Письмо на панцире, стр. 5
Фашистский офицер тут же был. Он держал пистолет в вытянутой руке. Предвкушал удовольствие — самолично выстрелить в безоружного.
Зря только радовался.
Подтащили они нашего матроса на вершину скалы, подняли, прислонили к камню, что стоял над самым обрывом.
Фашистский офицер медленно поднимал тяжёлый пистолет. Хмурился… Море бирюзовое, всё в белых кружевах, шумело, светилось, искрилось, ударялось о скалу и откатывалось, чтоб снова ударить волной.
Нет, не захотел наш матрос в любимое море мёртвым попасть. Хотел он живым объяты воды ощутить — с морем, как живой с живым, встретиться.
— И…
— Не торопи, Вита. Вот подрастёшь, поедешь в Артек, увидишь скалы эти и море меж ними. Оно там какого-то особенного цвета.
— Молчу, папа, молчу.
— Так вот, Виточка, в тот самый момент, когда фашист пистолет свой поднял, матрос наш как рванётся… и со скалы в море…
— Погиб?
— Не знаю.
— Разбился, наверно.
— Скала отвесная. Если будешь в Артеке, увидишь. А море там глубокое. Как в порту всё равно… Фашисты тогда в лодку попрыгали, в воду стреляли и всю скалу вокруг обошли. Вода там бирюзовая и такая прозрачная, что каждый камушек виден на дне. Объехали они, значит, скалы, Всё море вокруг насквозь оглядели, только матроса того не нашли…
— Спасся? Папочка, ну скажи: спасся?!
— Не знаю. Никто не знает. Рассказывали, что в эту ночь в Артеке расходилось море. Волны самую вершину скалы захватывали. Шипели. Рычали. Кипели, как в раскалённом котле. Скала эта сотни лет стояла, а может быть, и тысячи лет. А тут волны стали от скалы этой куски откалывать. С грохотом скальные глыбы падали в море. А наутро посмотрели фашисты на ту скалу и, ужаснувшись, повернули — и бегом от берега. Не скала из моря высилась, а шёл на них, раздвигая волны каменной грудью, тот матрос…
Совсем озверели гитлеровцы. К берегу подойти боялись, моря боялись, на скалу глядеть не могли… Убитый матрос скалой стал и шёл на фашистов.
— Папа, а может быть, он всё-таки спасся? Ну скажи. Ты как думаешь?
— Не знаю, Вита. Я ж тебе говорил, что на войне всякое бывает.
— А скала та… ну, я хочу сказать, матрос каменный и сейчас там?
— И этого, Вита, не знаю. Говорят разное… Стоит там каменный памятник матросу. Это точно.
— Ох, как же я хочу поехать в Артек!
— Это, Вита, надо заслужить.
— Знаю.
АДАЛАРЫ
Скала, с которой перед самым расстрелом бросился в море матрос, — одна из двух скал-близнецов. Называются эти близнецы — Адалары. Видны они в Артеке почти со всего побережья Пионерской республики.
Никто не помнит тех времён, когда ещё не было этих скал. О них можно прочитать в книгах, которые были напечатаны сто и двести лет тому назад. Скалы эти упоминаются и в свитках, которые написаны в далёком прошлом.
Адалары…
Отцы рассказывали детям, а дети вырастали и передавали легенду о скалах-близнецах своим детям.
…В далёкой древности, гласит легенда, у двух братьев, богатых князей, что жили в тех краях, где теперь звенят артековские горны, был верный друг — наставник и учитель.
Выросли братья и стали разбойниками. Хотел учитель образумить их, но не смог. Тогда он покинул своих учеников и оставил им на память о себе костяной меч с надписью: «Поднимите его — и расступится море; опустите его — узнаете обо всём, что есть в пучине».
Братья тут же хотели побежать к морю, но учитель остановил их:
«Погодите. Этим волшебным мечом никогда нельзя пользоваться, делая зло, совершая разбой и насилие. Он служит только для добра…»
Не могу утверждать, были ли во времена этих братьев разбойников книги. Если книги существовали, то братья должны были понять, что меч этот вроде ножа, которым разрезают новые книги. Не разрежешь сложенные странички — не прочтёшь книгу, не узнаешь, что в ней написано…
Князья были богаты, и им казалось, что богатством своим и силой своей они могут покорить весь мир.
Вот и пошли они войной на соседнюю страну и взяли там в плен двух сестёр-красавиц.
Невзлюбили братьев-разбойников сёстры-красавицы. Ведь силой заставить любить нельзя.
Одаривали братья пленниц всякими драгоценностями, хвастались перед ними своими богатствами, но ничем не могли завоевать их любовь.
«Отпустите нас на волю, — молили пленницы. — А будем вольными, тогда и завоёвывайте нашу любовь».
«Нет, — сказали братья. — Мы ещё не все наши богатства вам показали. Выходите из темницы и глядите: взмахнём этим костяным мечом — расступится пучина, и вы пойдёте по дну морскому, увидите царство морское».
«Не нужно нам царство морское. Отпустите нас домой!» — взмолились сёстры-красавицы.
Но князья сделали по-своему: взмахнули мечом над пучиной, и море тут же расступилось.
Взявшись за руки, побежали по морскому дну сёстры, но князья-разбойники бросились за ними. И тут же сомкнулись волны морские. Ведь известно же, что костяной меч мог служить только добрым делам.
Погибли на дне морском братья-разбойники, а сёстры-красавицы всплыли и навсегда остались в камне — красивые, величественные и очень похожие друг на друга.
Их-то и назвали Адалары…
Много веков прошло с тех пор, но меч, поднятый для злого дела, никогда не приносил добра тому, кто его поднимал.
Так произошло и с фашистами-гитлеровцами, которые первыми начали войну против нашей Родины.
КРАСНЫЕ СЛЕДОПЫТЫ
Когда фашисты ворвались в Артек, они сожгли артековский дворец пионеров, разгромили пионерские спальни и столовые, раздавили танками площадки для детских игр и танцев…
Ещё шла война, но уже пятого августа 1944 года возрождающийся Артек принял первых пятьсот пионеров. Среди них было много детей фронтовиков, и прежде всего дочерей и сыновей тех, кто не вернулся с войны. Возможно, среди них была младшая сестрёнка или братишка того комсомольца-коммуниста моряка Соловьёва, которого прозвали каменным матросом.
А погиб ли он? Ведь тело матроса так и не нашли. Случалось же, что после войны, после того как наше красное знамя водрузили над рейхстагом, а поверженные фашистские знамёна швырнули к подножию Мавзолея, находили воинов, которых считали погибшими или пропавшими без вести.
Шли в походы по местам боёв и красные следопыты. Год проходил, два… много лет. Искали следопыты, шли с рюкзаками из деревни в деревню, шаг за шагом разматывая клубок потерянного следа. И находили…
Бывало и бывает такое.
Вита мечтала о том, чтобы подобное произошло и с матросом-артековцем.
Война кончилась, но эхо её ещё катилось и катилось по нашей стране…
Когда Вита произнесла эту фразу в день праздника красной звездочки, толстячок в очках спросил:
— А что такое эхо войны?
За несколько минут до этого первоклассникам дали октябрятские значки и красные флажки. Теперь все октябрята, у которых вожатой была Вита Яшкова, имели своих вожатых, или, проще сказать, октябрятских командиров звёздочки. Пятерых малышей Вита собирала в одну пятиконечную звёздочку.
Толстячок-то и оказался командиром октябрятской звёздочки.
— Ты спросил меня про эхо войны? — Вита задумалась. — Как тебе объяснить… Придётся мне, ребята, рассказать вам о моём папе и об Артеке, где он был во время войны. Рассказать? Понятно, понятно… Ти-ши-на.
Теперь стало слышно, как шуршат по земле бронзовые листья дуба.
Ноябрь в том году выдался сухой и тёплый. Октябрята уселись в круг — кто на скамейке, а кто на пеньке во дворе школы.
— Ау! — крикнула Вита.
Через мгновение «ау-у» донеслось чуть слышно от дальней стенки, где кончался школьный двор.
С этого и начала Вита свой рассказ о том, как воевал её отец в Крыму и что же такое эхо войны.