Параллельный мальчик (сборник), стр. 51
Глава 7
Дня три после обыска Санька боялась выйти из квартиры. Ей казалось, что милиционеры караулят у дверей, готовые схватить ее и ворваться в дом. Санька поминутно подбегала к окну и выглядывала во двор. Но ничего подозрительного там не происходило, лишь позвякивали пустые бутылки в приемном пункте молочной стеклотары.
Чтобы скоротать время, Санька и Альшоль вели нескончаемые беседы о жизни на Земле и на Фассии. Альшоль рассказывал Саньке о своих друзьях – дожде Билинде, старом дубе Далибасе, что рос неподалеку от хижины Альшоля, и об австралийском страусе Уэлби, вывезенном с Земли лет семьсот назад. Альшоль любил кататься на нем верхом по цветущим лугам Фассии.
Санька рассказывала Альшолю о маме, Кроше, металлических группах, о дедушке, учительнице Наталье Валентиновне и даже об «эфирном» Захаре, которому, кстати, они вместе позвонили по телефону, чтобы Захар смог убедиться в том, что Санька не врала. Однако телефонное знакомство с Альшолем не поколебало Захара. Он решил, что его разыгрывают.
– Какой же он старик! – сказал он Саньке. – У него голос совсем молодой.
– Это потому, что ему на самом деле четырнадцать лет! – ответила Санька, вспомнив слова привидения.
Сказала так и осеклась. Впервые до нее дошло, что Альшоль – мальчишка. Всего на год старше ее. Не важно, что у него седая борода и морщины на лице.
Сама не замечая того, Санька стала разговаривать и вести себя с Альшолем чуть-чуть иначе. Иногда капризничала, иногда старалась его разозлить.
– Конечно, отсиделся на Фассии! – дразнила она Альшоля. – А мы тут страдали. У нас одних войн и революций за это время было штук сто.
– Я же не виноват, Саша, – кротко отвечал Альшоль.
– Раньше надо было прилетать!
– Я еще не созрел тогда.
– А теперь созрел, чтобы умирать? – не унималась Санька. – Ну и умирай! Нисколечко не жалко. Но тебя даже не похоронишь по-человечески!
– Почему? – испугался Альшоль.
– Потому что ты не прописан!
Альшоль так огорчился, что чуть не заплакал. Прилетел на родную Землю, чтобы умереть среди людей, так вот тебе – прописка требуется!
Санька поняла, что зашла слишком далеко, подошла к нему, погладила по длинной бороде.
– Давай мириться…
– Да я и не ссорился, Саша… – грустно сказал Альшоль.
По вечерам являлось привидение Софья Романовна – поиграть с Аграфеной и посмотреть телевизионные новости. Софью Романовну сильно волновал вопрос: есть ли в раю у Господа, куда она намеревалась отправиться в скором времени, телевизоры?
– Должны быть, – сказал Альшоль. – В раю все есть.
– А почему вы решили, что вас возьмут в рай? Может быть, совсем в другое место, – сказала Санька. Она уже настолько осмелела, что не стеснялась задавать привидению такие вопросы.
– На что ты намекаешь? – оскорбилось привидение. – Меня в ад не за что посылать. За квартиру платила аккуратно, животных и детей любила, хотя личной жизни Бог не дал. В замужестве не была, – привидение поджало губы, как бы давая понять, что это – «не вашего ума дело».
– А в аду точно телевизоры есть, – сказала Санька. – Только по ним передают одну «Утреннюю почту».
Тут все согласились, что сплошная «Утренняя почта» – лучшее наказание для грешников.
Старуха не засиживалась. Посмотрев программу «Время» и «600 секунд», аккуратно растворялась в воздухе, оставляя после себя легкий запах духов.
Все было бы прекрасно, если бы не подошли к концу съестные припасы. Альшоль как любитель всяческих круп еще мог продержаться день-другой, поскольку в кухонном шкафу имелся некоторый запас гречи и риса, но Саньке хотелось чего-нибудь другого: мяса, свежего хлеба, молока и сыра. Но больше всего хотелось мороженого. У нее еще оставалось двенадцать рублей из денег, оставленных мамой.
Наконец Санька не выдержала.
– Пойду в магазин. Арестуют – так арестуют! Если явится участковый, вызывай снова привидение – и пострашней!
– Будет исполнено, госпожа, – поклонился Альшоль.
Санька смутилась. Зачем он назвал ее «госпожой»? Издевается, что ли? Она подхватила хозяйственную сумку и вышла из дома.
Никто не караулил в парадном, никакой милиции не было и во дворе. Саньке даже обидно стало: неужели Мулдугалиев забыл о них?
Она дала себе полную волю и истратила все деньги до копеечки. Купила огурцов, простокваши, твердого, как камень, ледяного цыпленка, килограмм яблок и рыбу для Аграфены. И, конечно, до отвала наелась мороженого, прихватив пару стаканчиков домой – себе и Альшолю.
Когда она вернулась, Альшоль был на антресолях. Веревочная лестница свисала вниз до пола.
Санька вскарабкалась наверх с истекающими стаканчиками мороженого.
– Альшоль, быстрее! Оно капает!
Они быстро съели мороженое. И тут Санька заметила, что по диванным подушкам, на которых сидел Альшоль, разбросаны исписанные листы бумаги. Рядом стоял старый папин портфель, ранее перевязанный шнуром, а сейчас открытый. В портфеле были конверты с письмами.
Санька взяла наугад одно из писем и сразу узнала папин почерк.
– Ты это читал? – спросила она Альшоля.
– Да, немного, – кивнул он.
– А ты знаешь, что нельзя читать чужие письма?
– Саня, я же не знал, что это чужие письма. Я все книжки прочитал, мне стало скучно. Дай, думаю, посмотрю, что в портфеле. А там какие-то конверты, листки… Ну я и начал читать.
Санька сграбастала письма, засунула снова в портфель и поволокла его вниз. Она снова обвязала его шнуром и спрятала на этот раз в кладовку. Портфель был пухлый, тяжелый. Как она раньше не догадалась посмотреть – что там внутри! Если бы она знала, что в портфеле хранятся папины письма!
Надо сказать, что Санька, когда рассказывала Альшолю про свою семью, о папе не упоминала. Альшоль тоже ее не расспрашивал – то ли из вежливости, то ли по другой причине. Но Санька не говорила о папе отнюдь не по забывчивости. На это имелись серьезные основания.
Дело в том, что Санькин папа был по профессии клоуном. Когда-то давно он вместе с мамой учился в хореографическом училище, но танцором не стал, а перешел в цирковое. Там и занялся клоунадой. Познакомились они с мамой, еще когда папа танцевал с нею па-де-де из балета «Щелкунчик». Потом они поженились, родилась Санька, мама бросила сцену, а папа ушел в клоуны. А когда Саньке исполнилось пять лет, папа из дома исчез. Он переехал в другой город, поступил работать в местный цирк, много ездил на гастроли, а Саньке чаще всего звонил по телефону.
Санька стеснялась профессии своего папы. У всех приличные отцы: у Кроши – математик, кандидат наук, у Вики – майор, у Руслана – водитель автобуса. А у Саньки – клоун!
Пусть так! Но если бы у него были хотя бы нормальные имя и фамилия! Как, например, у Олега Попова. Или у того же Куклачева. Но Санькин папа носил ужасную цирковую кличку, или по-другому – псевдоним. Его звали Мявуш. На афишах так и было написано: «Весь вечер на манеже клоун Мявуш». Санька не знала, откуда произошла эта странная кличка, но ей было неприятно. Папа – Мявуш, подумать только!
Клоун Мявуш был не очень знаменит. Его всего дважды показывали по телевизору в сборных цирковых программах, а в Ленинград на гастроли он не приезжал ни разу с тех пор, как перестал жить здесь. Мотался где-то по Сибири: Омск, Тюмень, Красноярск.
Дома о папе говорили редко. Точнее, совсем не говорили, будто его нет. Когда он звонил из очередного Иркутска, мама здоровалась с ним довольно сухо и тут же передавала трубку Саньке. Папа всегда спрашивал – что новенького и про отметки в школе. Санька коротко докладывала о своих успехах, а потом слушала что-нибудь из цирковой жизни: как заболела в дороге обезьянка или что слон отравился кислой капустой. Все папины новости были почему-то печальные, хотя говорил он бодрым голосом. Однажды он упал с трапеции и сломал руку. Его положили в больницу в Хабаровске, откуда он звонил особенно часто. Иногда от папы приходили посылки с подарками: конфеты, кедровые орехи, сибирский мед. А однажды Санька получила рукавицы и сапожки из оленьей кожи на меху. Это значит, папа добрался до Чукотки.