Избранное, стр. 97

Глава четвёртая

ТЁМНАЯ ЛОШАДКА

Удивительная всё-таки станция Тарасовка.

Здесь есть всё, что и на других подмосковных станциях, – дачи, ёлочки, козы, колодцы, шлагбаумы, бочка с надписью «Русский квас». Но есть и кое-что такое, чего нигде не найдёшь.

У дороги под расписным навесом разместилась закусочная «Кооператор». Из-под навеса вываливает на улицу дым и кавказский запах жареного лука и мяса. Этот запах ползёт вдоль шоссе, зажигает блеск в глазах у случайных прохожих, подбирается к стадиону «Спартак». В дни футбольных матчей он будоражит болельщиков, и тогда над Тарасовкой стоит такой рёв и свист, какого, конечно, никогда не услышишь на других подмосковных станциях.

А запах, миновав стадион, ползёт дальше: мимо дач, ёлочек, коз, колодцев, мимо шлагбаумов и бочки с надписью «Русский квас».

Вася и Батон шли по шоссе как раз вслед за запахом. Батон нюхал запах с большим интересом.

– Люблю есть мясо, – толковал он, обняв Васю за плечи.

Матрос ненадолго отстал от них, покрутился возле закусочной, и неизвестно откуда во рту у него появился здоровенный кусок шашлыка.

– Толковый парень! – восхищённо сказал Батон. – Такой не пропадёт!

Довольно долго они шли по шоссе, и как только запах жареного мяса иссяк, Батон остановился.

– Сюда, – указал он на розовый дом сбоку от дороги.

Дом был обычный на вид – низенький, длинный, с облупленной штукатуркой. Единственно, что поражало, так это огромное количество телевизионных антенн на крыше.

Вася оставил Матроса на улице, вслед за Батоном поднялся на крыльцо, вошёл в полутёмную комнату, освещённую только бледным экраном телевизора. Окна были занавешены от солнца. При неверном мёртвом свете увидел Вася человека, и сразу сердце его ударило в уши с колокольным звоном.

– Нашёл лошадку? – хрипло спросил тот, полуобернувшись к двери.

– Ага, – весело ответил Батон, – приятель мой, вместе сидели. Васька Куролесов.

При этих словах человек вскочил со стула, щёлкнул выключателем, и в комнату рухнул свет.

Ослеплённо глядел Вася на знакомое лицо – корявое, рябое, то самое, на котором горох молотили.

– Кого ты привёл, собака! – закричал Рашпиль и дал Батону по зубам. – Лошадку! Тёмную лошадку!

Зубы батонские лязгнули, он зажмурил глаза и быстро залопотал:

– Я не виноват. Я не виноват.

В этот же момент Вася пригнулся и что есть силы боднул Рашпиля в живот.

Живот этот оказался твёрдым, как комод, и бодать его было всё равно что биться головой об стену.

Рашпиль махнул в воздухе своей короткой и толстой рукой, чтоб схватить Васю, но тот увернулся, прыгнул вправо и отчаянно боднул Батона.

У этого живот оказался слабым, как манная каша. От удара Батон подпрыгнул, и секунду казалось, что Вася поднял его на рога. Выкатив глаза, Батон повисел в воздухе и рухнул под телевизор.

– Всех перебью! – закричал неожиданно Вася и, схватив со стола стакан с чаем, метнул его в Рашпиля.

Ударившись об стену, стакан лопнул, как граната. Вася тут же издал клич, похожий на рёв паровоза. Он закрутился по комнате, будто танцевал бешеный танец лезгинку, пнул плечом телевизор и кинулся к двери.

Телевизор что-то крикнул ему вслед, тумбочка под ним подломилась. Телевизор тюкнулся об пол, как сотня сырых яиц.

С тихим звоном он пополз по полу и, как барсук, уткнулся в ботинок Рашпиля.

Вася ударил в дверь локтем и вылетел в темноту.

Глава пятая

ПЕРО

Нет, Васе не повезло.

На полном ходу влетел он в чулан, врезался в чуланную стену, и тут же ему показалось, что на него падает новогодняя ёлка со всеми своими огнями и украшениями. От удара сел Вася на пол. Посыпались какие-то склянки, банки, что-то печально зазвенело, что-то полилось и злобно закапало в таз.

Ошеломлённого Васю Рашпиль за ноги вытащил из чулана, кашляя и ругаясь, бросил на пол рядом с умирающим телевизором.

Телевизор стонал.

На экране его вспыхивали и гасли предсмертные звёздочки. Собрав последние силы, он вдруг жалобно запел: 

Что-то захрустело в телевизоре. Он повернулся набок, из него, как из посылки, высыпались какие-то стеклянные орехи.

Всего лишь минута прошла, как Вася попал в эту комнату, а всё уже здесь перевернулось вверх дном: рядом с телевизором валялась на полу тумбочка с вывихнутой ногой, в чулане что-то ещё копошилось и падало, на стене шевелилось рыжее пятно чая.

Глядя на эту картину, можно было сказать, что Вася пронёсся как ураган, разрушая всё на своём пути. А теперь этот ураган лежал на полу, и на голове его созревала шишка никак не меньше кедровой.

– Допрыгалась лошадка! – сказал Рашпиль. – Жалко, что совсем шею не сломал.

Батон очумело глядел на всё, что творится вокруг, и указательным пальцем ощупывал пошатнувшиеся зубы.

– Ты знаешь, кого привёл? – спросил Рашпиль.

– Ммм… – ответил Батон, не вынимая указательного пальца, – л-л-лошадь…

– Это милицейская лошадь, от капитана Болдырева.

– Ммм… – удивился Батон. – Давай ему морду разобьём.

– Мордой тут не отделаешься, – сказал Рашпиль и вынул из кармана перо – острый стальной нож с рукояткой, набранной из разноцветных стёклышек.

Он придвинул его к Васиному носу, и тогда Вася понял, что теперь он попал в самую печальную историю. Снизу глядел он на плоское блестящее перо размером не больше вороньего. Над ним покачивалось лицо Рашпиля – рябое и круглое, как луна. Сейчас оно было даже больше похоже на луну, чем сама луна.

Тихо стало в комнате, только слышно было, как в чулане что-то прощально капает в таз. Рашпиль покрутил ножом перед Васиными глазами, сказал:

– Ну, лошадка…

И тут же послышался стук в дверь.

Глава шестая

СВИСТ

– Кого ещё чёрт несёт! – проворчал Рашпиль. – Кто там?

– Водопроводчики, – брякнул кто-то за дверью.

Рашпиль откинул крючок, и в комнату вошёл Курочкин. Да, это был он, гражданин Курочкин, и что удивительно – опять с усами. А под усами висела к тому же бородка, похожая на букет увядших цветов.

– Водопровод хотим починить, – повторил Курочкин, смеясь.

Вдруг в лице его что-то треснуло. Чёрные морщины побежали под глазами.

– Васька!

Вася приподнялся на полу и помахал Курочкину рукой.

– Видал? – сказал Рашпиль. – Кого Батон привёл?

– Кто? – крикнул Курочкин, подскакивая к Батону. – Ты?!

– Да не виноват я! – закричал Батон.

– Ладно, – сказал Рашпиль. – Брось ты его. Скажи лучше, что с Васькой делать. Выпускать его нельзя – сразу к Болдыреву побежит.

– Мне бежать нечего, – сказал Вася, – Болдырев давно вас выследил.

– Врёшь!

– Вокруг дома засада, – подтвердил Вася.

– Врёшь, Васька! Скажи, что врёшь.

– Не вру.

– Ну ладно, – кивнул Курочкин Батону. – Пойди проверь.

Батон лениво пошёл к двери. Он шёл ни шатко ни валко, тяжело неся свои узкие плечи и пухлые кулаки.

Да, хотелось бы Васе сейчас не врать. Приятно было бы, если б ворвалась вдруг в дом милиция и Болдырев крикнул: «Руки вверх!» Заплакал бы тогда небось Рашпиль. И Курочкин струхнул бы.

– Ты письмо моё читал? – спросил Курочкин.

– Читал.

– А понял?

– Нет, – чистосердечно сказал Вася.

– Ты мне устроил хорошую жизнь – навёл на меня капитана, и я тебе тоже устрою. Понял?

– Тебе, Курочкин, всё равно конец.

– Мне – конец? Ну, щенок, закрой глаза!

Вася хотел было закрыть глаза, но тут с улицы донёсся пронзительный свист.

На крыльце что-то загремело, загрохотало.

– Облава! – закричал Курочкин и прыгнул к окну.

Разом он выбил раму и вывалился на улицу. Рашпиль бросился следом и застрял в окне.