Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного, стр. 62

Это все, что было тогда опубликовано в Советском Союзе по поводу инцидента с «У-137» — инцидента, серьезно и надолго испортившего отношения между обеими странами. Потом, в годы перестройки, появлялись отдельные отклики в газетах и журналах, но подробного отчета об этих событиях в нашей стране до сих пор не появилось. И это понятно. Зачем ворошить страницы истории, в общем-то не делающие чести ни стране, ни флоту?

С точки зрения шведов, тайна подводной лодки номер 137 так и не была раскрыта. А была ли эта тайна? В упомянутых советско-российских откликах неизменно подтверждалась официальная версия 1981 года. Так, например, начальник особого отдела КГБ по соединению подводных лодок Балтийского флота капитан второго ранга А. Булахтин в интервью «Известиям» 20.12.1991 г. заявлял, что «У-137», находясь в надводном положении, стала маневрировать, избегая темных (нефтяных?) пятен до тех пор, пока не наткнулась на скалы в шведском фьорде. То же самое наше правительство и наши адмиралы неоднократно заявляли шведам, но «имеющий уши не слышит».

В последние годы в дело о таинственных подводных лодках в шведских водах, с большим запозданием, вмешалась общественность. Была создана специальная Гражданская группа, досконально исследовавшая этот вопрос со всех сторон. Она пришла к выводу, что заход «У-137» в Карлскруну был вынужденным, потому что были повреждены навигационные приборы. Что же касается других случаев нарушения шведских морских границ чужестранными подлодками, то группа никаких достоверных сведений на этот счет не собрала.

Тем не менее шведские военные стоят на своем: лодки были, и во всем виноваты русские!

Десять лет спустя после событий в Карлскруне побывал бывший замполит подлодки В. Беседин. Находясь в качестве туриста в Швеции, он дал интервью местному журналисту, в котором утверждал, что у них тогда был приказ защищать лодку до последнего, а если отстоять ее не удастся, то взорвать вместе с экипажем. По поводу этой чепухи можно только сказать, что она полностью остается на совести произнесшего ее. Вернулся Беседин из туристкой поездки с новенькой «вольво», которую ему подарили благодарные военморы Швеции.

Эмигранты

Современный читатель много наслышан относительно того, что советские или русские граждане по тем или иным причинам предпочитают поменять местожительство и переселиться в другие страны. Если верить газетам и мемуарной литеатуре, то иммиграционные потоки шли всегда в одном направлении: на Запад.

Это верно в смысле слова «потоки» и не верно в смысле «на Запад». Потому что на восток тоже текли, если не потоки, то струйки, и желающих попасть к нам, в первую в мире страну рабочих и крестьян, тоже было достаточно, особенно в период, предшествующий разоблачениям издержек сталинизма.

В период «зрелого социализма» также находились люди, которые в основном по патриотическим или идейным соображениям обращались в наши консульские учреждения за границей и подавали ходатайства о въезде в СССР на постоянное жительство. Мои наблюдения по отношению к этой категории лиц сводятся к тому, что таких желающих было бы значительно больше, если бы в качестве непременного условия для постоянного проживания иностранца в Союзе не выставлялось требование о приеме в советское гражданство. Иначе говоря, нашей правовой и политической системой не предусматриваюсь юридическая процедура приема иностранцев в страну.

Хочешь жить в Советском Союзе? Отказывайся от своего гражданства (подданства), принимай гражданство СССР, вот тогда, может быть, мы тебя и пустим в страну. На практике получалось, что наличие у лица советского гражданства не гарантировало автоматического допуска в страну этого гражданства в качестве постоянного жителя. Причем это касалось и иностранцев, и коренных жителей Советского Союза, проживших длительное время за границей с «молоткастым и серпастым» документом на руках. Советский гражданин, выехавший на постоянное жительство за границу, не мог вернуться обратно на свою родину, не получив на это предварительного разрешения ОВИРа.

Шведского или советского гражданства у М. нет. У нее вообще лицо без гражданства.

Между тем при умной и более-менее гибкой иммиграционной политике (которой у нас до сих пор нет) можно бы было извлекать большую пользу для государства.

Вспоминаю, что в ходе консульского приема довольно часто ко мне обращались посетители с вопросами: «А можно поехать поработать в Советский Союз?», «Хочу въехать в Советский Союз на постоянное жительство. Что для этого требуется?», «Хочу вернуться в Советский Союз, но я давно уже не продлевал советского паспорта», «Как получить советское гражданство?» и т. п. При наличии на Западе хронической безработицы контингент таких посетителей был довольно стабильным, но, получив от меня соответствующие разъяснения, часть их отсеивались и больше не появлялись.

Среди них были люди с серьезными намерениями. О двух таких небезынтересных, на мой взгляд, случаях хочу рассказать в данной главе.

С Кларой Давидовной и Михаилом Александровичем я познакомился на одном из приемов, устроенном нашим культурным атташе Алексеем Трескиным. На приеме присутствовали в основном активисты общества дружбы «Швеция—СССР».

Михаилу Александровичу было уже под восемьдесят, а может быть, и восемьдесят с хвостиком, а его жена Клара Давидовна была на лет тринадцать—пятнадцать моложе его. За плечами у обоих супругов была непростая, наполненная тревогой и постоянными переживаниями за свое будущее жизнь.

Михаил Александрович был юношей, когда в России началась Гражданская война. Члены его семьи, проживавшей в Сибири, частью погибли, а частью были рассеяны в перипетиях красно-белого противостояния, так что к концу войны он один из всех оказался в «обозе» отступающих на восток колчаковских войск. Когда на Дальний Восток пришла советская власть, он вместе с американскими интервентами ушел в Америку и поселился в Калифорнии.

Во время Второй мировой войны у него, как и у многих русских эмигрантов, с новой силой всколыхнулись патриотические чувства к своей родине, и он принимал активное участие в сборах средств в пользу Советского Союза, которые повсеместно тогда проходили по США. А потом вступил и в компартию. К этому времени он переехал в Нью-Йорк и познакомился там с молодой девушкой, также активисткой компартии и тоже с российскими корнями: она родилась в Америке, но родители ее эмигрировали в США из России задолго до революции, спасаясь от еврейских погромов, организованных черносотенцами.

Клара и Михаил полюбили друг друга и решили пожениться. Счастливую семейную жизнь нарушили антикоммунистические процессы, инициированные небезызвестным сенатором Маккарти. Маккартизм заставил их вновь искать счастья в других странах — на этот раз их новой родиной стала Швеция.

В начале 50-х годов они прибыли в Швецию и обосновались в пригороде Стокгольма. Швеция приняла их гостеприимно, и лет двадцать они жили без всяких проблем, не скрывая своих политических взглядов и не опасаясь за свою старость, которая была обеспечена как американской, так и шведской пенсией. Когда я с ними познакомился в конце 70-х годов, Клара Давидовна еще подрабатывала выступлениями в оркестре Королевского шведского театра в качестве скрипачки.

Все было бы хорошо, если бы не… их дочь Мария. Они родили ее в достаточно преклонном возрасте и души не чаяли на закате лет в своем единственном ребенке. Мария обучалась на четвертом курсе исторического факультета Стокгольмского университета, была членом молодежной организации промосковской компартии Швеции, принимала активное участие в деятельности общества дружбы с Советским Союзом.

Мы разговорились с Михаилом Александровичем, и он поведал мне о том, что их Маша «спит и видит» себя в Советском Союзе, мечтает переехать туда насовсем и упрашивает родителей уехать из Швеции.