Параметры риска, стр. 41

Смотрю на прибор и думаю: вот ведь действительно вышла полезная вещь. Буквально из ничего! Поразительно, сколь изобретателен бывает порой человек. Особенно, если этого требуют конкретные обстоятельства жизни.

И вот, наконец, мы увидели солнце. Наша большая поляна преобразилась мгновенно-стала еще просторнее, светлее. Солнечные блики позолотили траву, морщинистую кору старых сосен, заставили свечами вспыхнуть белые стержни берез. Лучистое тепло согревало нас, наполняя блаженством. Наверное, мы были совершенно счастливы в этот момент.

Понежившись немного, Толя взялся доводить свой прибор. На это у него ушло что-то около часа. Потом он объявил: "Ну вот, теперь все в порядке. Можно пользоваться".

И сразу же в нашей жизни — мы это тут же почувствовали — возникло нечто, похожее на. определенность. Мы знали, что находимся на правом берегу Енисея, стало быть, идти надо на запад, чтобы встретиться с ним. Конечно, мы и не предполагали, как далеко забрались в тайгу. Но теперь, по крайней мере, знали, в какую сторону двигаться.

Ручей под нашей сопкой струился почти точно в нужном нам направлении, поэтому мы решили идти по нему. Должен же он когда-нибудь и куда-нибудь привести! И если нам повезет и он впадает в речонку, а Толя опять исхитрится и изобретет какое-нибудь рыболовное средство, и если окажется, что в той речке водится хоть какая-то мелочь, тогда, возможно, в наш рацион попадет что-нибудь, кроме грибов.

Конечно, мы понимали, что этих «если» слишком уж много. Но зато и перспектива попахивала ухой, а не, грибным Лешиным супчиком. И, кроме того, впервые перед нами забрезжила цель, к которой мы могли устремлено направиться.

Мы решили пожить на этой стоянке один полный день — просохнуть как следует, отогреться, пока солнце гуляет по небу, и прийти в себя после продолжительного общения с гнусом. Здесь, на верху сопки, его практически не было: свежий ветер почти без следа выметал эту нечисть.

Ночь мы провели точно так же, как и все предыдущие. Руки и лица стыли, приходилось то и дело вставать и подходить греться к костру. Искры от него плавно возносились к звездному небу, медленно блекли и угасали, не в силах соперничать с голубым светом звезд. Звезды эти были такие холодные!

Утром снова тронулись в путь. Толя последний раз наметил курс, мы спустились по склону сопки и сразу же оказались под плотным пологом леса. Множество поваленных деревьев преграждало нам путь, большие камни, покрытые мхом, предательски подрагивали, когда мы на них наступали. И тихо звенел ручей, неспешно бегущий неизвестно куда. Соединится ли он когда-нибудь с сильной, полноводной рекой?

На нашем пути часто встречались большие деревья, сраженные ударом молнии. Они так и стояли — обуглившиеся, расщепленные, без ветвей и коры. Черные, печальные обелиски. Их видно издалека — они четко вырисовываются на фоне жизнерадостной зелени. Сколько — i они еще так могут стоять? Когда упадут? Или будут стоять до конца, пока не рассыплются в прах? Встречаясь с ними, я всякий раз внимательно разглядывал их, пытаясь восстановить хоть что-то в безмолвной таежной драме, после которой не осталось свидетелей. Молния наверняка выбирала самые рослые, самые сильные деревья. Они были так неосторожны, что позволили себе вырасти выше других. И вот — сражены. Странно, но буквально ни разу я не увидел вокруг черных останков деревьев следов огня, пошедшего дальше. Дерево выгорало до самого корня, и никогда после этого не занимался пожар. Так и не смог найти приемлемого для себя объяснения…

Мы шли все время вдоль ручья, иногда перешагивали через него, иногда, прыгая с камня на камень, переходили. Здесь, в распадке, нам стала чаще попадаться черемуха, и мы тогда останавливались, с удовольствием поедая ее сладкие ягоды, но почти моментально набивая оскомину. Здесь больше встречалось рябины — мы не пренебрегали и ею. Но разве съешь много рябины? Леша, однако, набирал ее впрок: обычно он давил ее в котелке, наливал побольше воды, давал настояться, и получался довольно вкусный напиток.

Для разнообразия, а также из желания придать новые аспекты эксперименту на выживание, он готовил еще отвар из еловой хвои. Вероятно, ему хотелось узнать, как эта отрава действует — постепенно или мгновенно. — По правде сказать, это его изобретение успехом не пользовалось. Мы предпочитали отвар из шиповника или "рябиновку".

В тот день мы совершили самый большой свой переход. Ручей, вбирая в себя родники, рос на глазах, потихоньку превращаясь в речушку, через которую при всем желании не удавалось бы перешагнуть. Но лес о нас позаботился: множество деревьев, упавших поперек русла ручья, послужили мостами, и мы, балансируя, подобно канатоходцам, переправлялись на нужный берег.

Иногда, обходя препятствия, незаметно поднимались по склонам сопок, а потом с удивлением замечали, как далеко внизу шумит на камнях наш ручей. Тогда мы снова спускались и шли по мокрой траве, сметая с нее всю влагу себе на ноги, осторожно переходили с камня на камень, держась обеими руками за нависший обломок скалы. Но предпочитали все же такой путь: обходить скалы поверху было бы много труднее.

Мы давно уже вымокли так, что, погрузившись в ручей с головой, вряд ли промокли бы больше. Но, странное дело, на нас напала неутолимая жажда движения. Мы не только не хотели и не могли остановиться, но постоянно наращивали скорость ходьбы, как будто спешили куда-то или нам наступала на пятки погоня.

Не сразу я понял причину столь непривычного состояния. Мы думали лишь об одном в эти часы: не может быть, чтобы ручей, все ширивший свои берега, не привел нас к какой-нибудь таежной деревне. Мы ждали, едва ли не после каждого поворота: вот-вот выглянет сруб… И эта мысль подгоняла.

Потом все же благоразумие взяло верх, и мы надумали отдохнуть в самой чащобе. Что нам нужно сейчас? Воды — сколько угодно… Полная корзина грибов. Подосиновики, румяные, ядреные, как с картинки из книжки сказок… Нам все равно, где остановиться и спать… Любое дерево даст приют.

Стали готовить с Алексеем ночлег, а Толя, упаковав свой прибор, пошел за дровами. Все чаще и чаще поглядываю на него, не решаясь спросить: не сможет ли он попытаться сделать какое-то приспособление — разумеется, из подручного материала — которое смогло бы: перерабатывать грибы на картошку?

Опасность

По-прежнему не ели ничего, кроме несоленых грибов. Один только вид их вызывал отвращение! Но мы все же заставляли себя съедать хотя бы по паре ложек три раза в день.

Как-то Толя поднялся и сказал: "Пойду, посмотрю, как там речонка…" Я присоветовал ему поохотиться на лягушек, если они, конечно, водятся в здешних местах. Услышав эту просьбу, Алексей содрогнулся. Я тут же поспешил успокоить его, объяснив, что в сравнении с кузнечиками лягушки — истинный деликатес. И, если кузнечиков дают всего 225 килокалорий, то одна упитанная лягушка гораздо больше. Но еще лучше чередовать и то и другое блюдо.

Вернулся Толя быстро — возбужденный, с круглыми глазами: не думаю, что он был взволнован больше, если бы повстречал у реки водяного. Едва приблизившись, объявил: "Рыба есть! Много рыбы!"

Я сразу побежал к берегу — хоть посмотреть на рыбу. И действительно: по мутной, темно-зеленой поверхности речки то тут, то там расходились круги. Рыба беспечно гуляла, явно не подозревая о нависшей над нею опасности.

Постояв немного на берегу, живо представил себе уху в котелке, почувствовал аппетитный запах, струившийся от рыбы, зажаренной на углях. Можно сделать даже шашлык из рыбы, или какое-нибудь заливное, или приготовить ее в томате…

Разумеется, никаких рыболовных снастей у нас не было. Зато был А. П. Коваленко, поэтому я и мысли не мог допустить, чтобы он не изобрел все необходимое для рыбной ловли.

Так и получилось. Когда я вернулся к стоянке, Коваленко сидел возле шипящего костра и увлеченно расплетал длинный белый шнурок из кеды. Значит, можно считать, леска у нас уже есть… Завтра он сделает еще из чего-нибудь пару крючков, мы наловим много рыбы и наконец как следует поедим. "Правильно, Толя?" — на всякий случай спросил я его, хотя нисколько в этом не сомневался. Ответил Коваленко коротко и обнадеживающе: "Завтра будем есть тройную уху".