Багдадская встреча, стр. 39

– Как-нибудь она обойдется, пока не прибудет грузовик с багажом. Честно сказать, я просто не понимаю, что она там делала, одна на пустынной дороге?

– Теперешние барышни – удивительный народ, – вздохнул профессор. – Где только не появляются. Мешают работать. Уж кажется, здесь такой отдаленный угол, можно не опасаться гостей, – ан нет, автомобили и публика сваливаются на голову, когда совсем не до них. Смотрите-ка, работы остановились, должно быть, время обедать. Нам с вами лучше пойти в здание.

2

Трепещущая Виктория увидела совсем не того профессора Понсфута Джонса, каким его себе представляла. Он оказался небольшого роста, с брюшком, голова спереди до макушки лысая, а взгляд живой и веселый. К величайшему изумлению Виктории, он протянул ей навстречу руки.

– Ну, ну, Венеция, – то есть Виктория, я хочу сказать, – какой сюрприз! Почему-то мне взбрело в голову, что тебя надо ждать в будущем месяце. Но все равно я рад тебя видеть. Очень рад. Как поживает Эмерсон? Как его астма, надеюсь, лучше?

Виктория успела чуть-чуть опомниться и пролепетала, что с астмой все в порядке.

– Зря он так кутает горло, – убежденно сказал профессор Понсфут Джонс. – Это большая ошибка. Я ему говорил. Вообще ученые академического склада, которые всю жизнь топчутся при университетах, слишком много внимания уделяют собственному здоровью. Не стоит о нем думать. И будешь всегда здоров. Ну, хорошо, ты пока поживи тут, акклиматизируйся. Моя жена приедет через неделю – или через две? – она неважно себя чувствовала последнее время. Надо будет поискать ее письмо. Ричард мне сказал, что твой багаж еще не прибыл. Придется тебе как-то выходить из положения. Я не смогу отправить грузовик раньше чем через неделю.

– Ничего не поделаешь, – ответила Виктория. – Значит, как-нибудь обойдусь.

Профессор Понсфут Джонс весело хихикнул.

– Мы с Ричардом мало что тебе сможем предложить. Зубную щетку – это пожалуйста. В экспедиционных запасах масса зубных щеток. Есть вата, если тебе нужно, и… да, тальк, и… ну, носки, носовые платки. А так, боюсь, больше ничего.

– Не беда, устроюсь. – Виктория радостно улыбнулась.

– Имей в виду, кладбище пока не попалось. Откопали прекрасную стену. И в дальних раскопах массу черепков, можно будет, наверно, подобрать кое-что для склейки. Словом, работа тебе найдется. Я забыл, ты фотографируешь?

– Немного, – осторожно отозвалась Виктория, радуясь, что зашла речь о предмете, которым она худо-бедно все-таки владеет.

– Вот прекрасно. И проявлять умеешь? Я на старинный лад еще пользуюсь пластинками. Темный чулан у нас оборудован примитивно. Вы, молодежь, привыкли к современному оборудованию, работать с устаревшей техникой вам не нравится.

– Мне нравится, – сказала Виктория.

Из экспедиционных запасов она раздобыла себе зубную щетку, тюбик пасты, губку и тальк.

В голове у нее был полный сумбур, подошло время все обдумать и внести ясность. Ее тут явно принимают за другую девушку, по имени Венеция, а по фамилии – бог весть, которая должна присоединиться к экспедиции позже, она, говорят они, антрополог. А Виктория даже вообще не знает толком, что это такое – антрополог. Надо будет посмотреть в словаре, если у них тут есть. Эта девушка приедет самое раннее через неделю. И, значит, так: предстоящую неделю, пока не будет машины в Багдад, Виктория сможет прожить здесь в качестве этой самой Венеции, поддерживая профессора Понсфута Джонса в его заблуждении. Профессор ее не беспокоил, он явно представлял себе действительность довольно смутно, его можно было не опасаться. Опасения внушал Ричард Бейкер. Уж очень он внимательно к ней приглядывался, с ним надо все время быть начеку, иначе он ее в два счета разоблачит. По счастью, ей довелось поработать какое-то время секретарем-машинисткой в лондонском Институте археологии, она запомнила некоторые слова и выражения, и они теперь придутся как раз кстати. Только бы, боже упаси, не ляпнуть что-нибудь невпопад. Впрочем, мужчины вообще так свысока относятся к женщинам, что если даже и сделаешь ошибку, это будет воспринято не с подозрением, а скорее со злорадством, как лишнее доказательство женской непроходимой безмозглости.

Тем самым Виктория получала хоть какую-то передышку, а это как раз то, что ей было нужно. В «Масличной ветви» ее исчезновение должно было вызвать переполох. Ну, выяснится, что она сбежала. А дальше-то куда делась? Пусть попробуют выследить. Автомобиль Ричарда свернул в пустыню, не доехав до Мандали, поэтому, что она в Тель-Асваде, им и в голову прийти не может. Просто пропала, как в воздухе растаяла. Вернее всего, в «Масличной ветви» решат, что она умерла. Заблудилась в пустыне и погибла от зноя и жажды.

И очень хорошо, что они так решат. Жаль, конечно, что и Эдвард придет к такому выводу. Но ничего не поделаешь. Пусть его мучает совесть, что уговаривал ее подружиться с Катериной – а она вдруг возьмет и объявится – то-то ему будет радость! – словно воскресшая из мертвых, живая и невредимая, только уже не брюнетка, а блондинка.

Тут она снова задумалась над загадкой: зачем они (кто бы они ни были) покрасили ей волосы? Какая-то причина этому должна быть. Но какая? Виктория, хоть убей, не понимала. Одно ясно: очень скоро волосы отрастут и покажется чернота у корней. Ну и видик у нее будет тогда – крашеная платиновая блондинка, у которой нет ни пудры, ни губной помады! Надо же, какой ужас! Ну, да ничего, сказала себе в утешение Виктория. Зато я жива, верно? И могу пока преспокойно жить в свое удовольствие еще целую неделю. Ведь интересно же поработать в археологической экспедиции, поглядеть, что это за наука такая. Только бы не сплоховать, не выдать себя.

Легко, конечно, сказать. О чем только они не говорят! Имена, публикации, архитектурные стили, виды керамики. Тут держи ухо востро. По счастью, хорошие слушатели всегда в цене. Виктория слушала обоих ученых археологов во все уши и вскоре уже набралась профессиональных словечек и оборотов.

Да еще, оставаясь в здании одна, она украдкой, второпях читала книги и справочники. При экспедиции имелась хорошая библиотека, Виктория быстро усвоила кое-какие азы. И, сама того не ожидая, получала от всего этого бездну удовольствия. Утречком рано, выпив принесенного в комнату чаю, она бежала на раскопки. Помогала Ричарду фотографировать. Притирала и склеивала черепки. Смотрела, как идет работа, любовалась искусством и аккуратностью простых землекопов с кирками, восхищенно слушала смех и пение мальчишек, которые бегом относили и вываливали на насыпь корзины с грунтом. Она стала разбираться в периодах, различала слои, [119] держала в голове результаты прошлого сезона. Единственное, что ее страшило, это как бы вправду не обнаружились захоронения. Сколько ни читай, а как при этом полагается себя вести специалисту по антропологии, все равно совершенно непонятно. «Если наткнемся на кости или на могилу, надо будет заболеть тяжелой простудой, – сказала себе Виктория. – Нет, лучше острым приступом печени. И лечь в постель».

Но могилы не появлялись. Зато медленно, но верно обозначались стены дворца. Виктория была страшно увлечена, а никаких специальных знаний и навыков от нее не требовалось.

Ричард Бейкер все еще иногда поглядывал на нее с легким недоумением, и она чувствовала, что он относится к ней критически, но держался он мило и дружелюбно, а ее увлеченность его явно забавляла.

– Вам это, конечно, все внове после Англии, – сказал он ей как-то. – Помню, я тоже был в упоении весь мой первый сезон.

– А давно это было?

Он улыбнулся.

– Да порядочно. Пятнадцать, нет, шестнадцать лет назад.

– Вы, должно быть, знаете здешние края вдоль и поперек?

– Да я ведь не только здесь работал. И в Сирии еще. И в Персии.

– И по-арабски вы свободно говорите. Если вас нарядить как надо, вы сойдете за араба?

Он покачал головой:

– Э, нет. Это очень непросто. По-моему, всерьез и на продолжительное время прикинуться арабом не удавалось ни одному англичанину.