Земляника под снегом. Сказки японских островов (с илл.), стр. 17
Длинные, длинные,
Словно листья у бамбука.
Бам-бам-бам, бум-бум-бум.
Потом звёзды начали кружиться в хороводе и запели звонкими серебряными голосами:
Свет-свет-светляки!
Свет-свет-светляки!
Если будут вас ловить,
Прилетайте к нам сюда.
Смотрит старик, слушает. Незаметно время летит, на земле уже вечер близок.
И тут вспомнил старик о своей старухе. Верно, ждёт она не дождётся. Пора и домой.
Простился старик с Лунной девой, простился со звёздами, а зайцы его до самых ворот проводили.
Спускаться-то скорей, чем подниматься.
Вот звёзды стали маленькими-маленькими и скоро совсем из виду пропали, а внизу земля показалась. Сперва была она с маковое зёрнышко, а потом стала как орешек, а потом — как баклажан, а потом — как большая дыня. Вот её уж и глазом не измерить. Гора Фудзи высится большая-большая. А вот и родная деревня! Вот уж и дом старика виден.
Спустился старик до самой своей крыши и зовёт:
— Старуха, а старуха, выходи-ка меня встречать!
А старуха с самого утра ждёт, места себе не находит. Всё на небо поглядывает, даже шею заломило. Под вечер пошла домой ужин варить, но на голос старика бегом из дверей выбежала:
— Наконец-то вернулся! Вот радость! А у меня как раз ужин поспел. Ну, рассказывай, где побывал, что видел.
— А видел я, старая, чудеса. Наш-то бамбук до самого неба дорос! Вот ты послушай…
Поужинал старик. Трубку покуривает и старухе рассказывает про Лунное царство. Удивляется старуха:
— И правда чудеса! Нет, старик, уж ты как себе хочешь, а завтра возьми меня с собой на небо. Посмотрю и я, как звёзды пляшут.
Пожалел старик старуху. Не много она в жизни радостей видела. Пусть хоть напоследок в Лунном царстве побывает.
Вот на другое утро встали оба рано-рано. Старуха по деревьям лазать не умеет. Посадил ее старик в большой мешок.
— Только помни, старуха: ты меня ни о чём по дороге не спрашивай. Я мешок в зубах буду держать. Если раскрою рот, беда случится! Полетишь ты камнем вниз, и костей не соберёшь.
— Не бойся, старый, ни о чем тебя не буду спрашивать, словечка не скажу. Буду молчком сидеть в мешке до самого Лунного царства.
Взял старик мешок в зубы — они у него были ещё крепкие — и полез вверх по стволу бамбука.
Вот поднялся старик выше своего дома, выше самой высокой сосны в саду. Стал его дом не больше дыни, а там с баклажан, а потом с горошину. Стал маленьким-маленьким, как кунжутное семечко, и совсем из глаз скрылся.
Высока снежная гора Фудзи, а теперь кажется не больше орешка. Много времени не прошло, глянул вниз старик, а уж вся Япония — маковые зёрнышки. И совсем в тумане растаяла. Передохнул старик и снова полез вверх.
Старухе в мешке ничего не видно. Была она словоохотлива. Надоело ей молчком сидеть. Но ведь старик приказал рта не раскрывать. Приказывать-то легко, а каково выполнить?
Лезет вверх старик, карабкается по стволу.
Были звёзды не больше кунжутного семечка, а теперь стали величиной с дыню. Луна — что большая гора.
Тут начала было старуха:
— Эй, послу… — да на полуслове спохватилась.
Немного времени прошло, она опять:
— Эй, послушай, дед… — да вовремя рукой себе рот зажала.
Чуть-чуть было старик не откликнулся, но, к счастью, промолчал.
А старухе всё больше не терпится:
— Эй, старик, далеко ещё?
Старик в ответ мычит:
— М-м-м.
Слово за слово, разговорилась старуха. Толкует о том о сем и время от времени спрашивает:
— Ну что, старик, далеко ли еще до луны? Скоро ли мы там будем? А что, виден уже серебряный дворец?
Вот уж Лунное царство так близко — рукой подать.
— Ну что, старик, долго ли ещё мне ждать? В мешке темно, душно…
Вот наконец серебряные ворота показались.
— Эй, старик, да когда же ты, наконец, доберешься до неба?
У старика с языка и сорвись:
— Уже добрался.
Только старик открыл рот, как при первом же его слове полетел мешок вниз. Вот он стал не больше дыни, вот уж он меньше баклажана, вот величиной с горошину, вот с маковое зёрнышко — и совсем из глаз пропал.
Выбежали звёзды и зайцы деду навстречу. Сама Лунная дева к нему вышла. Но не захотел старик один в Лунном царстве веселиться и начал быстро-быстро спускаться вниз.
Слез он с бамбука на землю и кричит:
— Эй, старуха! Вот я и домой вернулся.
Никто не отвечает. Никто не выбежал ему навстречу. Нет нигде старухи — ни дома, ни в саду.
Заплакал старик. Сел один ужинать.
Ночью проснулся он и слышит, словно кто-то стучится в двери и ставни.
Спрашивает старик спросонок:
— Где ты, старуха?
«Тут, тут, — слышится ему, — тут, тут».
Обратилась старуха в лёгкий ветерок.
Хлопочет ветерок в саду, сухие листья в сторону сгребает, бельё сушит — и всё шепчет, шепчет без умолку.
Прислушается старик и слова различает:
«Эй, дед, как живёшь? Хорош-ш-шо ли рис у тебя сварился?..»
Кувшинный человечек
В старину, далёкую старину, жил в одной деревне молодой парень, по имени Таро. Был он бездельник, каких мало. И к тому же любопытен.
С утра бродит по улицам и глазеет по сторонам. Тут новую крышу настилают, там бочку чинят, а вот собака за кошкой погналась. Кошка сидит на дереве, а Таро стоит под деревом. Ждёт, когда кошка с собакой помирятся.
Мальчишки даже песню сложили:
Кто глаза таращит,
Словно филин в чаще,
Как лягушка на болоте?
Это наш Таро.
Оророн-коророн!
Оророн-коророн!
Настала осенняя страда. Все парни жали и молотили рук не покладая. Один Таро шатался по деревне как ни в чём не бывало.
Вдруг приметил он на обочине дороги глиняный кувшинчик.
— О-о, ходишь дальше — найдёшь больше, — обрадовался Таро. — И целёхонький, ни трещины. Но что в нём шуршит? Верно, полевая мышь туда забралась.
Заглянул Таро в кувшин — и что же видит? Не мышь там прячется, не ящерица, не лягушка, а маленький человечек. Головёнка у него ну не больше каштана, а сам он, если на ноги встанет, будет ростом с гороховый стручок. Вот чудо! Таро так широко рот разинул от удивления, что в него, как в ворота, повозка с конём могла бы въехать.
Человечек заговорил голосом тонким-тонким, как писк цикады:
— Здравствуй, Таро! Вот мы и встретились. Из всей вашей деревни один ты мне полюбился. Ох, как я не люблю других парней! Возьми меня к себе домой жить.
— Что ж! — отвечает Таро. — Пожалуй, возьму. Отчего не позабавиться.
Дома вынул он маленького человечка из кувшина и бережно, двумя пальцами посадил посреди комнаты. А кошку на улицу выгнал за то, что стала облизываться.
— Кувшинный человечек, какой ты забавный! Верно, меньше самого крошечного карлика на свете. Хочешь, поиграем?
Целый день играл Таро с Кувшинным человечком. Посадил его в деревянную чашку и катал в кадке с водой. Подует посильнее — в кадке буря поднимается.
Тележку сделал и мышь в неё запряг. Мышь побегала-побегала и бросилась в норку, тележку опрокинула.
Смеялся, смеялся Таро, но к вечеру надоела ему новая забава. Не привык он долго одним и тем же заниматься.
На другой день опять пошёл Таро шататься по улицам. Солнце уже начало садиться, когда вспомнил он о Кувшинном человечке.
Вернулся Таро домой, смотрит, а там какой-то долговязый верзила на полу развалился, руки-ноги раскинул… Кто бы это мог быть? Стал Таро вглядываться в незваного гостя. Словно он его уже где-то видел. Да ведь это Кувшинный человечек!
— Вот чудо из чудес! Как же ты так сразу, в один день, вырос? — спрашивает Таро. — Еще вчера был меньше мыши, а теперь меня перерос.
— Всё твоими трудами, друг мой, твоими заботами, — отвечает Кувшинный человечек. — Недаром я тебя из тысячи выбрал. Гуляй, гуляй больше, я ещё и не так вырасту.