистят достаточно регулярно и сотнями отправляют сюда зэков, доставляющих хлопоты гражданам начальникам.
Едва за группой криминальных новосёлов Зоны задвинется ездящая на роликах бронированная дверь КПП-2, как группа делится на две части.
Вот кто-то из зэков принимается смекать, как выкарабкаться, как выскользнуть. Пока еще не впавший в отчаяние сосланный скрупулезно изучает стальные клёпаные ворота, прижимая щеки к металлу, ощупывает шершавый бетон стены, вытягивая шею разглядывает под разными углами высокие башни. Он ищет выхода, движимый прежним тюремным инстинктом. Возможно, наивному отпущено несколько дней скитания у самого подножия стены, на тех считанных метрах, где еще не начинается Зона. И все эти дни его будет глодать навязчивая мысль: «Не ходить вглубь, остаться здесь. Сбежать, сбежать!» Он думает только о побеге, мечты превращаются в паранойю, снится по ночам просачивание сквозь проклятую стену, птичий полёт над ней. И ведь были случаи, когда мысль о том, что от воли отделяет всего какие-то метры доводила до полного сумасшествия. Понятно, что уйти невозможно, а жить сумасшедшему у подножья стены – полчаса да ещё минуту.
Впрочем, это участь единиц. А большинство понимает, что Зона – до конца недолгой жизни, что лучше всё-таки не сходить с ума у стены под пулемётами охраны, а продвигаться вглубь Зоны. Авось повезёт! Ежели рядом окажется проводник – с ним группа новичков с минимальными потерями доберётся до Лукьяновки по одному из двух шоссе. Ну, а ежели не пофартит с поводырём… Идти тогда придётся самостоятельно больше километра по редколесью, да через аномалии, да мимо кладбища… Марши смертников!
Но вот уцелевшие – в Лукьяновке. Просуществовать одиночкой там, в тюрьме на «Большой Земле» хотя бы теоретически возможно, а вот в Зоне это совершенно исключено. Потому-то все лукьяновские обитатели объединены в четыре приблизительно равновесных и равносильных карточных масти: трефы, пики, червы, бубны. Эти символы рисуют на одежде – на спине и против сердца. Масти живут обособленно, заключая между собой договоры о разделении общих обязанностей. У каждой масти имеются «общак» (склад с неприкосновенным запасом). «стрелка» (место для общего схода) и прочие атрибуты единения. Новичку предлагают влиться в масть после долгого рассмотрения и обсуждения на «стрелке»: -«А оно нам надо – его брать? А шо с него за прок?» И вот новичок получает приглашение: посыльный мимоходом и вроде как нехотя бурчит: «Хочешь в нашу масть? Ну, дык, хромай к вечеру на смотряк». У мастей есть особый обряд прописки, довольно болезненный. В бубны, например, принимают, уложив новичка под снятую с петель дверь, по которой вприпрыжку пробегают старшие по масти. Сплошь и рядом бывает так, что потом обращенный долго болеет.
Руководят мастью тузы (заведующие хозяйством) и короли (администраторы и судьи). У них в подчинении находятся валеты и десятки, как правило, из уголовников-рецидивистов. Они охраняют Лукьяновку от мутантов и зверей, совершают рейды по Зоне подобно охотникам и добытчикам черновского «курорта» в поисках товара, который тузы впоследствии сбывают спекулям (с учёными тузы вступают в меновые отношения крайне редко, с зольдатен – никогда). На сходке валеты выбирают тузов и королей взамен выбывших.
Ниже по рангу расположены девятки и восьмерки – крепкие ребята, способные за себя постоять, пунктуально соблюдающие лукьяновские правила, но и не лезущие в валеты. Большинство девяток остаются ими до конца недолгой жизни, единицы – сменяют выбитых из колоды десяток. У восьмерок больше обязанностей и меньше прав, чем у девяток. Эти группы не замкнуты, некоторые восьмерки пополняют редеющие ряды девяток. В жизни девяток и восьмёрок прослеживается какой-то смысл. Они выполняют различные многочисленные работы, поручения своих (не другой масти) десяток и валетов. В мастях помнят о днях рождения девяток и восьмёрок и отмечают их, помогают друг другу. У них все распределяется поровну. В общем, года три-четыре просуществовать можно…
Еще ниже – прослойка семёрок, навсегда сломленных Зоной, эксплуатируемых всеми, кто стоит выше. Семёрки являются как бы общественными рабами масти, у них нет и быть не может индивидуального хозяина. Переход семёрок на ступеньку выше исключён. Они легко опознаваемы: грязные, вонючие, тусклоглазые, больные, одеты в обноски восьмёрок и девяток, их комбинезоны в грязных потёках. Они едва шевелят ногами, влажной зимой Зоны их раны не заживают и всегда гноятся. Все гнушаются семёрками, окриками, тычками и пинками гонят прочь. Семёрки послушно делают всё, что им прикажут, «за пожрать». Ужасно видеть, как истощенные семерки едят все подряд: протухшую собачину, обнаруженную на окраине, прибитую крысу, гриб – всё, что можно сжевать и не отравиться. Семёрка всегда умоляет взглядом отдать ему объедки. Девятки и восьмёрки швыряют семёркам разваренные кости, потроха. Те варят отбросы, пьют смердящее нечистое варево. Семёрка с удивительным проворством вылижет пустую консервную банку, не порезав язык о зазубренные края.
И все же самая низшая каста – шестерки, неприкасаемые, педерасты. Если семёрки – простые рабы, то в шестёрки «опускают» тех, кто совершил непростительное нарушение лукьяновских правил. Шестеркам полагается спать отдельно от старших по масти, беспрекословно выполнять иногда не очень трудные, но считающиеся позорными работы.
Если в Лукьяновку угодит хороший рисовальщик, его автоматически зачисляют в девятки, таких ценят. К ним постоянно приходят клиенты с иголкой и посудинкой, в которой заказчик в собственной моче (меньше будет пухнуть и чесаться) растворил копоть от сожженной подошвы. Ведь блатари – не люди, а ходячие двуногие вернисажи. Иной лукьяновец с ног до головы синий от татуировок. Спины шестёрок сплошь в извращённейшей похабщине. У тузов и королей кисти рук и пальцы – в перстнях и браслетах. Кинжал, обвитый змеей, голова кота в цилиндре говорят, что главарь масти – из матерых грабителей. Церковь с куполами означает количество судимостей до попадания в Зону. Лукьяновцы обожают переплетённые вязи аббревиатур, например: БОГ – бежать отсюда готов, КОТ – коренной обитатель тюрьмы.