Пограничный легион, стр. 10

Но ясный и звучный окрик Келса мгновенно изгнал всякую расслабленность. Ее душа тотчас же наполнилась прежним холодным напряжением. Он шел к ней навстречу большими шагами. Его лицо выглядело приветливым. Дружелюбная маска прикрывала какую-то затаенную мысль. Жанна, застыв, смотрела в его странные серые глаза, в которых нескрываемо светилась жестокость и прыгали огоньки необузданной страсти.

Схватив ее за руку, он резко дернул ее к себе:

— Ты сама выкупишь себя!

Он обращался с ней так, будто ожидал сопротивления, но Жанна не защищалась. Она только опустила голову, чтобы скрыть свои глаза. Обвив ее плечи рукой, он почти потащил ее к хижине. С болезненной отчетливостью видела Жанна под своими ногами сначала еловые и бальзаминовые ветки, затем бледно-розовые маргаритки и, наконец, засохшие прутья. Она была в хижине.

— О, девушка!.. Я изголодался по тебе! — хрипло прошептал Келс. Круто повернув ее к себе, он обнял ее, как дикарь.

Если Жанна и защищалась, то слабо; точно змея, вертелась и извивалась она, стараясь просунуть свою руку под плечо, пока он держал ее за шею. И наконец сдалась. Прижав ее к себе, он грубой и жадной рукой вскинул ее лицо кверху и, точно безумный, стал осыпать его жаркими, жадными, дрожащими поцелуями. Жанна была ослеплена, оглушена… Однако ее движение было настолько же мгновенно, точно и ловко, насколько его страсть оказалась порывистой и необузданной. Первое, на что натолкнулась ее шарящая рука, был его пояс. Молниеносно она нащупала шнур с револьвером. Коснувшись холодной стали, ее пальцы судорожно уцепились за оружие и скользнули дальше. Она с усилием взвела курок. После этого с энергией, почти равной его напору, она оттолкнулась назад и вытащила револьвер из кобуры. Подняв револьвер, она продолжала лежать с закрытыми глазами, неподвижная, точно добровольно отдавшаяся поцелуям Келса. То были поцелуи человека, почти всегда лишенного сладости и опьяняющей прелести женских уст. Но теперь их примитивные чувства столкнулись: его звериная жажда обладания в ее первобытное чувство самосохранения. Приложив револьвер к его спине, Жанна спустила курок. Громовой, глухой и пустой звук. Запах пороха сильно ударил ей в нос. Крепкая хватка Келса судорожно напряглась, затем медленно ослабла. Жанна сильно отшатнулась в сторону и, все еще не раскрывая глаз, сбросила с себя его руки. Резкий крик вырвался из его горла. Вся вздрогнув, Жанна открыла глаза. Келс шатался, словно раненый волк, попавший в стальной капкан. Отняв окровавленные руки от спины, он беспомощно махал ими, брызгая кровью на стену и на разбросанные на полу ветки. Наконец он догадался, что произошло, и протянул к Жанне свои страшные руки.

— Праведный боже!.. — прохрипел он. — Ты… ты стреляла в меня!.. Ты — девочка!.. Ха! Ты провела меня… Ты знала, знала, чего я хотел от тебя. А, хитрая кошка. Отдай… мне револьвер!

— Назад, Келс! Я убью вас! — крикнула Жанна. Громадный револьвер в ее руке снова угрожающе закачался.

Но Келс не видел его. В своей безумной ярости он попробовал броситься вперед и схватить Жанну, но ноги его подкосились, и он упал на колени. Не будь возле него стены, он рухнул бы на пол. Лицо его преобразилось: из мрачного, перекошенного и распухшего оно постепенно сделалось призрачно белым; большие клейкие капли пота заструились по лбу; его глаза даже и в этот миг не утратили своей особенной живости; в них отражались быстрые и разноречивые чувства — боль, страх, гнев и даже изумление.

— Ты прикончила меня! — прохрипел он. — Ты раздробила мне позвоночник… От этой раны я погибну. О, о, эта боль! Я совершенно не переношу боли. А ты… ты — девочка. Ты маленькая, невинная семнадцатилетняя девочка, которая никогда никому не причиняет боли! Ты, такая нежная, такая робкая… Ба!.. Ты здорово провела меня. Хитрая баба! Уж я-то должен был раскусить тебя. Хорошая женщина страшнее… страшнее самой дурной! Но я заслужил это. Когда-то я тоже… О, эти муки! Почему ты не прикончила меня сразу? Жанна Рэндел… смотри теперь, смотри, как я буду умирать. Что ж!.. Когда-нибудь да мне надо… от веревки… или от пули… Я даже рад, что ты… ты… убила меня… О, зверь ты или человек, я думаю… мне кажется… я любил тебя!

Бросив револьвер, Жанна опустилась возле него на колени, ломая руки, обезумев от ужаса. Она хотела сказать, что он сам довел ее до такого поступка, а теперь пусть разрешит ей молиться за него. Она порывалась, но не могла вымолвить ни слова. Язык прилип к гортани. Ей казалось, что она вот-вот задохнется.

И снова лицо Келса изменилось. Он уже больше не смотрел на нее. Белизна его лица сменилась серостью, такою же, какой всегда светились его глаза. Казалось, жизнь покинула его. Дрожь затихла. Внезапно его плечи скользнули вдоль стены, и с тяжелым стуком он неподвижно растянулся у ног Жанны. Спустя мгновение и она лишилась чувств.

Глава VI

Когда Жанна очнулась, она лежала поперек порога, и над ней в дверь хижины медленно тянулась голубая струйка дыма. Весь недавний ужас разом встал в ее памяти; некоторое время она лежала и прислушивалась. Но ничего не было слышно, кроме нежного побулькивания ручейка. Значит, Келс мертв. Ужас перед содеянным смешался в ней с чувством неизмеримого облегчения.

Жанна встала и, боясь заглянуть внутрь хижины, быстро отошла от двери. Солнце стояло почти в зените.

— Я должна бежать, — сказала она себе и ожила при этой мысли. Вдали, в ложбине, паслись лошади. Жанна быстро пошла к ним, стараясь решить, ехать ли ей по этой старой, почти стершейся тропинке или двинуться тем же путем, каким она попала сюда. И остановилась на последнем. Поймав своего пони, она повела его в лагерь.

— Что необходимо взять с собой? — рассуждала она и решила захватить как можно меньше вещей: всего одно одеяло, узел с хлебом и мясом и одну флягу с водой. Возможно, что в пути ей понадобится оружие… Но, кроме револьвера, которым она убила Келса, ничего не было. Снова прикоснуться к нему ей казалось невозможным. Однако раз она все-таки освободилась и вдобавок такой ценой, то поддаваться слабости теперь было неуместно. Решительными шагами Жанна направилась к хижине, но, дойдя до дверей, едва передвигала ноги. Длинный голубоватый револьвер лежал все там же, куда она его бросила. Краем глаза она заметила неподвижно лежавшую возле стены фигуру. Вся дрожа от напряжения, она протянула руку и схватила револьвер. Но в ту же самую секунду тихий, протяжный звук пригвоздил ее к месту.

Жанна застыла. Сердце подкатилось к самому горлу, глаза застлала какая-то пелена. Но новый стон быстро разъяснил все. Келс был еще жив. И вдруг сковавшее ее холодное, липкое чувство и противная судорога в глотке сменились неожиданной горячей волной радости. Он жив! Ее руки не обагрены чужой кровью, она не убийца.

Жанна быстро повернулась. Келс был бледен, как покойник. Радость ее исчезла, уступив место жалости, настолько переполнившей сердце, что, все позабыв, она низко склонилась к нему. Он был холоден, как камень. Ни в руке, ни у виска она не нащупывала пульса. Но, приложив голову к его груди, Жанна услышала слабый стук сердца.

— Он жив еще, — прошептала она, — но при смерти. Что мне делать?

Ум лихорадочно заработал. Помочь Келсу она ничем не могла; вероятно, он скоро умрет. Оставаться возле него было тоже небезопасно; его товарищи могли каждую минуту приехать сюда. Но если его позвоночник не поврежден и ей удастся спасти ему жизнь, не поступит ли он с ней опять как грубый дикарь? Разве что-нибудь способно изменить этот характер? Это злой человек, который вдобавок не обладает достаточной силой воли, чтобы побороть в себе зло. Он вынудил Робертса взяться за оружие и, когда тот сделал это, убил его. Несомненно, он так же хладнокровно и обдуманно разделался и с остальными двумя негодяями, Биллом и Галловеем. Лишь бы только не видеть больше их плотоядных взглядов и остаться с ней наедине. Он заслужил того, чтобы подохнуть здесь, как собака.

Но как истая женщина Жанна решила одно, а поступила наоборот. Осторожно повернув Келса, она увидела, что вся рубашка и жилет густо намокли от крови. Она отправилась за ножом, полотенцем и водой.