Ежевичное вино, стр. 47

47

Ланскне, май 1999 года

Джей работал в саду, когда явилась Попотта с почтой. Маленькая, круглая жеманная девица в алом свитерке. Свой древний велосипед она всегда оставляла у обочины и дальше шла по тропинке.

— Эй, мсье Джей, — вздохнула она, протягивая пачку писем. — Ну почему вы живете так далеко от дороги! Моя tournee [106] всегда на полчаса длиннее, когда вам что-нибудь приходит. Я каждый раз по десять кило сбрасываю, пока сюда дойду. Сколько можно! Повесьте почтовый ящик!

Джей усмехнулся.

— Зайдите, у меня есть свежие chaussons aux pommes [107] Пуату. Кофе на плите. Я как раз собирался пить.

Попотта воззрилась на него сурово, насколько позволяло ее веселое личико.

— Хотите меня подкупить, Rosbif?

— Нет, madame, — ухмыльнулся он. — Всего лишь запутать.

Она засмеялась.

— Ну разве что штучку. Мне нужны калории. Пока она ела пирожные, Джей открывал письма.

Счет за электричество; анкета из муниципалитета Ажена; маленький плоский пакет, завернутый в коричневую бумагу, подписанный мелким, аккуратным, смутно знакомым почерком.

Обратным адресом стоял Керби-Монктон.

Руки Джея задрожали.

— Надеюсь, там не одни счета, — сказала Попотта, прикончив пирожное и взяв второе. — Охота была выбиваться из сил, чтоб приносить вам дурные вести.

Джей с трудом открыл пакет.

Ему пришлось дважды останавливаться, чтобы унять дрожь в руках. Оберточная бумага толстая, для жесткости проложена куском картона. Записки внутри не оказалось. Лишь кусок желтой бумаги, старательно обернутый вокруг горстки крошечных черных семян. Единственное слово было нацарапано карандашом на бумаге.

«Особые».

— Что такое? — забеспокоилась Попотта. Наверное, он выглядел странно: в одной руке семена, в другой бумага, рот открыт.

— Да просто семена, которые я ждал из Англии, — с усилием ответил Джей. — Я… я забыл.

Голова кружилась от догадок. Джей был поражен, ошеломлен грандиозностью этого крошечного пакета. Он глотнул кофе, затем разложил семена на желтой бумаге и изучил их.

— С виду ничего особенного, — заметила Попотта.

— Да уж, ничего.

Их была от силы сотня, едва довольно, чтоб покрыть его ладонь.

— Ради Христа, не вздумай чихнуть, — сказал Джо из-за спины, и Джей едва не уронил все.

Старик стоял возле кухонного буфета, невозмутимый, будто никуда и не уходил, в невероятных хлопчатобумажных шортах в полоску и спрингстиновской футболке «Рожденные бежать», а также в шахтерских ботинках и кепке. Он казался совершенно реальным, но Попотта даже не моргнула, хотя, казалось, смотрела прямо на него. Джо усмехнулся и прижал палец к губам.

— Не суетись, сынок, — добродушно посоветовал он. — Пожалуй, схожу на сад гляну пока.

Джей беспомощно наблюдал, как старик фланирует из кухни в сад, и боролся с почти неодолимым желанием рвануть за ним. Попотта отставила кофейную кружку и глянула на него.

— Вы сегодня варили варенье, мсье Джей?

Он покачал головой. Через кухонное окно он видел, как за ее спиной Джо склонился над самодельным парником.

— Хм. — Попотта продолжала подозрительно нюхать воздух. — А вроде как пахнет сладким. Смородиной. Жженым сахаром.

Так значит, она тоже чует его присутствие. Переулок Пог-Хилл вечно пах дрожжами, фруктами и карамелью, даже когда Джо не делал вина. Этот запах пропитал ковры, занавески, дерево. Он преследовал Джея, цеплялся за одежду и даже забивал сигаретную вонь, так часто его окружавшую.

— Мне правда пора за работу, — сказал Джей, стараясь говорить спокойно. — Надо посадить их в землю как можно скорее.

— Да ну? — Она вновь уставилась на семена. — Что-то особое, а?

— В точку, — согласился он. — Что-то особое.

48

Пог-Хилл, осень 1977 года

В сентябре лучше не стало. Элвис вернулся в хитпарады с «Дорогой вниз». Джей апатично занимался — через год выпускные экзамены. Казалось, все снова нормально. Но ощущение гибели не исчезало — напротив, оно обострилось, когда вернулись серые будни. Писем не было ни от Джо, ни от Джилли, что удивляло Джея, хотя что тут удивительного, ведь он покинул Керби-Монктон, ни с кем не попрощавшись. Его мать засекли фотографы «Сан», когда она выходила из ночного клуба в Сохо под ручку с двадцатичетырехлетним инструктором по фитнесу. Марк Болан [108] погиб в автокатастрофе, затем, всего через пару недель, Ронни ван Зант и Стив Гейне из «Линирд Скинирд» [109] разбились на самолете. Казалось, всё и вся вокруг умирает, распадается. Но больше никто этого не замечал. Его друзья смолили недозволенные сигареты и сбегали в киношку после уроков. Джей смотрел на них свысока. Он почти бросил курить. Курение казалось таким бессмысленным, почти ребяческим. Пропасть между ним и его одноклассниками ширилась. Бывали дни, когда он чувствовал себя на десять лет старше.

Настала Ночь Гая Фокса. Однокашники жгли костер и жарили картошку во внутреннем дворе. Джей остался в спальне и смотрел издали. Воздух пах горько и тоскливо. Ливень искр взмывал из костра в дым и ясное небо. Пахло раскаленным жиром и горелой бумагой петард. Впервые он осознал, как скучает по Джо.

В декабре он сбежал.

Он взял куртку и спальник, радио и немного денег, запихал все это в спортивную сумку. Подделал отпускной билет и свалил из школы сразу после завтрака, чтобы хватило времени забраться как можно дальше. Поймал попутку от города до автострады, потом еще одну, по Ml к Шеффилду. Он точно знал, куда едет.

Через два дня Джей был в Керби-Монктон. Сойдя с автострады, он в основном шел пешком, срезал через поля и забрался выше, на вересковые пустоши. Он спал на автобусной остановке, пока не подъехала патрульная машина, потом оробел и больше не смел прерываться, опасаясь, что его заметут. Было холодно, но бесснежно, небо низко провисло, и Джей натянул всю запасную одежду, но так и не согрелся. Ноги покрылись волдырями, ботинки отяжелели от налипшей грязи, но всю дорогу Джей цеплялся за воспоминания о переулке Пог-Хилл, за знание, что Джо ждет его там. Дом Джо с теплой кухней и запахом горячего варенья и высушенных в духовке яблок, и радио играет на подоконнике над помидорной рассадой.

Он дошел ближе к вечеру. Заставил себя пройти несколько последних футов до тылов переулка Пог-Хилл, перекинул спортивную сумку через забор, вслед плюхнулся сам. Во дворе никого не было.

Участок казался голым, заброшенным. Джо явно хорошо поработал над маскировкой. Даже со двора казалось, что никто тут не жил месяцами. Сорняки поднялись между плитками и умерли от мороза, посеребренные инеем. Окна были заколочены. Дверь заперта.

— Джо! — Он постучал в дверь. — Джо! Открывай, ну же!

Молчание. Дом выглядел слепым, бесстрастным под зимним покрывалом. Под кулаками Джея дверная ручка бессмысленно болталась. Собственный голос вернулся к нему изнутри, слабое эхо в пустом доме.

— Джо!

— Там никого нету, сынок.

Старуха смотрела на него через стену, черные глаза блестели под желтым платком. Джей смутно узнал ее: частая гостья в то первое лето, иногда она пекла клубничные пироги и приносила их Джо в обмен на фрукты и овощи.

— Миссис Симмондс?

— Она самая. Ты мистера Кокса ищешь, а? Джей кивнул.

— Так он уехал. Мы думали, он помер, но наша Дженис говорит, он просто подхватился и уехал. Подхватился и уехал, — повторила она. — Ты его тут не найдешь.

Джей уставился на нее. Не может быть. Джо не уехал. Джо обещал…

— Знаешь, конец переулку Пог-Хилл. — У миссис Симмондс чесался язык. — Собираются понастроить тут шикарных квартир. Да уж, капелька шика не помешает после всего, что мы пережили.