Параметры риска, стр. 12

Диковинные цветы, деревья с короткими, мощными стволами. Блики солнца теряются в высокой траве. Тихо. Лишь изредка прокричит где-то птица.

Лес очень красив. Но для нас он почти мертв: в нем совершенно нет ягод, грибов. За первую неделю жизни на острове мы нашли всего три сыроежки. Да и плодовых деревьев нет тоже. Остров наш — не такое уж райское место, как показалось вначале. Особенно, если жить здесь без огня и без пищи… Впрочем, пища есть. Но без огня ее как будто бы и нет.

Иногда, размышляя о своей нынешней жизни, думаю: самое скверное здесь — не голод, нет. Холодные ночи без сна — вот что хуже всего. И влажная одежда, под которой снуют муравьи. Да еще поедом едят комары. Так что с домом у нас связаны довольно-таки неприятные впечатления.

Но, с другой стороны, дом — единственное наше убежите. В жару в нем прохладно, а в дождь… От небольшого дождя он укрывает вполне надежно, по от ливня нам в нем не спастись.

Так мы пришли к мысли, что наш зеленый дом необходимо срочно реконструировать. Собрали по берегу вес куски полиэтилена, которые только смогли найти, и, насколько это было возможно, обложили дом сверху и по бокам.

Я боялся, что сильный ветер может сорвать всю защиту, поэтому придавили пленку ветвями — так будет надежнее. Теперь мы сделали все, что только было возможно в наших условиях, чтобы защитить себя от ДОЖДЯ.

В этот день случилось ЧП: исчез Пищулин. Мы легли в доме, чтобы хоть немного соснуть. Проснулись — его нет. Огляделись, покричали — лишь крики чаек в ответ. Прошло полчаса, час… Мы с Толей начали волноваться. У нас была договоренность: ни в коем случае не уходить в одиночку. И вот его нет…

Проходит еще полчаса, и снова час. Появляется. Вижу, идет вдали по камням. Усталый, измученный, еле ноги волочит. Мы с Толей на него напустились, а он, Упрямец, отбрыкивается: "Мужики, вы не правы — я же не для себя за этими устрицами ходил! Потом — я же записку оставил вам!"

— Какую записку, где? — набросились мы.

— А вот, — и подает нам женскую босоножку с левой ноги, на которой ярким фломастером начертано: "Я пошел искать устриц за второй мыс".

Записка… Этот опорок давно валяется здесь. Мы равнодушно отфутболивали его ударом ноги подальше, чтобы не путался, а Пищулин — вместо бумаги использовал. И еще возмущается, что мы не поняли!

Страсти горели, наверное, с час, но каждый остался при своем мнении. Никто никого не смог убедить.

Ночью сквозь Дрему слышу все нарастающей силы дробь дождя по кровле дома. Сразу отлетела дремота: первый ливень! До этого нас поливали просто дожди, теперь же дому предстояло выдержать серьезное испытание. Ливень шел часа три, и все это время я лежал, напряженно прислушиваясь, ожидая, что вот-вот откуда-то прорвется вода и от нее уже ничто не спасет.

Высунул голову из-под пиджака, и сразу же точно рот попала большая пресная капля. Слышу, как и в других местах в доме падают одиночные капли. Но это все! Дом выдержал ливень. Подмок только мой блокнот, лежащий с самого края, а мы сами остались сухими.

А утром — еще большая слабость. В первой половине дня я был четыре раза в состоянии, близком к обморочному. Весь день — яркое, слепящее солнце, жара, которой здесь еще не было, на небе — ни облачка. Единственное спасение — морс. Плавать не хочется, только: неподвижно лежать в воде.

Но и этого удовольствия, к сожалению, мы не можем позволить себе столько, сколько нужно, сколько хочется: у нас много дел. И главное из них — добыча огня. Эта работа — самая неприятная и изнурительная — уж очень выматывает.

Иногда, после новой попытки, приходится неподвижно лежать на земле, раскинув в стороны руки, медленно, собирая силы. От одной мысик, что надо добывать огонь, паршиво становится. А тут такая жара — мы еще больше размякли, завяли…

Сделали три дырки в доске — Толя держал ее отдельно, берег, словно фамильную драгоценность. Прокрутили эти дырки. Как всегда — ничего. Даже угля не видели! Наверно, по структуре плохая доска.

Хотели отложить, но Толя сказал: "Давайте еще пару попробуем". Согласились. Когда есть такая определенность, когда знаешь, что вот эти — две последние дырки, а потом доску можно забросить ко всем чертям, тогда все-таки легче.

И вот мы снова сели крутить. На этот раз дым был хороший — густой, плотный. Уголь тоже получился отличным. Мы его положили на трут из расщепленной пеньковой веревки, обмотанной сухим кусочком бумаги: получилось внешне некоторое подобие сигареты или скорее самокрутки, "козлиной ноги".

Уголек вопреки обыкновению не гас, а тлел на труте. Мы перенесли его в давным-давно приготовленный очаг, где лежали очень тонко нарезанные стружки, бумага. Одна из стружек затлела, мы поднесли к ней бумагу, и вдруг — я не верил себе! — она, словно нехотя, загорелась.

— Огонь… — сказал кто-то из ребят, а может, я сам, сдавленным голосом.

— Тише, — цыкнул Коваленко.

Но ведь это огонь! Он разгорелся и обдавал нас теплом. Теплом, которое мы сделали, выжали из дерева сами!

Огонь…

Мы сидели и молча, заворожено глядели па это прекрасное пламя. Неужели оно теперь всегда будет с нами?

Володя сбегал за мордухой, в которой нетерпеливо ждали решения своей участи штук пятнадцать рыбешек, и через десяток минут мы их с неописуемым удовольствием ели. Как же вкусны они были — с аппетитно зажаренными бочками… И так изумительно пахли!

Огонь неожиданно очень остро поставил перед нами проблему: где взять достаточное количество дров? Когда смотришь па берег, их кажется много, а когда надо дрова собирать — все почти не годится по разным причинам. Запаса мы никакого не сделали: не хотелось тратить силы, не зная, сумеем или не сумеем добыть огонь.

Мы еще не привыкли к мысли, что теперь у нас есть огонь, уж очень долго мы ждали его, потратили столько сил и испытали столько разочарований из-за него!

Теперь все хорошо. Казалось бы… Но теперь нас заботит будущее огня. Как подумаешь, что придется начинать все сначала, страшно становится…

Будущее огня. Как покормить его, как укрыть от дождя?

Наконец, огонь…

Толя всю ночь сидел на вахте, оберегая огонь. Иногда, переворачиваясь с боку на бок, я видел его силуэта фоне алых тлеющих углей. А в небе сияла луна. Впервые мы видели здесь ее такой яркой. Быть может, свет ее сулит назавтра хороший день?

Так и случилось. Но день был слишком хорош. С раннего утра солнце жарило так, словно спешило прогреть море до самого дна. Над землей сразу появился легкий парок, а туман, лежащий в бухте, быстро стал таять. Он растворялся в воздухе, как тень, исчезая в солнечном свете.

Это очень красиво! Но чувствуешь себя в такой день крайне неважно. С утра, едва встал — полуобморочное состояние: я заметил, что в жаркий, солнечный день самочувствие значительно ухудшается. Все приходится делать с большой затратой сил, через нежелание. Мы уже давно привыкли к тому, что все, или почти все здесь приходится делать против желания.

Подле первого мыса — около километра от нашей резиденции — Володя нашел большой деревянный я видимо, смытый с какого-то судна, набил его досками и обломками деревьев, валявшимися на берегу, положил сверху с десяток устриц, спустил ящик в море и подтолкнул в направлении к нашей бухте. Дальше его понесли течение и легкий попутный ветер.

Через два часа мы полезли в воду — встречать точно пришедшую посылку. Несколько досок из ящика выплыли и заканчивали свой путь самостоятельно, но ни одна не пропала: мы все выловили. Теперь до конца дня на ночь дров, пожалуй, хватит…

Вот что оказалось для меня неожиданным: мы столько дней боролись за огонь, мечтая о нем, как, наверное мечтают о счастье, а он, едва появившись, сразу же нас разъединил: мы реже стали собираться все вместе.

Теперь кто-то один вынужден сидеть возле него, двое других должны заниматься делами. Естественно! что дел теперь на одну треть прибавилось.

Толя отдежурил ночь, поел с нами печеной рыбы лег СПЕТЬ. Я несколько часов поддерживал огонь, а Володя вновь отправился на поиски дров.