Горе невинным, стр. 23
– Поживем – увидим, – сказал он. И положил руки на ее гладкую золотистую голову.
Майкл Эрджайл лежал на кровати без сна и напряженно вглядывался в темноту.
Мысль сновала, как белка в колесе, постоянно возвращаясь к прошлому. Почему он не мог избавиться от воспоминаний? Почему перебирал год за годом прожитую жизнь? Какое это имело значение? Отчего столь явственно вспоминалась ему неопрятная, но веселенькая комната в лондонской трущобе, где он обитал? Как там было интересно и весело! А уличные забавы, когда они сходились с другими мальчишками стенка на стенку! А его мама со сверкающими золотистыми волосами! Косметику она применяла дешевую, это он осознал, когда повзрослел. Иногда его настигала ее неожиданная ярость, сопровождаемая увесистыми шлепками (джин, разумеется), а временами приводила в восторг ее бесшабашная веселость, порожденная хорошим настроением. С каким аппетитом они уплетали за ужином рыбу с жареной картошкой, а мама пела душещипательные романсы. Изредка она ходила в кино, конечно, в сопровождении какого-нибудь дяди… так его заставляли их называть. Его собственный отец слинял уже в раннем детстве, когда отцовский облик еще не отложился в памяти ребенка. Мать не баловала сына, но не вытерпела, когда очередной дядя как-то поднял на него руку. «Оставь нашего Мики в покое», – сказала она.
А потом наступила эта потрясающая война. Ожидание гитлеровских бомбардировщиков, завывание сирен, стоны, минометы, бессонные ночи в метро. Вот это да! Вся улица была там с сандвичами и лимонадом. Поезда куда-то мчались почти всю ночь. Вот жизнь была, да! Событий хоть отбавляй!
После они привезли его сюда – в деревню. Захолустное местечко, где ничего интересного не случалось.
«Ты вернешься обратно, душенька, когда все закончится», – пообещала мама, но произнесла она это как-то рассеянно, и он даже ей не поверил. Казалось, ей никакого дела не было до того, куда он уезжает. Отчего же она сама не поехала? Многих детей с их улицы увезли вместе с мамами. А его мать уезжать не захотела и отправилась на север с новым дядей, «дядей Гарри», работать на военном складе. Ему бы сразу это понять, хотя и трогательное было прощание. Он не нужен ей… Джин ей нужен, джин да еще всякие дяди…
Он здесь будто в плену, в заключении, кормят его какой-то диковинной, безвкусной, но «полезной для здоровья» пищей; спать отправляют, подумать страшно, в шесть часов после дурацкого ужина с молоком и бисквитами; сон не идет, плакать хочется, вволю под одеялом наплачешься при мыслях о маме и доме.
И все из-за этой женщины! Она забрала его, никуда не отпускала. И все лезла со своими наставлениями, заставляла играть в какие-то глупые игры. Чего-то от него добивалась, а чего – непонятно. Ладно. Можно подождать. Он терпеливый! Когда-нибудь наступит же такой славный денек, и он поедет домой. Домой, к своим улицам, мальчикам, сверкающим красным автобусам, метро, рыбе с картошкой, потоку автомобилей, бегающим по чердакам кошкам… С ума сойдешь, едва подумаешь об этих радостях. Надо ждать. Не вечно же война будет идти. Он застрял в этом дурацком местечке, а Лондон весь разбомбили, половина Лондона сгорела. Ого! Сколько же там огня, и людей убивают, и дома рушатся.
Воображение живо нарисовало разноцветное зарево. Ничего. Когда война кончится, он возвратится к маме. Вот она удивится, увидев его, такого большого.
Мики захрипел от досады.
Война закончилась. Нет больше Гитлера и Муссолини… Дети разъехались по домам. Скоро уже… Но вот она возвращается из Лондона и говорит, что он останется в «Солнечном гнездышке» и будет ее маленьким мальчиком…
Он спросил: «Где мама? Погибла?»
Если бы ее убило бомбой… что ж, было бы не так страшно. У многих мальчиков матери погибли.
Но миссис Эрджайл сказала «нет», ее не убили. Но работа у нее довольно тяжелая, не может она присматривать за ребенком… Многое еще она говорила, успокаивала его, а он не слушал ее… Мама его не любит, не хочет, чтоб он возвратился… Теперь ему здесь оставаться, навсегда…
Он стал прятаться по углам в надежде подслушать взрослые разговоры и наконец кое-что услышал, несколько слов, сказанных миссис Эрджайл своему мужу. «Лишь обрадовалась, что от него избавилась, совершенно безучастна»… и еще что-то про сто фунтов. Так вот в чем дело, мать продала его за сотню фунтов…
Унижение, боль… никогда этого не забыть…
Она купила его! Он видел в ней воплощение власти, могущественной, враждебной, а он рядом с ней такой маленький, беспомощный. Но он вырастет, станет сильным, мужчиной. И тогда он убьет ее…
При этой мысли Мики успокаивался.
Позже, когда его отвезли в школу, жизнь немного наладилась. Каникулы были ему ненавистны… из-за нее. Все для него было готово, все было устроено, его ожидали подарки. И кругом удивление: почему вдруг такое безразличие? Он ненавидел, когда она целовала его… И после часто испытывал наслаждение, если удавалось расстроить ее идиотские замыслы. Работать в банке? В нефтяной компании? Нет. Он сам подыщет себе работу.
Поступив в университет, он попытался отыскать мать. Узнал, что несколько лет назад она погибла в автомобильной катастрофе по вине сидевшего за рулем своего пьяного дружка.
Почему же все это не уходит из памяти? Почему он не вспоминает хорошее, не радуется жизни? Он и сам этого не знает.
И вот… что же произошло? Она умерла, можно ли в это поверить? Вспомнилось, как она купила его за жалкую сотню. Она могла купить все, что угодно, – дома, машины… и даже детей, которых у нее не было. Значит, она могущественна, как сам Господь!
Но оказалось, что совсем не могущественна. Трахнули кочергой по затылку, и стала трупом, который от любого другого трупа не отличишь!
Значит, она умерла? О чем же он тревожится? Что же его тяготит? А то, что теперь ее нельзя более ненавидеть, она мертва.
Перед ним находилась Смерть…
Он почувствовал, что ненависть его испарилась, почувствовал и испугался…
Глава 12
В спальне, где от чистоты рябило в глазах, Кирстен Линдстрем заплела в две старомодные косы свои светлые с сединой волосы и приготовилась ко сну.
Она была встревожена и напугана. Полиции нравятся иностранцы. Правда, в Англии она жила так долго, что сама себя иностранкой не чувствовала. Но полиции-то это неизвестно.
Этот доктор Калгари… Какая нелегкая его принесла?
А ведь все было по справедливости. Она подумала про Джако и вновь повторила себе, что все по справедливости.
Она знала его еще маленьким мальчиком. Плут он был и обманщик! Но такой очаровательный, такой занимательный! Вечно его прощали, вечно старались уберечь от наказания.
А врал он мастерски. Как ни прискорбно, но это надо признать. Так врал, что все ему верили… Нельзя было не поверить. Хитрый, коварный Джако.
Доктор Калгари, видно, полагал, будто знает, о чем это он рассказывает! Но доктор Калгари ошибался. Подумаешь – алиби, такое-то место, такое-то время. Джако и не такие штуки проделывал. Она, как никто другой, знала, на что он способен.
Поверит ли кто-нибудь, если рассказать про Джако все, что ей ведомо? И вот… что-то будет завтра? Придет полиция, и снова у всех испортится настроение, снова в доме воцарится подозрительность и недоверие. И это ужасно…
А она так любит их всех, так любит! И знает про них больше любого другого, гораздо больше, чем знала миссис Эрджайл, ослепленная своими материнскими чувствами. Для миссис Эрджайл они были ЕЕ детьми. Она видела в них свою собственность. Но Кирстен воспринимала детишек такими, какими они были в действительности, и хорошо знала их достоинства и недостатки. Если бы у нее были свои дети, может быть, тогда и возникло бы у нее ощущение собственника. Но природа не наделила ее материнским инстинктом. Вот мужа своего она бы любила, если бы он у нее был.
Трудно понять таких женщин, как миссис Эрджайл. С ума сходила по чужим детям, а к собственному мужу относилась так, будто тот вообще не существовал! А человек он, надо сказать, хороший, прекрасный человек, лучше не бывает. Негоже пренебрегать такими мужчинами. А миссис Эрджайл как занялась своими заботами, так и не замечала, что у нее под носом творится. Эта секретарша, смазливая девка, знала, как нужно обходиться с мужчинами. И теперь для Лео уже нет препятствий на дороге к счастью, или они все-таки существуют? Осмелится ли эта парочка соединиться после того, как на «Солнечное гнездышко» снова пала тень от убийства?