Арктания, стр. 30

— Придут, — безразлично сказал Свенсон. Он хотел идти в палатку, но вдруг Ветлугин схватил его за руку.

— Смотри! — крикнул он и сунул Свенсону биноскоп. — Вот там, у тороса, похожего на гриб… Видишь?

Свенсон вгляделся, оторвался от биноскопа, удивленно глянул на Ветлугина, потом снова прижал к глазам телескопический бинокль.

— Они издыхают! — крикнул Ветлугин. Свенсон медленно опустил биноскоп. Ветлугин взял его у Свенсона и снова навел на двух собак. Обе лежали неподвижно, одна в двух шагах от другой; у обеих лапы были вытянуты, как культяпки у туго налитых вином бурдюков; кровавая пена пузырилась из оскаленных пастей, и белая шерсть их стала бурой.

Это случилось внезапно. Собаки мчались по гладкой льдине. И вдруг, одновременно, обе споткнулись, точно с размаху ударились о какую-то невидимую стену, и покатились в разные стороны, извиваясь и судорожно царапая лапами лед. Затем собаки замерли; лишь легкие конвульсии сводили их окоченевшие тела.

Свенсон и Ветлугин переглянулись, обвели горизонт настороженными глазами.

— Да-а… — наконец сказал Ветлугин. — Это любопытно.

— Там начинается отравленная зона, — спокойно резюмировал Свенсон.

Ветлугин вновь поднес к глазам биноскоп.

— Они совсем почернели, как уголь!

— Это кармонзит. Сильнейший яд. Крестовики называли его «святой водой». — Свенсон иронически взглянул на своего друга. — Мы с тобой сейчас мало отличались бы от тех двух псов, если бы вчера продвинулись вперед хоть на один километр.

— Значит, «апостолу Петру» суждено раньше помереть, чем нам с тобой. Не так ли, Эрик? — весело ответил Ветлугин, но тотчас же стал серьезным. — Что ты предлагаешь?

— Нам другого ничего не остается: надо дать знать Ливену и вернуться на Ева-Лив.

— Будем ждать тумана?

— Подождем. Так будет вернее. Станция могла ошибиться на час-полтора, не больше.

В тот же день профессор Ливен получил шифрованную радиограмму от Ветлугина. Радиограмма очень напоминала сводку о погоде: она изобиловала цифрами и специальными метеорологическими эпитетами. После расшифровки она выглядела так:

Радиограмма эта была зачитана профессором Ливеном вслух в большой комнате гостиницы Мальмгрена. Слушали ее: Силера, Ирина Ветлугина, механик Хьюз, практикант Бельгоро и четыре других сотрудника Ливена из его гибралтарской экспедиции.

Ливен заметил, как вытянулись физиономии у его слушателей.

— Товарищи, — сказал Ливен, — мы прибыли на архипелаг Вейпрехта — Пайера не для того, чтобы отсиживаться в гостинице. Поэтому мы завтра же выступаем в путь на Ева-Лив, где нас ждут товарищи Ветлугин и Свенсон. «Святая вода» — это пустяки; талантливый Кармон отстал в своем развитии, — времена Северной армады и крестовиков прошли. Пять лет назад открыто дегазирующее средство, которое полностью нейтрализует кармонзит.

Ливен смеющимися глазами обвел своих слушателей.

— И мы с вами скоро будем тревожить юрские песчаники острова Брусилова, — продолжал он.

Хьюз подмигнул остальным.

— Если на этот остров апостол крестовиков не пошлет манну небесную, как он сделал это на острове Седова.

Хьюз имел в виду «манну» — съедобный мох-лишайник, произрастающий в Палестине, продуктом которого является нитроманнит, одно из сильнейших взрывчатых веществ, известных на земле.

— Может быть, и пошлет, — сказал Ливен. — Но он все же опоздает. Мы проберемся на заколдованный остров Брусилова и зароемся в землю раньше, чем Петер Шайно услышит над собой наши шаги.

— Проберемся, профессор! — крикнул Хьюз. — С вами я не пробрался бы, но со Свенсоном? Ого! По-моему, у Эрика кто-то из предков был ластоногим.

— Хьюз, вы говорите глупости, — с легким укором сказала Ирина.

— Честное слово, Ирина Степановна! Мне Свенсон в этом сам признался.

— Точка, — сказал Ливен. — Завтра мы выступаем к Ева-Ливу. Займитесь собаками, товарищи. Силера, останьтесь со мной. Мы сейчас будем говорить с Североградом. Надо сообщить комиссии о кармонзите и узнать у баренцбургских инженеров, в каком состоянии оставлены шахты законсервированных рудников на острове Брусилова…

24.

«Степан Никитич Андрейчик и мальчик Рума уехали далеко, но, полагают, не надолго»

С тех пор, как из гостиницы «Скандинавия» уехали Ливен, Силера, Эрик Свенсон, Хьюз и Ирина Ветлугина с мужем, прошло десять дней. Асю мать отослала к себе на родину, в Чернигов. И только дед Андрейчик и Рума продолжали жить все в той же гостинице и в том же номере.

Старик часто отлучался из дому. Он каждый день бегал по каким-то своим таинственным делам и приводил в номер молодых техников, вместе с которыми часами копошился над левыми рукавами двух водоходов, разложенных по всей комнате в разобранном виде. Молодые техники отнимали у левых рук водоходов набор инструментов и приспосабливали их для каких-то иных функций.

Наведывался дед Андрейчик и к председателю Чрезвычайной комиссии и к следователю Померанцеву.

— Как вы думаете, за что крестовики убили строителя подводного штаба Варенса? — спросил он однажды Померанцева, когда тот познакомил его с показаниями Золтана Шайно.

— Не знаю, — ответил следователь. — У меня такое впечатление, что мой подследственный вряд ли и сам знает, что у них там произошло.

— А я знаю…

Померанцев недоверчиво поглядел на старика.

— Интересно! Скажите.

— Извольте. Рума ушел от крестовиков через тайный шлюзовый ход, в котором, по словам его отца Маро, обитала какая-то таинственная женщина. Маро знал ее имя, но ни он, ни Рума в секретной комнате никогда эту женщину не видели, хотя и умели проникать в шлюз, чего не умели прочие крестовики.

— Да, я это знаю со слов Румы, — сказал Померанцев.

— Имя женщины?

— Лилиан. Мальчик слыхал это имя от отца. Вы правы, Степан Никитич.

— Так, — дед Андрейчик прищурил один глаз и продолжал с видом фокусника, разъясняющего секрет своего искусства: — Теперь слушайте дальше. Варенс, когда строил штаб, сделал один тайный выход, специально для атаманши апостольских шпионов, на тот случай, если дела у апостола совсем испортятся, — чтобы она могла, бросив апостола и всех своих сообщников, вовремя удрать из штаба. Индейцы и техники, которые строили штаб, были убиты. Вы это знаете. Те индейцы, которых оставили в живых, ничего не знали о тайной лазейке. После смерти Варенса оставался, следовательно, один-единственный человек, который знал об этом секретном ходе, — красивая немка Лилиан. Но как ни хитра Лилиан, все же она обмишурилась, оставив в живых одного индейца, отлично знакомого с устройством тайного хода и притом самого смышленого из всего племени. Факт. Я в этом уверен.

— Вы имеете в виду отца Румы, Маро? — спросил Померанцев.

— Да, его.

— Я спрашивал мальчика через Грасиаса, но он ничего не говорил мне о взаимоотношениях Варенса и Лилиан.

Дед Андрейчик расхохотался.

— Ну, еще бы! Откуда ему знать обо всех фортелях апостольской разведки? Относительно Варенса это так… плоды моих собственных размышлений. Тот, кто хорошо помнит мастера высшего класса провокации, красивую немку Лилиан, тот знает, как умеет маскироваться и на что способна эта обольстительная дама.

— Возможно, что вы и правы. Но… не во всем, — сказал Померанцев. — Да, кстати. Я собрался завтра еще раз побеседовать с вашим приемышем. Можно к вам зайти часов в пятнадцать?