Параметры риска, стр. 38

Ни слова не говоря, показал пальцем на это необъяснимое явление природы в надежде на то, что, может быть, Толя, кандидат наук, объяснит, как это получается. Что север (или юг) находится у нас под ногами. Кажется, так быть не должно!

"Это от влаги", — объяснил Коваленко.

Да, влаги в тайге больше, чем нам хотелось бы… Определенно, от ее недостатка мы не страдали. Вода выступала вокруг ступни буквально на каждом шагу. А мы еще отважились улечься спать на этой земле, позабыв о наших радикулитах и пестром букете заболеваний, которые обычно приносит с собой простуда. Следующую ночь, вероятно, придется провести на деревьях, хотя там, наверное, очень сквозит…

И тут мне пришлось выложить резервный способ ориентации — по кронам деревьев. С южной стороны; это я уже точно запомнил, они много гуще. Мы тщательно оглядели крону ближайшей сосны, и мнения наши разделились как раз на четыре части: я показал дважды в разные стороны. Поскольку совпадений во мнениях не было, мы решили, что данный экземпляр дерева не характерен, и принялись изучать другую сосну. Но и ней получилась такая же картина. Кроны других деревьев настолько переплелись, что у нас зарябило в глазах. Поэтому мы взяли и пошли куда глаза глядят. То есть прямо.

Но наши попытки сориентироваться в тот день не закончились. Мы наткнулись на обширный участок леса, где множество деревьев обросли пышным мхом. Радостно бросились к ним и тут же увидели, что одно дереве обросло с одной стороны, в то время как его ближайший сосед — с другой. И наоборот. Да, в этом лесу царила полная неразбериха!

Следуя старой примете, нам оставалось только одно: разойтись на все четыре стороны. Хорошо, что мы так не поступили, а то бы никогда больше не встретились.

— Придется сделать прибор, — вроде бы самому себе сказал Коваленко.

— Какой? — спросили мы с надеждой.

— Увидите, — уклончиво ответил ученый.

Где моя большая ложка!

Уже три дня мы блуждаем в тайге. Все это время старались идти в одном направлении, чтобы не повторять типичных ошибок заблудших — большинство из них бродит по лесу кругами. Солнца и звезд мы ни разу не видели, поэтому никак не могли определить, хотя бы приблизительно, в какую сторону движемся.

Во время переходов комары особенно не докучали нам. Но стоило остановиться на отдых или расположиться на ночлег, как они начинали нас есть поедом. Ни одной ночи мы так и не спали — из-за треклятых комаров и сильного холода. Не знаю, сколько градусов показал бы термометр, но, когда мы пили воду из фляги, зубы ломило.

Кулинарные достоинства грибного блюда, которое трижды в день подавал нам Алексей, убывали в геометрической прогрессии. Мы ели по необходимости, чтобы сохранить хоть какие-то силы, но с каждым разом это делать становилось трудней и трудней. Две-три ложки пресного грибного отвара — больше мы не могли заставить себя съесть.

Попадались и ягоды. Крупная, сочная костяника — студенистые, полупрозрачные ягоды, с крепкой косточкой в середине. Таких больших ягод я никогда не встречал. Пробирались мы и через заросли спелого шиповника, с удовольствием поедая его алые, вяловатые ягоды. Алексей делал из них вкусный напиток, хорошо утоляющий жажду.

Мы находили обширные поляны, сплошь покрытые глянцевитыми кустами брусники. Но ягод на них почему-то не было, как не было черники и голубики. Наверное, их время прошло. И только однажды нам повезло: на одной из стоянок Толя и Леша, взяв котелки, отправились на поиски каких-нибудь ягод. Через три часа они принесли котелки, почти доверху наполненные малиной.

Ели ее с полным блаженством! Мы высыпали малину в кучу и, вооружившись Лешиной ложкой, по очереди въедались в нее. В эти минуты жизнь представлялась нам прекрасной. Подумать теперь об обеде, в которою на первое, второе и третье подаются грибы без соли нам просто противно…

Однако утром — куда деваться — пришлось есть грибы. У Леши получился очаровательный грибной супчик темно-коричневого цвета, в котором если чего не хватало, так это картошки, лука, сметаны и соли.

Едва до Толи донесся соблазнительный запах только что приготовленной пищи, как он моментально изменился в лице и с подозрительной поспешностью заявил, что отказывается от своей доли завтрака в нашу с Леше пользу. Мы принялись его уговаривать, и он заколебался было уже, но, заглянув в котелок и увидев изобилие маленьких беленьких червячков, очень мило смотревшиеся на темно-коричневом фоне, возмутился: "С червям! есть не буду!"

Леша веским доводом тут же сразил его наповал "И совершенно напрасно: это же мясо! Белок в чистом виде". Довод возымел силу, и Коваленко, кривясь и тихо поругиваясь, немного похлебал.

Несмотря на то, что мы все-таки что-то ели, силы очень быстро уходили. Особенно это ощущалось утром, когда выползали из-под укрытия, и ночью, когда приходилось вставать, чтобы подбросить пищи в огонь. Голова тут же начинала сильно кружиться, и приходилось какое-то время стоять на месте, выжидая, когда все пройдет.

Толя нашел хороший способ борьбы с таким состоянием: нужно сразу же резко наклониться вперед — и все моментально проходит. Не проходит только общая слабость, нежелание двигаться и вообще что-то делать. Тем более идти.

Куда? Если бы знали — куда… Впрочем, мы относились спокойно к тому, что шли без троп и дорог: верили, что рано или поздно, но найдем выход из леса.

Работы у нас было много. Собирать грибы — просто и даже приятное. В радиусе пятидесяти метров от каждой стоянки мы находили больше грибов, чем было нужно.

А самой трудоемкой работой стала заготовка на ночь дров для костра. Собирали буквально гору старых коряг, из-за которой нас самих не было видно… Но ночь от всего этого оставалось лишь несколько горстей серого пепла.

С водой никаких проблем пока еще не было. Каждый день шли дожди. Кроме того, однажды в распадке нашли ручей с кристально чистой водой. Пили мало — дни стояли прохладные, а по ночам из-за холода совершенно пить не хотелось. Иногда, правда, мы ставили котелок на огонь, чтобы согреться горячим.

С того момента, как мы открыли малинник, все наши гастрономические помыслы были связаны с ним: вдруг поняли, что совершенно не хотим от него уходить. Так пришло решение, психологически вполне оправданное: остаться на стоянке еще на день и сделать запас малины.

На этот раз мы отправились с Толей. За те же три часа набрали два полных котелка и полностью истощили малинник. Так что к обеду у нас опять получилось превосходное второе блюдо. Если же добавить, что было и третье — отвар из шиповника, то наш обед вполне можно назвать царским.

Покончив с ним и благоразумно оставив малину на ужин и даже на завтрак, мы пришли к единодушному мнению, что так вполне можно существовать.

Сытая жизнь всегда губила и губит человека: она его развращает. Вкусив ее, он ни в коем случае не желает от нее отказаться и всякие изменения в худшую сторону воспринимает как катастрофу. Кроме того, обеспечив себе сытую жизнь, человек непременно начинает обзаводиться предметами роскоши. А это означает уже полную деградацию личности. Так случилось и с нами.

Сытно (насколько это было возможно) поев, Коваленко сообщил, что ему надоело есть одной с нами ложкой и он твердо намерен обзавестись собственной. Я сразу подумал, что это начало падения: сначала он сделает ложку, потом соорудит индивидуальный шалаш и обнесет его изгородью, потом посадит личный малинник, потом построит телегу, потом… Дальше все ясно: мы потеряем его как товарища и полноценного члена нашего коллектива.

Все доводы он пропустил мимо ушей, срубил небольшую березу, отделил от нее поленце сантиметров в тридцать длиной. Потом взялся за топор — я сразу подумал, что его работа будет, наверно, топорной, — и, как скульптор, воплощающий замысел, принялся отсекать лишнее Дерево.

Через некоторое время у него в руках оказалось нечто напоминающее внешне гантель. "К чему бы это? — подумал я. — Маловата гантель для него, да и, пожалуй, легка…" Но Толя был так увлечен, что я не осмелился задать впрямую вопрос.