Гром, стр. 46
Молчание.
Фонг спустилась вниз. На ней были джинсы и свитер.
– Не обижайся, – сказала она, – но сейчас у меня нет желания сидеть здесь с тобой и смотреть все это.
Она кивнула на груду видеокассет на кофейном столике. Поднялась к себе наверх. Через час она вернулась. Джон сидел на кушетке, делая вид, что поглощен чтением истории президентских скандалов, позаимствованной им с книжной полки. Он настроил радиоприемник на волну классической станции.
– Я не могу сидеть в своей комнате, как в клетке, – сказала она.
Мокрый снег падал на лужайку. Дорожки были мокрыми.
– У меня есть идея, – сказал Джон, вспомнив, что он прочитал в сегодняшней «Вашингтон пост».
Он включил телевизор.
– Не надо, – сказала Фонг.
– Доверься мне, – ответил он. – Думай об этом как об интенсивной терапии.
На экране замелькали кадры черно-белой комедии, снятой во времена, когда ни она, ни он еще не родились.
– Не понимаю, что такого в этих братьях Маркс, – сказала она.
– Я тоже никогда не был без ума от них.
– Это глупо.
– Нелепо.
Она сидела на кушетке в своем углу, он – в своем. Минута бежала за минутой.
Двойники столкнулись лицом к лицу в дверном проеме, один пытался обмануть другого, притворяясь его отражением в зеркале.
Джон и Фонг рассмеялись.
Когда фильм кончился, она поблагодарила его, пожелала спокойной ночи.
Заперлась в своей спальне.
В 11:14 Джон попытался дозвониться до Балтимора.
Никто не отвечал.
В ночи за окном падал снег.
Воскресное утро, старая леди из дома напротив застала Джона в момент, когда он забирал «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». На его вежливое «с добрым утром» она лишь хлопнула дверью.
Джон приготовил яичницу, Фонг сварила кофе, он сделал тосты, она поджарила бекон в микроволновой печке.
Они уселись за столом рядом со стеклянной дверью черного хода, ели и читали семь фунтов газет. Солнце пыталось растопить снег на улице, по радио передавали Моцарта.
Когда она принялась за «Нью-Йорк таймс», он пошел в душ.
Восемнадцать минут спустя он спускался вниз по ступенькам. По радио исполняли Шопена. Газеты покрывали весь обеденный стол.
– Фонг, – позвал Джон.
Грязные тарелки на кухне.
– Где ты?
Диктор объявил, что наступил полдень.
В гостиной никого. Парадная дверь заперта. Однако цепочка снята.
Джон взбежал наверх. Розовая спальня. Пусто. Спальня хозяина. Никого.
Посмотрел сквозь жалюзи в спальне Фрэнка. Ее машины не было.
Балтиморский номер по-прежнему молчит.
Он обыскал ее комнату. Осмотрел одежду: ни одного бюстгальтера. Исчезли ее портфель и сумочка. А вместе с ними и видеокассета, которую она записала для себя, и пистолет.
Прошло девять минут с тех пор, как он вышел из душа и спустился вниз.
Еще пять, и он оделся в зимнюю одежду: теплое белье, джинсы, рубашка, свитер, шапка и перчатки, туристические ботинки и темная альпинистская куртка.
Он брал с собой портфель с бумагами и видеокассетой, даже когда ходил в ванную и туалет. И теперь это был единственный багаж, который он взял с собой.
Надо было оставить пистолет себе.
Снаружи было сыро и влажно, мокрая трава и тающий снег. Бывший обитатель прерий, Джон чувствовал, что все же на дворе весна, а не зима, и эти последние попытки удержаться, предпринимаемые зимой, обречены на провал.
Машины, выстроившиеся вдоль улицы, были пусты.
Ни одна занавеска не задрожала в ближайших домах.
Мальчишка, идущий по тротуару, с трудом тащил на плече лопату для расчистки снега.
Занавески в доме дамы, жившей напротив, были наглухо задернуты.
Газеты в голубой пластиковой обертке лежали на веранде дома наискосок через дорогу. На аллее перед домом никого, никаких следов, кроме собачьих, на тающем снегу.
С площадки между пустым домом и гаражом ему была хорошо видна парадная дверь дома Фрэнка.
Прошел час. Тени стали длинней. Лужи на тротуарах стали подмерзать. Он продрог, ноги занемели. В десять минут четвертого наконец подъехала Фонг.
Никаких машин следом за ней, никто не сидел в машине рядом с ней.
Она возилась с замком и не слышала, как он подкрался к ней сзади.
– Входи, – сказал он.
Она обернулась, попятилась от него, он вошел следом и захлопнул дверь.
– Где ты была? – закричал он.
– Гуляла!
Фонг потянулась к сумочке…
Он «выстрелил» в нее указательным пальцем:
– Я успею раньше!
Она понимающе сверкнула глазами.
– Я собиралась бежать, – сказала она.
– Почему? Почему сейчас? Почему не…
– Потому что я не знаю, могу ли доверять тебе.
– Итак, ты предала меня.
– Я же вернулась!
– Откуда? От кого?
– Из парка… Если я не доверяю тебе, значит, не доверяю никому. А если я не могу доверять никому, тогда… тогда этому надо положить конец.
– Довольно разумно.
– Довольно основательно. – Она села на кушетку, не расстегивая плащ. – Я не знала, застану ли тебя.
– Что ты подумала?
– Что если ты до сих пор здесь, значит, доверяешь мне.
– О, я тупица.
У него разболелась голова. Он потер глаза, стянул перчатки с промерзших пальцев и бросил их на кофейный столик.
– Как ты могла так поступить со мной! – сказал он.
– Пришлось.
– Или ты со мной, или нет.
– Я ведь здесь.
– Никто не отвечает по тому номеру в Балтиморе.
Фонг сверкнула глазами:
– Я ничего не знаю об этом. Я дала тебе ее номер. Если бы это была ложь, если бы я была… в чьей-нибудь команде, мы позаботились бы, чтобы тебе «ответили».
– У тебя есть ответы на все вопросы?
– Не больше, чем у тебя.
Каблуком он подцепил ножку кофейного столика, оттолкнул его в сторону от кушетки. Сел.
– В боевых искусствах, – подумал он вслух, – противник не опасен, пока не подойдет к тебе достаточно близко. Ирония в том, что и ты не можешь нанести встречный удар до этого момента.
Фонг сказала:
– Я рядом с тобой.
Глава 27
Понедельник. Утро. 8:32. Джон сидел за своим столом в аквариуме, разговаривая по телефону. Голубой рассеянный свет, просачивающийся сквозь закрытые жалюзи, рассекал конус желтого света от настольной лампы.
– Ты за этим гоняешься, а не я, – бубнил мужской голос в ухо Джону. – А я даже не собираюсь разговаривать с тобой.
Джон попробовал убедить собеседника:
– Я понимаю…
– Здесь существуют определенные правила. Процедуры. Ты хочешь обойти их, ты действуешь в одиночку. Ты уже обошел их, тебе наплевать на людей. Случится что-нибудь, не случится что-нибудь. Понимаешь, о чем я говорю?
– Но обратиться прямо к тебе было лучшим решением, – сказал Джон.
– Для кого? – проворчал мужчина. – Я только успел согреться после прогулки от метро до работы, а тут ты… В понедельник прямо с утра. Я ненавижу утро понедельника.
– Это самый обыкновенный запрос.
– Какого черта?
– Комитет может продлить слушания, – солгал Джон. – Нам необходимо повторно проверить все наши данные, прежде чем продолжать, в противном случае может закрасться ошибка и это прибавит потом работы всем нам.
– Моему боссу это может не понравиться.
– О, он подумает, что ты спасаешь его задницу. И наградит тебя по достоинству.
– Или пересадит меня в чулан для одежды и обклеит в нем стены отрицательными оценками моей деятельности. Я кладу трубку.
– В таком случае мне придется позвонить непосредственно твоему боссу, – сказал Джон. – Рассказать ему про проблемы сенатора. И о том, как ты отказался помочь.
Его собеседник вздохнул:
– Черт тебя дери, я слишком беспокоюсь за свою пенсию. Немного адреналина полезно для организма, верно?
– Прочищает артерии.
– Итак, что ты хочешь от нас, рабочих пчелок контроля безопасности торговли? Добро пожаловать к нам. У Центрального архива есть маленький подвальчик в Кристалл-сити.