Первая смена, стр. 14

Эх, здорово, здорово!
Пожалуйста, без норова.
Гори, гори получше,
Хвороста получишь…

И побежали языки огня. Снова взрыв, и снова вспыхнули в небе ракеты, а на земле взметнулось вслед за ними пламя.

Кто-то подбросил в костер охапку хвороста, г-г вместе со снопом искр снова улетела к небу песня.

Последний, прощальный отрядный костер. Все отряды прощаются сегодня с Артеком. Завтра уедет первая группа.

Саша молчаливый такой, тихий. Будто и не Саша это. Сергей кладет ему на голову руку, поворачивает к себе. И тут же отпускает, слишком уж подозрительно блеснули Сашкины глаза в свете костра.

Сергею невмоготу это молчание. — Хватит, хлопцы. Что вы?..

Молчат.

Костя подходит. Как всегда улыбающийся, с неразлучным баяном. Растягивает мехи.

— Споем, ребята!

И тут же сам запевает:

— «Прощай, необъятное море…».

— Не надо, Костя, — перебивает его Вилен. — Еще успеем эту спеть.

— Не надо так не надо. Я ведь что…

Потрескивает костер. Не умолкая, о чем-то говорит и говорит море.

— А помните, как шторм был, — говорит Виталька. — Ох и напугался же я! — И поспешно добавляет: — Вы только не смейтесь.

— Чего же смеяться, — отвечает за всех Сергей. Вправду страшно было. И мне. А думаешь, другим не страшно было? Это они только молчат.

— Ой, хлопцы! — Тарас блаженно растягивается на еще теплых камнях. — Не надо о страшном. Лучше собирайтесь все да приезжайте к нам. Дед мой на бахче кавуны отберет самые гарные. Приезжайте, хлопцы, а?

— Почему это к тебе, а не к нам? — обижается вдруг Толя Овезов. — Ха, арбузы… А у нас виноград, дыни… Ну вот скажи, Тарас, где самый лучший виноград?

— А яблоки самые лучшие у нас, — вмешивается в разговор Булат.

— Сергей, а вам можно писать?

Саша наконец отрывает взгляд от костра, смотрит на вожатого.

— А почему же нет?

— И вы отвечать будете?

— Буду.

От палаток, особенно резкий в вечерней тишине, доносится сигнал на линейку. Ребята вскакивают, заливают костер и бегут наверх.

…В последний раз в этой смене вьется над строем флаг на мачте. Сейчас последний спуск.

— Лагерь, равняйсь! Смирно! Равнение на флаг! Флаг спустить!

Вздрогнул флаг и потом медленно-медленно, точно не желая спускаться, пополз вниз…

Костя растягивает мехи.

Прощай, необъятное море,
И ты, наш седой Аю-Даг,
Прощайте и горы, и крымские зори,
Спускается лагерный флаг…

Поют вожатые, поют ребята.

По всему побережью, от подножия Аю-Дага до Гурзуфа, звучит над морем эта прощальная песня.

ДОРОГИЕ МОИ МАЛЬЧИШКИ

— Сергей, автобусы уходят. Скорей!

Там, у автобусов, они, ребята. Непривычные черные брюки, клетчатые цветные рубашки, кепки и тюбетейки.

— Виталька, ну Виталька! — прыгает вокруг товарища черноглазый Булат. — Ну, что ты?

— Толя, писать будешь? Скажи, будешь?

Это Андрюша Бараневич теребит за рукав Толю Овезова.

— Писать буду! Как не буду?

На Наума Гартвига медведем надвигается Тарас, хлопает его по плечу огромной рукой так, что от каждого хлопка Наум чуть не приседает.

— Ты того, не трусь! Ты того, смелым будь! Станешь смелым? Станешь?

На самом краю, над лагерем, стоят, обнявшись, двое мальчишек. Стоят, смотрят на лагерь, на море и молчат. Один еще в форме, другой в черных домашних шароварах, в ковбойке, в кепчонке с маленьким козырьком. Сергей с трудом узнает в этом пареные Сашу. Рядом Ванюшка Прохоров. Третий день Сашу как подменили. Всегда веселый, озорной, столько трудных минут доставивший вожатому, мальчишка стал неузнаваемым. Тихим, замкнутым каким-то. Сергей знает — у Саши дома плохо. Мать больна, отца нет, еще трое ребят. Саша — старший. В Артек послали по настоянию комсомольцев шефствующего над школой завода. Много страниц в отрядном дневнике вожатого посвящено Саше.

И вот теперь он уезжает…

Все! Машины тронулись! Еще кто-то бежит следом, рядом, держась за протянутую из машины руку.

— Пишите! Пишите! Пишите!

А машины все дальше и дальше, все меньше и меньше, и уже не видно рук, только облако пыли катится через пересохшую речку, карабкается вверх над пустой баскетбольной площадкой, прячется за зеленую стену виноградников и вновь появляется уже далеко внизу, почти у самого Второго лагеря. Уехали!..

…Вечером Сергея разыскал у палаток вернувшийся из Симферополя шофер и протянул сложенный треугольником листок бумаги.

— Читай. Письмо тебе уже прислали.

Сергей торопливо развернул треугольничек.

«Сергей, здравствуйте. Вот мы уже и в Симферополе, скоро на вокзал и, собравшись все вместе, решили написать вам письмо…»

Всего три дня понадобилось, чтобы опустели огромные желтые палатки. Сразу стало тихо и уныло. Не было утреннего подъема, забот, чем заполнить день, беспокойства во время купания. Раньше все это шло непрерывной чередой, сменяя одно другое, и становилось привычным, надоедливо привычным, но удивительно необходимым.

И когда все это оборвалось, жизнь сразу стала какой-то не до конца наполненной, чего-то не хватало, и этим чем-то были ребята. Уж так, видимо, устроен вожатый, и именно потому он и вожатый, что не может без ребят.

Когда Сергей приехал из Симферополя, проводив последнюю группу ребят, его встретил Анатолий.

— Ты что, вернулся? — с невинным видом спросил товарищ.

— А почему я не должен был возвращаться? — удивился Сергей.

— Да как же! Ты ведь говорил, что, может быть, уедешь после первой смены? — Анатолий расхохотался, притянул к себе Сергея. — Я же знал, что никуда ты не уедешь. Просто подразнить тебя захотелось. — И вдруг, став серьезным, закончил: — Готовься, Сережка, завтра новые приедут.

…Завтра! Сергей еле дождался этого завтра.

Как же долго тянулся этот день. И солнце висело над головой, и море глухо билось о парапет, и птицы замолчали, как всегда в предобеденную пору, а машин все не было.

Устав ждать. Сергей пошел в палатку, чтобы за проверкой кроватей хоть немного скоротать время, и вдруг услышал:

— Эй, в Нижнем! Принимайте!

Когда Сергей прибежал к санпропускнику, там уже командовал Василий. Озираясь по сторонам, толпились у машин мальчишки с чемоданчиками.

— Не стесняйтесь, ребята, — шумел Василий. — Вещи свои вот туда сдавайте. Форму получите. Сергей, хорошо, что ты здесь. Забирай первую партию и веди на обед.

— Есть, товарищ дежурный по лагерю! — озорно откликнулся Сергей и шагнул к Василию. — Вася, мои есть?

Остановился еще один автобус. Сергей с любопытством взглянул на выскочившего из него парня с густой копной вьющихся черных волос. Деловито поправив очки, тот огляделся и подошел к Василию.

— Простите, где я могу видеть Бориса Михайловича?

— Бориса Михайловича? — протянул Василий. А зачем он вам?

— Я новый вожатый.

Сергей встретился взглядом с Василием, подмигнул ему и побежал навстречу ребятам.

Начиналась его вторая смена, а для кого-то первая…