Просвещенное сердце, стр. 18
Потенциально опустошительная сила массового государства была проявлена в гитлеровском рейхе. Попав под государственный контроль, человек уже не мог вырваться из порочного круга. Человек уже был не способен сам строить свою жизнь и принимать собственные решения. Он не получал даже ожидаемого вознаграждения, что вызывало у него тревогу по поводу «заботы» о нем государства и в дальнейшем — фрустрацию. Он доверил государству все аспекты своей жизни и даже, как в среде партийной элиты — выбор спутника жизни. Также рейх пытался ограничить сферу личной свободы выбором времени и обстоятельств кончины, чтобы собственное уничтожение было бы только актом самоутверждения. Но в концлагере даже эта свобода была не доступна, а в лагере уничтожения вообще отменена.
Попытки объяснить возникновение нацистского государства, исходя из особенностей национального немецкого характера или особенной истории Германии — вполне академичны. Экономическое возрождение Германии после 1 Мировой войны и появление в ней первого массового государства предполагает ослабление личностной структуры, но не присущую ей слабость. Вместо борьбы за большую личную самостоятельность, вся энергия была направлена на построение массового государства, несмотря на неблагоприятные экономические и социальные условия. Последовавшая за тем личностная дезинтеграция была не причиной, а результатом почти внезапного поворота к массовому государству.
Этот поворот был настолько быстрым, что средний человек не смог найти адекватных путей, чтобы справиться с ним. Более того, Германия, также как Италия, Испания и дореволюционная Россия были полуфеодальными государствами, в которых индустриализация развивалась не так быстро, как в Западной Европе. Их граждане имели меньше шансов развить новые черты, необходимые для приспособления к новому социальному порядку.
В течение этого перехода от позднего капитализма с его относительной свободой к массовому государству с его мерами подавления центральной проблемой была проблема принуждения и вынуждения человека к приспосабливанию. Такое государство зависит от граждан, которые охотно отказываются от личной идентичности и своеобразия и позволяют управлять ими. Для такого государства нет ничего опаснее, чем сопротивляющиеся такой судьбе. Их нужно либо контролировать, либо приручить, либо устранить. Лучшей формой приручения во все времена было приручение по доброй воле. С другой стороны, для тех, кто хочет сохранить индивидуальную свободу, важно найти пути ее защиты, несмотря на всю мощь современного контроля и воздействия. Только исходя из этого, становится понятна система террора в гитлеровском рейхе.
В истории тираны всегда уничтожали своих врагов, что рационально понятно, но по-человечески непростительно. В истории известны пытки и мучения, они были придуманы не в концлагерях. Чингисхан, с которым себя сравнивал Гитлер, был более изощренным в пытках. Что было действительно новым, так это применение этих средств к своим подданным.
Нацистское государство развивалось по определенному плану: оно соединило в себе эффективность современных технологий, презрение к общечеловеческим ценностям, нигилистический национал-социализм, бесчеловечность и стремление к власти любой ценой. Все эти черты взаимно усугублялись, что и привело к развязыванию тотальной войны. Это произошло в Германии и, самое странное, не встретило серьезного противодействия.
Самой интересной реакцией на мои первые статьи о концлагерях было странное чувство облегчения, испытанное некоторыми читателями, несмотря на депрессивное содержание. Это показало, что даже на самые мрачные моменты самой эффективной защитой является интеллектуальное понимание, которое делает вывод, что не все так безнадежно, и поэтому может сохранить личность даже в ситуации крайней опасности для жизни.
Эта реакция совпала с некоторыми находками, связанными психоаналитическими наблюдениями, описанными ниже. Она подтверждает гипотезу, что развитая личность и сильная внутренняя убежденность, воспитанная личными отношениями — лучшая защита против подавления. А другая значимая защита — интеллектуальное господство над происходящими событиями.
Завершая эту главу, я хотел бы подчеркнуть, что, хотя книга написана о тоталитарном режиме, я считаю, что феномен гитлеризма — дело прошлое. Чем больше мы понимаем его, тем больше в нас уверенности, что он не образ для будущего. Несмотря на временные регрессы (включая крушение античного мира), совершенствование человека ведет его к высшему развитию и более глубокому осознанию свободы. Только это может изменить технический прогресс в истинно человеческий прогресс.
Не нужно отчаиваться, когда мы не можем справиться с вызовами времени. Технологический прогресс безусловно движется быстрее личностного развития. Вот почему я думаю о грядущем, а не о прошлом, хотя мы всегда догоняем самих себя. И в это нам нужно твердо верить, хотя будущее всегда неясно.
Глава 4. Поведение в экстремальной ситуации: насилие
Я начал интересоваться феноменом немецких концентрационных лагерей со времени их возникновения, задолго до того, как оказался их узником. Когда же это случилось, я стал интенсивно изучать лагерь изнутри. Вскоре после освобождения я попытался проанализировать, главным образом психологически, мой опыт заключения и сформулировать некоторые теоретические положения, вытекающие из него.24 Толчком к работе послужило, во-первых, распространенное в то время непонимание сущности концентрационных лагерей, которые виделись как взрыв садистских импульсов, лишенный всякого смысла; и, во-вторых, открытие мною изменений личности заключенных под воздействием лагерей.
Дальнейшие размышления убедили меня в том, что мой анализ имеет более широкий смысл, чем я предполагал вначале. Его можно использовать для объяснения тоталитаризма, для поиска путей сохранения автономии личности в государстве. Если существование в определенных условиях, которые я назвал экстремальными, способно так сильно деформировать личность человека, то мы должны, по-видимому, лучше понимать, почему и как это происходит. Не только чтобы знать, что могут сделать с человеком эти самые экстремальные условия, но и потому, что всякое общество формирует личность, хотя, может быть, другими способами и в других направлениях.
Немецкие концентрационные лагеря, бывшие реальностью в 1943 году, когда появилась моя первая статья, теперь вспоминаются лишь как один из самых горьких эпизодов истории человечества. Но они показали нам, насколько окружение влияет на личность человека, оставив после себя урок, который мы должны хорошо усвоить.
Чтобы понять роль лагерей, не следует заострять внимание ни на зверствах как таковых, ни на отдельных человеческих судьбах. Лагерь в данном случае важен как пример, обнажающий сущность государства массового подавления, причем, пример очень наглядный. Поэтому я не собираюсь пересказывать ужасы концентрационных лагерей, тем более, что теперь уже широко известно, каким чудовищным лишениям и пыткам подвергались заключенные.25 Достаточно напомнить несколько фактов.
Заключенные проводили на жаре, под дождем и на морозе по семнадцать часов в день, все семь дней в неделю. Условия жизни, еда и одежда были такими, чтобы держать узников на грани выживания. При полуголодном существовании они должны были выполнять тяжелые работы. Каждое мгновение их жизни строго регламентировалось и отслеживалось. Ни минуты уединения, никаких свиданий, адвокатов или священников. Медицинская помощь не гарантировалась, иногда заключенные получали ее, иногда нет. Заключенные не знали, за что они попали в лагерь и на какой срок. Теперь, надеюсь, понятно, почему я говорю о них, как о людях, очутившихся в «экстремальной» ситуации.