Категория трудности, стр. 8
– Ну как горы? – спросил Вербовой.
– Не пойму… Землетрясение, что ли? – развел руками Уткин.
– Да так… Маленькое… в девять баллов…
– Девять баллов?! На Кавказе?!
В лагерь весть о сигнале бедствия мы принесли с опозданием – там уже знали. Знали больше – красные ракеты пустила группа Бориса Романова, которая находилась, видимо, в крайне тяжелом положении. По дороге к ним уже двигался большой спасательный отряд.
Вскоре на поляну спустилась наша двойка: Балашов – Родимов. К пострадавшим они не пробились из-за обильных камнепадов. А еще три часа спустя на вечернюю связь вышла спаскоманда. Руководитель сообщил, что путь, по которому шли, завел их в тупик– маршрута больше не существует, нужно спускаться и заходить с другой стороны.
Отдыхать нам не пришлось. Лагерь был поднят на ноги. Не умолкали рации, оповещая соседние альпрайоны. Невзирая на поздний час, надвигавшиеся сумерки, в воздух поднялся вертолет и курсировал, стягивая к подножию Домбай
– Ульгена восходителей с близлежащих базовых точек. По горным дорогам на недозволенных скоростях мчались автобусы, груженные альпинистами и спасснаряжением…
В начале третьего, когда рассвет лишь начал размывать черноту ночи, шестьсот восходителей тронулись в путь. История мирового альпинизма не знала подобного масштаба спасательных работ… Основная группа спасателей начала восхождение из ущелья Бу-Ульген и с огромным трудом, ежеминутно рискуя, вышла на заданный горизонт. За время подъема куски горной породы шесть раз перебивали веревки, и это понятно: такой обильный сход камней вызван был еще и количеством участников. Где-то справа от места выхода на значительном расстоянии находилась пострадавшая группа. Предстоял сложный, относительно протяженный, опасный траверс. Однако дело до него не дошло. В это же самое время передовой отряд под руководством Владимира Кавуненко, рискнув на подъем с другой, стороны, отыскал и буквально пробил наиболее краткий путь, который вывел непосредственно к пострадавшим.
…Порою жизнь предстает перед нами фантастичней, чем иные, кажущиеся преувеличенными, недостоверными литературные коллизии. Мы стали свидетелями мужества, по сравнению с которым духовная сила лондоновских героев выглядит заурядно.
Романов и его товарищи – Ворожищев и Коротков – находились в тяжелом состоянии. Особенно пострадал Юрий Коротков – у него насчитали около двадцати переломов. Израненные, обессиленные, замурованные обломками скал, врачи Романов и Ворожищев с нечеловеческими усилиями расчищали путь, чтобы пробиться наружу. При этом они ни на минуту не оставляли Юрия Короткова и делали все возможное в тех условиях, чтобы поддержать его жизнь…
У Короткова не было, что называется, живого места – сплошная боль… Его транспортировали вниз, как понятно, не на санитарной машине с суперрессорами и не по гладкому асфальту… А спуск длился шесть дней! Что еще можно сказать? Что добавить? Только одно – он выстоял. Внизу врачи, осмотрев, сказали: «Инвалид на всю жизнь… если удастся спасти…»
Несколько лет спустя Юра Коротков совершил сложное восхождение 5Б категории трудности и получил звание мастера спорта, вписав еще одну главу в нескончаемую повесть о настоящих людях…
ГЛАВА III. КАТЕГОРИЯ ТРУДНОСТИ
Ушба входит в весьма короткий перечень труднейших вершин планеты и венчает академическое мастерство восходителя. Но ее минус именно в том, что она слишком академична и популярна. Всякий альпинист, выходящий на дорогу большого спорта, непременно экзаменует себя на ушбинских вертикалях, ибо они стали традиционным пробным камнем, проверкой на виртуозность…
При всей суперсложности подъемы, как правило, удаются. Я думаю, столь доброе имя эта каверзная гора сделала себе благодаря определенной психологии альпинистов. Слава Ушбы такова, что она, по сути дела, исключает случайные восхождения. Замахнуться на нее может только созревший для этого спортсмен. Малоопытный предпочтет скорее пик Коммунизма, поскольку трудности высоты для него штука незримая, не слишком понятная, а Ушба пугает глаз.
Повторяю, на нее претендуют только сильные спортсмены. Восхождение им удается еще и потому, что для них это своего рода защита диссертации, которой предшествует длительная, кропотливая подготовка.
Да! На Ушбу уходят только сильные… И тем не менее она захожена, как вестибюли метро. Против этого-то, наверное, и взбунтовались наши души. В нас созревали уже претензии горнопроходцев-первооткрывателей – не хотелось быть ординарным и повторять уже столько раз повторенное…
«Зимой она недоступна!» – мысль, которая не вызывала дискуссий, проглатывалась как само собой разумеющаяся истина. Из всех препятствий и сложностей, встреченных нами во время ушбинской эпопеи, которая длилась два года и унесла жизнь одного из нас, труднее всего было задать себе вопрос: «Почему?» Дерзание, я думаю, высочайшая категория трудности. Задав себе этот вопрос, мы сделали самый ценный, самый сложный, самый смелый шаг…
Зима меняет все. Как новая квартирная хозяйка создает интерьер на свой вкус. Символы, обозначавшие на карте лавиноопасные участки, не только ничего не стоили, но и, наоборот, дезориентировали – их теперь следовало передвинуть в другие, никому не известные места, при этом количество их сильно бы возросло Она разрисовала маршрут новыми трещинами, снежными флагами, карнизами…
Что еще нас ожидало? Сорокаградусные морозы. Пронизывающие ветры, постоянство которых в непостоянстве; направление вне видимой логики меняется неожиданно, резко и порою крайне противоположно. Движение вслепую, на ощупь
– скальные щели, трещинки, необходимые для вколачивания крючьев, забиты снегом, затянуты льдом. И другое – короткие зимние дни, которые ограничивали время работы и удлиняли срок восхождения. Это то немногое общеизвестное и обобщенное, что мы могли предположить. И еще мы предполагали, что больше будет такого, чего и в голову не может прийти.
И все-таки кое-что мы предусмотрели. Даже веник взяли, чтобы расчищать снег в поисках места для вколачивания крюка. А главное, мы с Кавуненко весь январь выезжали в Царицыно и лазили на башню без рукавиц – руки должны привыкнуть к морозу.
На маршрут вышли тремя двойками. В первой – Кавуненко и я, во второй – Эдуард Мысловский и Владимир Вербовой и в третьей – Леонид Поляков и Лев Добровольский. Руководил восхождением Кавуненко.
Рюкзаки на этот раз побили всякие рекорды. Как ни экономили, как ни отбирали самое необходимое, как тщательно ни взвешивали продукты – буквально до грамма, – вес поклажи каждого из нас перевалил за два пуда. Это естественно – усиленный запас теплой одежды, страховочного снаряжения, продуктов – восхождение должно быть длительным.
– Ничего, – шутил Кавуненко, – прочнее в землю упираться будем.
«Скучный» шхельдинский ледник скоро кончился. Зато стало «весело», когда вышли на ушбинский ледопад. Растрескавшаяся блекло-серая полоса в поперечнике около двухсот метров, зажатая меж скалами, уходила круто вверх и напоминала остов огромного животного. Глетчер грозно и непрерывно шумел – где-то рушились сераксы (ледяные столбы причудливой формы), скатывались, отрывались ледяные глыбы.
Ледник здесь, преодолев гигантский каменный порог, разламывается на перегибе и продолжает дальше колоться, корежиться, стекая вниз по крутому обрывистому ложу.
Ледопад – классика ледового альпинизма. Нет ничего труднее прохождения этого горного рельефа. Порою за весь маршрут не встретишь такого количества трещин, как здесь. Нет никакой уверенности, что в момент, когда идешь по нему, не появится еще одна, а именно: между твоей левой и правой ногой.
…Все имеет конец. Оказалось, что и ледопад тоже, хотя в это не верилось. Он вывел нас на Большое Ушбинское плато.
Глаз успокаивался на безмятежной белой равнине. Но мы знали, что эта вроде бы миротворная снежная гладь прячет опасность. Трещин немного, но трудно их распознать – замаскированы толщей снега.