Колдун, стр. 32

– Вкусно?

– Ты – оборотень?

– Оборотень, – равнодушно подтвердила темноволосая. – Мы все оборотни. Стая…

Кусок застрял в горле болотника. Древний страх полез наружу, побуждая кинуться прочь от диких нелюдей, к которым он попал.

Егоша уже было встал, но вдруг ошеломляющая мысль откинула его назад. Куда он пойдет? К кому? К киевлянам, которые хотели его убить? К желающим его смерти родичам? К чужим людям? Но где бы он ни был, для людей он везде становился выродком – странным, несущим зло созданием. Только нежить оказался ему верным другом. Так, может, его место не среди людей, а среди нежитей?

Свернувшись калачиком, девка легла на бок, сладко зевнула и, не обращая на него внимания, прикрыла глаза. Ее уши подергивались, словно у дремлющей собаки.

Егоша поднес мясо к губам, слизнул с него солоноватую кровь. Что ж, с людьми он пожил – теперь поживет с нелюдями.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВОЛЧИЙ ПАСТЫРЬ

ГЛАВА 16

Студень месяц пришел в Киев, словно богатый и щедрый купец, – разложил на крышах домов белые снежные перины, завесил бархатистым инеем оконца, принарядил колодезных журавушек в блестящие сосульки.

Ярополк недолго пробыл дома и по первому снегу подался гостевать в ближние городища. В путь князь взял Фарлафа с его людьми, своих гридней да кметей Блуда. Предлагал ехать и Варяжко, но, сославшись на болезнь, тот отказался. Князь долго уговаривать не стал – махнул на упрямца рукой и вылетел соколом из родного гнезда, оставив в нем все прошлые печали и тяготы.

Про болезнь Варяжко не врал – была болезнь. Только не его она мучила, а Рамина. От старого рубаки осталась лишь жалкая тень, да и та еле двигалась, будто уже готовилась отойти в иной мир. Никто, даже пухлая веселушка Нестера, не радовал старого сотника. И Варяжко он встретил безучастно, будто чужого. Смотрел куда-то мимо него, качал головой и, казалось, не слышал слов обеспокоенного нарочитого. Весь грудень Варяжко пытался разбудить в старом друге хоть каплю былого величия и силы, но без толку. Нестера глядела, глядела на его тщетные попытки, а потом, не выдержав, сказала:

– Оставь, нарочитый. К нему знахарей со всей округи сзывали, а помочь никто не сумел. Знать, доживает отец последние деньки.

Вот тогда Варяжко и вспомнил о Рогнедином знахаре. Он Настену вылечил, из темноты кромешной поднял – может, запомнив хоть что-нибудь из его науки, девка сумеет помочь Рамину?

Настена жила в княжьем тереме, в чистой и светлой повалуше. Варяжко часто заскакивал к ней, но, памятуя указ Ярополка, обращался с ней не как с женой, а как с дорогой гостьей и, боясь не сдержаться, старался заходить к болотнице пореже. Думал: опечалившись, девка начнет донимать упреками, но она оставалась по-прежнему приветливой и улыбчивой. Обзавелась подругами и, казалось, вовсе не замечала перемены в Варяжкином отношении. Недоумевающий нарочитый сперва обиделся, потом стал ревновать ко всем, кто удостаивался ее ласкового взгляда, и лишь затем уразумел: Настена иначе не умеет. Живет в ней тихая и светлая любовь, но не та, которая греет лишь одного, а та, что всех радует, и ревность пропала. Наоборот, нарочитый даже стал гордиться, что средь многих Настена выбрала его. Ни от кого не таясь, она радовалась каждому проведенному с ним мгновению и, как бы ни была долга разлука, при встрече заглядывала в глаза и шептала:

– Не забыл меня, любый мой?

Так поступила и на сей раз. Он даже не успел стряхнуть снег, а Настена уже прижималась щекой к его груди, гладила руками жесткую кожу его полушубка.

– Погоди. – Улыбнувшись, Варяжко отвел ее руки. – Я видел, многие к тебе за советом бегают, видать, и моя очередь настала…

Девка сразу потухла, забеспокоилась:

– Что случилось? В чем твоя печаль?

– Разговор, верно, будет не короток. – Опустившись на лавку, Варяжко позволил ей стянуть с себя сапоги. – Помнишь, я тебе про парня одного рассказывал? Который себя Онохом называл?

– Про Выродка? – тут же сообразила она. – Помню.

– Так вот – перед тем как мы в Полоцк уехали, он, подлец, напустил какую-то хворь на моего друга…

– Я помню, – перебила она. – Ты об этом сказывал.

Варяжко вскинул голову, поймал ее участливый взгляд. Он не ожидал, что Настена запомнит его слова – сам уже их вспомнить не мог. Тепло коснулось его сердца. Он подвинулся, накрыл ладонью хрупкие девичьи пальцы.

– Та история еще не кончилась. Рамин совсем плох стал. Никого не слышит, не видит – смерти ждет. Я, как ни старался, а ему помочь не сумел, вот и пришел тебя о помощи просить…

– Меня? – удивилась она. – Да чем же я могу помочь? Я знахарству не учена…

– Ты хоть поговори с ним, – попросил Варяжко. – Тебя люди слушают, может, и он услышит?

Настена мгновение глядела на него, а затем поднялась:

– Хорошо, пойдем.

– Сейчас? – от неожиданности Варяжко приоткрыл рот.

– А чего зря время терять? – Настена накинула полушубок, сунула в старенькие поршни узкие ступни, закутала пуховым платком голову и замерла на пороге, ожидая нарочитого. Путаясь в собственных мыслях и исподлобья поглядывая на терпеливо ждущую девку, Варяжко торопливо натянул сапоги. Он-то думал, что она смутится, заупирается, но, будто почуяв чужую боль, она взялась помогать без вопросов и уговоров! Нет, не было на свете другой такой! Не девку он подобрал в лесу, а драгоценный клад!

На пороге Раминовой избы их встретила Нестера. Почтительно посторонилась перед Варяжко и светло улыбнулась Настене, распахивая перед ней дверь.

Рамин босой, в длинной, свободной рубахе сидел на лавке возле каменки. Образуя причудливые фигуры, над его головой плавали седые тенета дыма. На вошедших вой даже не взглянул, смотрел в стену перед собой и сосредоточенно шевелили высохшими губами, будто вел с кем-то невидимым долгий и важный разговор.

– С каждым днем все хуже и хуже, – пожаловалась Нестера. – Нынче ночью кричал, словно тать в обиталище Кровника. А едва унялся, принялся опять шептать что-то. Меня вовсе не замечает… Прижимая ладони ко рту, она всхлипнула.

– Не замечает? – задумчиво переспросила Настена.

Нестера кивнула. Скинув полушубок, болотница подошла к старому воину и склонилась, заглядывая ему в лицо. Тот сперва не обратил на нее внимания, но потом вдруг отшатнулся и торопливо забормотал:

– Одна кровь… Одна кровь… Он колдун – ты ведьма! Уйди, не мучь меня, дай помереть с собой в мире!

– Не слушай его… – Нарочитый подскочил к отступившей от старика Настене, просительно сжал ее руки. – Он сам не ведает, что болтает!

Она покачала головой. Пуховый платок съехал ей на плечи, будто прикрывая их от злых слов Рамина.

– Он больше тебя видит. И что говорит – знает прекрасно. – Настена глубоко вздохнула и решительно прикоснулась пальцами к его склоненной голове.

– Не бойся меня, добрый человек. Я тоже была там, где живет страх. Я еще ношу запах того места. Почувствуй!

Рамин смолк, потянулся к ней всем телом, шевеля сухими губами:

– Да, да…

– Он говорит с ней! – восторженно зашептала на ухо Варяжко ничего не понимающая Нестера. – Он слышит ее!

Варяжко кивнул. Что-то пугало его в этом разговоре. Что-то страшное, способное навек лишить его Настениной ласки и любви рвалось на свет и с каждым словом подходило все ближе и ближе. Силясь остановить это неведомое, Варяжко шагнул к говорящим, прислушался к сбивчивому шепотку Рамина.

– Он напугал меня, – бормотал старик. – Он был таким страшным и могучим! Белым, как туман, и желтым, как одуванный цвет. Он бил меня. Он заставил меня зайти за кромку мира, и теперь я не слышу людей – только голоса духов и нежитей. Я чужой среди них, я не могу их понять… А их много, очень много, они везде – в земле, в деревьях, в огне, в воздухе. – Голос бывшего сотника сорвался. – Он –твоей крови! Попроси его! Я хочу обратно к людям!

Задумчиво закусив губу, болотница повернулась к Варяжко: