О-Рицу и ее дети, стр. 2
— Но по телефону как-будто сказали, что сегодня ей гораздо лучше? Правда, раньше я все равно не смогла бы придти, так как не выходила из дому. Кто же это звонил? Ты, Ёити?
— Нет, не я. Может быть, Камияма-сан?
— Совершенно верно.
Это сказала Мицу, подавая чай.
— Камияма-сан?
О-Кину с недовольным видом села поближе к жаровне.
— Что случилось? Почему у тебя такое лицо? Дома все здоровы?
— Да, благодарю. А у вас, тетушка, тоже всё благополучно?
Ёити слушал зтот разговор, зажав сигарету в зубах и разглядывая отрывной календарь. С тех пор как Ёити окончил школу, числа он еще помнил, но дни недели всегда забывал. Это его огорчало. А тут еще через месяц вступительные экзамены, держать которые у него нет ни малейшего желания. Если же он провалится…
— Как похорошела Мицу.
Слова сестры Ёити воспринял как предостережение. Но промолчал, только сделал глубокую затяжку. Правда, в это время Мицу уже была на кухне.
— Нет, что ни говори, такие лица нравятся мужчинам…
Убирая письмо и очки, тетушка укоризненно улыбнулась. О-Кину удивленно на нее посмотрела:
— Что случилось, тетушка?
— Камияма-сан только что принес письмо от гадателя. Зайди, Ё-тян, к маме. Недавно она, правда, спала, но, может быть, уже проснулась.
Ёити очень не хотелось идти, но он примял в пепельнице окурок и, избегая взглядов тетушки и сестры, поднялся. Изобразив на лице улыбку, он вошел в соседнюю комнату.
Там, за раздвижными стеклянными сёдзи, виднелся крохотный внутренний дворик, где одиноко рос толстый падуб и стоял умывальный таз. О-Рицу в холщовом ночном кимоно тихо лежала спиной к Ёити с пузырем льда на голове. Подле нее устроилась сиделка, которая, близоруко склонившись над историей болезни, лежавшей у нее на коленях, что-то писала вечным пером.
Увидев Ёити, она чуть кокетливо поздоровалась с ним одними глазами. Ёити ответил неприветливо, хотя не оставался равнодушным к ее привлекательности. Потом обошел вокруг матраса и сел так, чтобы видеть лицо матери.
О-Рицу лежала с закрытыми глазами. Ее худое лицо казалось сегодня совсем изможденным. Но когда она открыла затуманенные жаром глаза и посмотрела на Ёити, в них промелькнула ее обычная улыбка. Ёити стало стыдно, что он так долго разговаривал с тетушкой и сестрой. После некоторого молчания О-Рицу с трудом сказала:
— Послушай…
Ёити кивнул. Ему было неприятно горячее дыхание матери, О-Рицу не продолжала. Ёити начал испытывать беспокойство. Ему даже казалось, что это ее последнее слово.
— Тетушка Асакава еще не ушла? — произнесла наконец мать.
— И тетушка здесь, и сестра только что пришла.
— Тетушка…
— У тебя к ней дело?
— Нет, тетушке я хочу подарить умэгавского угря.
На этот раз Ёити улыбнулся.
— Передай это Мицу. Ладно? Вот и все.
Произнеся это, О-Рицу попыталась повернуть голову. В тот же миг пузырь со льдом упал. Ёити сам положил его на лоб матери, не дав сделать это сиделке. Неожиданно он почувствовал, что веки его стали горячими. «Плакать не следует», — подумал он. Но было поздно. У ноздрей уже застыли стекавшие ручейком слезы.
— Глупенький.
Прошептав это, мать устало прикрыла глаза.
Ёити покраснел и, стыдясь взгляда сиделки, с тяжелым сердцем вернулся в столовую. Тетушка Асакава обернулась и посмотрела ему в глаза.
— Ну как мама? — спросила она.
— Лежит с закрытыми глазами.
— С закрытыми? Плохо.
Тетушка и О-Кину, сидевшие друг против друга у жаровни, переглянулись. Сестра, которая, хмурясь, чесала шпилькой голову, опустив наконец руку, спросила:
— Ты не сказал ей, что Камияма-сан вернулся?
— Не сказал. Лучше, если это сделаешь ты.
Ёити стоял у фусума и старался потуже затянуть пояс. Стоял и думал: нет, ни в коем случае нельзя укорачивать матери путь к могиле, нельзя. Ни в коем случае.
II
Утром Ёити завтракал в столовой с отцом. На столе стояла чашка с рисом и для тетушки, заночевавшей у них. Но сама она еще не пришла, так как находилась возле матери вместо сиделки, которая обычно очень долго занималась своим туалетом.
Работая палочками для еды, отец и сын изредка перекидывались словами.
Последнюю неделю они вот так вдвоем сидели за своей грустной трапезой. Но сегодня им было тяжелее, чем в предыдущие дни, разговаривать друг с другом. Прислуживавшая Мицу безмолвно подавала еду.
— Как ты думаешь, приедет сегодня Синтаро?
Кэндзо выжидательно посмотрел на Ёити. Но Ёити молчал. Приедет ли брат сегодня — не это его мучило, его мучило другое — что брат вообще не приедет.
— Может быть, завтра?
На этот раз Ёити не смог промолчать.
— Но ведь у него сейчас, кажется, экзамены.
— Ты полагаешь?
Кэндзо умолк, о чем-то задумавшись. Потом, протягивая Мицу чашку, чтобы та налила чай, обратился к Ёити:
— Тебе тоже нужно учиться. Не забывай, что осенью Синтаро станет студентом университета.
Ёити отодвинул еду и ничего не ответил. Он злился на отца, который заставлял его учиться, запрещая заниматься любимой литературой. Кроме того, что общего между студенчеством старшего брата и учебой младшего?
Ёити хотелось посмеяться над нелогичностью отца.
— О-Кину сегодня придет?
Кэндзо решил переменить тему разговора.
— Вероятно. Она ведь просила ей позвонить, когда придет Тодзава-сан.
— У О-Кину дома тоже неблагополучно. Они близки к разорению.
— Да, убытки у них огромные.
Ёити слушал, продолжая пить чай. Четыре месяца назад разразился невиданный кризис. В результате банкротства одного осакского промышленника, с которым их фирма заключила крупные сделки, Кэндзо пришлось прибегнуть к займу. В общем, его убыткн составляли самое малое тридцать тысяч иен. Ёити слышал об этом краем уха.
— Хоть бы все оставалось как есть. Ведь при нынешнем положений в любое время может произойти непредвиденное.
Говоря об этнх невеселых делах в несколько шутливом тоне, Кэндзо встал из-за стола. Потом раздвинул фусума и вошел в соседнюю комнату, где лежала больная.
— И суп сьела, и молоко выпила? О-о, это настоящее событие. Нужно, чтобы она как следует ела.
— Если бы она еще могла принимать лекарство, а то примет — и её тут же вырвет.
Такой разговор услышал Ёити. Он до завтрака заходил к матери — жар у нее был значительно меньше, чем накануне и третьего дня. Говорила она не с таким трудом, двигалась гораздо свободнее. «Боли еще не прошли, но самочувствие значительно лучше», — это сказала сама мать. А теперь и аппетит появился — как знать, быть может, все тревоги уже позади и она пойдет на поправку. Так тешил себя надеждой Ёити, заглядывая в соседнюю комнату. Но в то же время он испытывал суеверный страх, что матери может стать хуже, если он раньше времени успокоится.
— Господин, вас к телефону.
Продолжая держаться за фусума, Ёити обернулся. Мицу, подобрав рукава, вытирала стол. А к телефону Ёити позвала служанка по имени Мацу, которая была старше Мицу. С мокрыми руками она стояла в дверях кухни, через которые виднелась всякая утварь.
— Кто просит?
— Даже и не знаю кто…
— Ну ладно, вечно ты со своим «даже и не знаю кто».
Ворча, Ёити быстро вышел из столовой. Ему почему-то было приятно отругать непонятливую Мацу при Мицу, которая ему правилась.
Он подошел к телефону — звонил сын аптекаря Тамура, с которым они вместе окончили школу.
— Здравствуй. Давай сходим в «Мэйдзидза». Там сегодня играет Иноуэ. На Иноуэ ты, конечно, пойдешь.
— Не могу. Мать больна.
— А я и не знал. Прости. Жаль. Вчера мы кое-где были…
Закончив разговор, Ёити поднялся на второй зтаж, в свою комнату. Сел к столу, но желания готовиться к экзаменам у него не появилось, даже читать не хотелось. Ёити постоял у решетчатого окна, из которого было видно, как перед оптовой фирмой игрушек мужчина в хантэне накачивает шины велосипеда, и ему почему-то стало не по себе. Спускаться вниз тоже не хотелось. И Ёити улегся на циновку, подложив под голову объемистый китайско-японский словарь.