Зелёная пиала, стр. 22

Но в замке не было ни души. Тогда Берды решил осмотреть купол снаружи. Он пополз по гладкой кровле купола, он карабкался всё выше, но в это время страшный подземный толчок качнул Пери-Кала с такой силой, что юноша, потеряв равновесие, покатился вниз и, только чудом успев ухватиться за край карниза, повис на нём между землёй и небом. Нарядный белый тельпек слетел с его головы, и чёрные пышные косы рассыпались по плечам…

К рассвету земля устала плясать, и люди вернулись в замок. Какова же была их радость, каков восторг, когда они увидали, что стены дворца стоят, как стояли, и лёгкий купол по-прежнему венчает здание. Начальник стражи, посланец шаха, вскочил на коня и помчался в город, чтобы первым принести великому шаху и повелителю всей земли добрую весть и первым же получить от него награду, а строители замка бросились разыскивать юного зодчего. Но юноши нигде не было, только белый тельпек лежал среди груды кирпичей.

Печальные, бродили строители по постройке, и сердца их сжимались при мысли, что юный зодчий погиб. И вдруг один из старых мастеров услыхал где-то наверху тихий плач. Поспешно он вскарабкался вверх по крутой лесенке и увидел Берды, сидящего на краю карниза. Великий зодчий сидел и плакал, как простая девчонка из аула.

— О зодчий, искуснейший из искусных, — воскликнул старик: — Стоит ли плакать, если труд твой устоял против грозной природы и все видят, что он устоит века!

Но Берды только махнул рукой и заплакал ещё громче.

— Всё пропало! — сказал он, всхлипывая: — Когда тельпек упал с моей головы, наверно, все люди видели, как ветер развевал…

— Твою чёрную, твою прекрасную бороду! — почтительно закончил старый мастер и с поклоном протянул дочери Алты-зодчего её белый нарядный тельпек.

Вот и вся сказка.

Тысячелетия стоял у края песков величественный и гордый замок, вызывая восторг, удивление и преклонение поколений. Но злоба и зависть людей зажгли войну. И пламя битвы в один час уничтожило то, что долгие годы создавало великое и мудрое вдохновение народа.

Замок Пери погиб. Остались сказка да груда развалин. И вот сегодня из праха и пепла снова встаёт перед нами чудо. И правнуки и праправнуки древних зодчих отроют из-под песков сокровища знаний, человеческого труда и упорства и передадут их тем, кому суждено строить здания, ещё более прекрасные, ещё более прочные, чем сказочные дворцы древности.

Разве не стоит ради этого перепачкать руки сажей?

— Ну что ж, друзья, — надеюсь, мы в расчёте за обе чашки? — смеясь, закончил рассказ учёный.

«Да нет же! — хотелось крикнуть Гюль: — Расскажите ещё!»

По лицам мальчиков было видно, что и они готовы слушать учёного хоть до завтра, — так увлёк их рассказ о поисках и находках, об искусстве строителей, а главное — об их мужестве и упорстве в достижении поставленной цели. Но ребята с детства были приучены к скромности и никогда не вступали в беседу старших, пока их не спросят. Они промолчали и во все глаза продолжали смотреть на рассказчика.

Вдруг из угла раздался громкий голос:

— Товарищ, дайте мне пиалу!

— Все оглянулись. Казах-чабан поднялся с места и решительно шагнул к археологу. Гости зашумели:

— Он просит сам пиалу.

— Дайте ему пиалу рассказов!

— Прошу. Пожалуйста! — весело отозвался учёный, наполняя чашку и поднимаясь навстречу.

Казах с поклоном взял пиалу и сказал:

— Мой друг, вы видели чудеса в туркменских песках, а я расскажу вам о чуде в казахских степях. Это чудо я видел сам. Об этом нельзя молчать.

— Просим, просим! — закивали старики головами.

Казах не спеша сел, поставил перед собой пиалу и начал:

— Я хочу рассказать…

Но его перебил кокандец. Он приподнялся на ковре и лукаво спросил:

— А чай? Почему вы не пьёте чай, ага?

— Да, да, прежде чем приступить к рассказу, вы должны выпить чай — таков уговор, — поддержал кокандца хозяин чашки.

— Выпейте, выпейте! — засмеялись все, а чайханщик протянул гостю полное блюдечко леденцов.

— Ой, нет! Ой, спасибо! — стал отказываться казах: — Рассказывать буду, пить не буду! Я уже двадцать две пиалы выпил!

— Да разве же это много? — засмеялся чайханщик. — Зелёный чай — полезный чай. Вреда не сделает, от сорока болезней вылечит… — Ага, выпейте двадцать третью!

— Ай-ай-ай! — тяжело вздохнул казах: — Чабаны у нас говорят: последний перегон самый трудный!

Он поправил свою лисью шапку, подраспустил шёлковый пояс халата, зажмурился и мелкими глоточками осушил пиалу.

Все засмеялись. Казах спросил:

— Разрешите теперь приступить к рассказу?

Гости одобрительно закивали.

— Сидите тихо, — шепнула детям Сона-Эдже.

Рассказ начался.

ЧУДЕСНОЕ ЛЕКАРСТВО

Я расскажу вам о том, что произошло на глазах у всего народа. Это не сказка — это правда, которую видели все чабаны.

Зима была суровой и снежной. Мы ждали в марте солнечных дней, но в степях всё ещё бушевали бураны. Толстая корка льда покрывала землю, и скот не мог добывать себе корм из-под снега. Будь это в старину, все бы наши овцы погибли. Но теперь люди научились помогать друг другу и, взявшись за руки, преграждать беде дорогу. Овцы отстоялись в тёплых колхозных загонах, а потом по степи прошли тракторы и разбили толстую ледяную корку. Так продержались мы до конца апреля, а в апреле проглянуло солнышко и казахские степи зазеленели. Тысячи овец, табуны коней, стада верблюдов погнали чабаны на весенние пастбища — джайлау.

Ой, хорошо! Простор кругом! Чабаны скачут, псы лают, кони ржут, овцы блеют и кричат верблюды. Потянулись по небу утки, жаворонки поют и люди поют. Открыла земля своё сердце людям; вернулось солнце в казахские степи. А стада идут и идут по степи, и, кажется, конца им не будет.

Пригнали мы колхозные стада к широкой реке. Пустили овец на влажные от разлива, сочные травы. Походные юрты раскинули, шалаши поставили, очаги-кухни сложили. Пришла молодёжь — наладила радио, библиотечку в степь привезла.

Ой, весело! У соседей даже патефон заиграл, только нам, старикам-чабанам, некогда было патефон слушать. Исхудали за зиму овцы, — за больной овцой уход нужен, ей много внимания нужно. А овец у нас не одна — тысячи. Большое стадо доверил нам, чабанам, колхоз. И какие овцы — чистопородные, тонкорунные! На весь край славятся, такими гордиться можно.

Повеселели овцы. Чабаны веселее стали. Хорошо дело пошло, а потом беда пришла. Начали у ягнят копыта болеть. Опять стали овцы худеть, шерсть вылезать стала. Одна за другой на землю ложатся. Сперва сотни, потом тысячи овец на землю легли. Встать не могут — совсем обезножили! Ой, как пожар пошла по степи болезнь! Гибнет скот на глазах, молодняк гибнет, а чабаны, даже самые старые, опытные и те не знают, как избавиться от беды. Теперь не старое время — дали мы знать в район. Приехали фельдшеры, ветврачи приехали — кто на коне, кто на велосипеде. Скоро приехали, посмотрели — за голову схватились, говорят — страшная это болезнь, надо принимать срочные меры. Стали овцам лекарство давать — только не помогает.

Покачали головами старики-чабаны:

— Не для наших степных овец, видно, ваше лекарство!

Так и было: падёж ещё больше стал!

Зарывали мы павший скот в землю и плакали. Не то что юноши, старики плакали от такой беды. Подумать — какие овцы гибли! Красавицы, чистопородные, богатый приплод давали, а тут такое горе: можно сказать, — пришли на джайлау дровами, а вышли золой. Так народ говорит, так и было.

Ветврач сказал:

— Не надо плакать, надо расчистку копыт делать, дёгтем копыта смазывать, — поправятся овцы.