Ежевичное вино, стр. 57

59

Следующие несколько дней затопил вакуум. Джей спал. Ел и пил в ошеломлении. Повсеместная дыра в форме Джо стала чудовищной, заслоняла свет. Книга лежала заброшенная, близкая к завершению, и собирала пыль в коробке под кроватью. Хотя дождь прекратился, Джей не смел выглянуть в сад. Запущенные «Особые» изрядно вымахали в своих горшках в ожидании пересадки. Немногие фрукты, пережившие дождь, без присмотра падали на землю. Сорняки, жадно росшие в мокрую погоду, начали наступление. Через месяц и следа не останется от его трудов.

«Поцелуем солнца простится грех…»

Хуже всего было неведение. Оказаться совсем рядом с разгадкой тайны — и снова ее потерять, глупо, без объяснения. Все казалось таким бессмысленным. Джей представлял, как Джо наблюдает из-за кулис, готовый выпрыгнуть. Сюрпри-из! Просто шутка, вот и все. Искусный обман, друзья выстроились за занавесками с сувенирчиками и лентами, Джилли, и Мэгги, и Джо, и все-все-все из переулка Пог-Хилл, маски сдвинуты и обнажают истинные лица. Горе, что превращается в смех по выяснении истины. Но Джея на эту вечеринку не пригласили. «Особые» кончились. Выпиты до дна — ежевика и бузина, пьяблоко и шиповник. Волшебство кончилось. Навсегда.

И все же я по-прежнему слышал их. Словно часть их существа улетучилась в воздух, слившись с домом, просочившись в дерево и пластик, подобно запаху сигарет и жженого сахара. Все гудело их минувшим присутствием, гудело, и пело, и смеялось громче прежнего; камень, и плитки, и полированное дерево — все шептало в волнении и возбуждении; вечно беспокойное, вечно говорливое. Только Джей не слышал. Оставив ностальгию далеко позади, он окунулся в уныние, из которого, казалось ему, ничто его не вытащит. Он вспоминал все мгновения, когда ненавидел Джо. Все мгновения, когда злился на дезертирство старика; все то, что говорил себе и другим. Ужасные слова. Он думал, что мог отыскать Джо сто лет назад, но даже не попытался. Он мог нанять детектива. Он мог заплатить кому-нибудь, чтобы его нашли, раз уж не сумел найти его сам. Вместо этого он сидел и ждал, пока Джо найдет его. Столько потерянных лет принесено в жертву гордости. А теперь уже слишком поздно.

Он смутно помнил чьи-то слова о том, что прошлое — это остров, окруженный временем. Он упустил последнюю лодку на остров, горько повторял он себе. Пог-Хилл теперь в списке мест, безвозвратно утерянных для него, хуже чем просто утерянных. После смерти Джо Пог-Хилл будто и не существовал никогда.

«Поцелуем солнца простится грех…»

Но то, что он сделал, выходит за рамки. Джо был здесь, сказал он себе. Джо жил в Пог-Хилле все это лето. «Астральное путешествие, — сказал он. — Вот почему я так много сплю, во как». В конце концов Джо вернулся к нему. Джо попытался все исправить. И все-таки Джо умер в одиночестве.

Хорошо, что Роза еще здесь. Визиты Маризы тоже на время подбадривали Джея. По крайней мере, заставляли не напиваться с утра пораньше. Надо следовать обычному порядку вещей, даже если он потерял всякий смысл.

Мариза отчасти заметила перемену в нем, но на ферме дел было невпроворот — не до Джея. Прокладку дренажа почти закончили, стоячая вода ушла с виноградника, Танн наконец вернулся в свои берега. Ей пришлось расстаться с частью сбережений, чтобы заплатить за работу и новое оборудование, но все же воодушевление вернулось к ней. Если урожай удастся спасти, останется надежда на будущий год. Если только ей удастся найти денег, чтобы выкупить землю — не слишком подходящую для строительства и в основном слишком болотистую для земледелия. Она знала, что Пьер Эмиль не заинтересован в аренде: такое соглашение не слишком выгодно. В Тулузе у него семья. Нет. Он продаст. Она знала, что продаст. Вполне возможно, задешево, говорила она себе. В конце концов, это не Ле-Пино. Даже теперь она, возможно, еще сумеет наскрести денег. Двадцать процентов — все, что ей нужно. Оставалось надеяться, что Мирей не помешает. В конце концов, старухе невыгоден ее отъезд. Совсем наоборот. Но земля должна принадлежать Маризе. Она не будет во власти договора об аренде. Мирей понимает почему. Они нуждались друг в друге, как бы ни была отвратительна старухе одна мысль о подобной связи. Они шли по краю пропасти, и каждая держала в руках конец веревки. Упадет одна — упадет и другая.

Мариза лгала без угрызений совести. В конце концов, она оказала Мирей услугу. Ложь защищала их, как оружие, слишком ужасное для использования в войне. Но время утекало для обеих. Перед ней маячило окончание срока аренды. Перед Мирей — болезни и старость. Старуха хотела выжить ее с фермы, потому что это делало ее уязвимой. Маризе оставалось лишь гадать, в силе еще старые угрозы или нет. Возможно, теперь они ничего для Мирей не значат. Перспектива потерять Розу когда-то заткнула рот им обеим. Но теперь… Мариза гадала, важна ли еще Роза для Мирей.

Гадала, что им обеим осталось терять.

60

Джей проснулся от пения птиц. Он слышал, как Роза бродит наверху, соломенный солнечный свет проникал через ставни. На мгновение ему показалось, что жизнь прекрасна. А затем воспоминание о смерти Джо пронзило его, арбалетная стрела горя, которую не отразишь, вылетела из засады. Каждый день он просыпался в ожидании, что все изменится, но каждое утро ничем не отличалось от предыдущего.

Полуодетый, он выкарабкался из постели и поставил чайник. Поплескал в лицо холодной водой из кухонного крана. Заварил кофе и выпил, обжигаясь. Слышно было, как Роза наверху набирает ванну. Джей выставил на стол ее завтрак и молоко. Кружка cafe au lait, [117] рядом три кусочка сахара в обертке. Ломтик дыни. Зерновые хлопья. У Розы здоровый аппетит.

— Роза! Завтракать!

Его голос был хриплым. В блюдце на столе валялась кучка окурков, хотя он не помнил, чтобы покупал или курил сигареты. Мгновенный укол чего-то вроде надежды. Но ни один из окурков не был «Плейере».

Стук в дверь. Попотта, неясно подумал он, — наверное, очередной счет принесла или тревожное письмо от Ника, вопрошающего, почему Джей не вернул контракты. Он отпил еще глоток выдохшегося кофе и направился к двери.

Кто-то стоял снаружи, безупречный в серых слаксах и кашемировом кардигане, изящная новая стрижка, «Джей Пи Тод», «Берберри» и красная папка для бумаг «Луи Вюиттон».

— Керри?!

Мгновение он видел себя ее глазами: босой, небритый, опустошенный. Она ослепительно улыбнулась.

— Бедняжка Джей. Ты выглядишь таким заброшенным. Можно войти?

Джей помедлил. Больно гладко. А он всегда не доверял гладкости Керри. Слишком часто она служила сигналом к войне.

— Да. Конечно. Заходи.

— Какое чудесное место. — Проплыла мимо на волне зависти. — Комод для пряностей — просто прелесть. И буфет тоже.

Она элегантно помедлила, выискивая свободное место, чтобы присесть. Джей убрал грязную одежду со спинки стула и кивнул.

— Извини за бардак, — начал он.

Слишком поздно он осознал, что его виноватый тон дает ей преимущество. Она одарила его патентованной улыбкой Керри О'Нил и села, положив ногу на ногу. Словно очаровательная сиамская кошка. Джей понятия не имел, о чем она думает. Никогда не имел. Улыбка могла оказаться искренней. Кто знает?

— Как ты меня нашла? — Он снова попытался перейти из обороны в наступление. — Я определенно не лез вон из кожи, чтобы растрепать всем, где я живу.

— А сам как думаешь? Ники сказал. — Она улыбнулась. — Конечно, мне пришлось его убедить. Ты в курсе, что все очень переживали из-за тебя? Взял и сбежал. И ни с кем не поделился своим новым проектом.

Она лукаво посмотрела на него и положила руку ему на плечо. Он заметил, что ее глаза изменили цвет — из зеленых стали голубыми. Джо был прав насчет контактных линз. Он пожал плечами — воплощение неловкости.

— Конечно, я все понимаю. — Ее ладонь переместилась на его волосы, зализывая их назад. Джей вспомнил, что опаснее всего она бывала, когда вела себя, точно мамочка. — Но ты выглядишь таким истощенным. Что ты с собой сделал? Постоянно засиживался допоздна?