Отважный герой, нежные поцелуи, стр. 44

– Кэтлин! – Голос Уэйда звучал сдавленно, он привлек ее голову к себе, запутавшись пальцами в волосах. – Держись, Кэтлин. Держись!

Она затихла, немного испуганная, с отчаянным нетерпением вожделея большего. Когда он целиком заполнил ее, бедра ее раздвинулись еще больше, чтобы позволить ему проникнуть глубже. Уэйд прижался к ней своим горячим ртом, нежно целуя и входя все дальше и дальше в ее трепещущее лоно. Все вокруг исчезло, в мире остались только они двое.

А потом… боль… резкая, разрывающая боль. Она вскрикнула, но его поцелуи потушили боль, сделав ее сладкой, и она превратилась в неистово нарастающее наслаждение, потому что Уэйд начал двигаться в ней – поначалу медленно, а потом со все более усиливающейся страстью. Его сильное тело ритмично изгибалось. Кэтлин опять закричала, вся содрогаясь в предвкушении сладостного экстаза, царапая его мускулистую спину. Одно ощущение сменяло другое, она извивалась и выгибалась под ним, растворившись в обоюдном стремлении их тел к забвению, в искрящемся, буйном взрыве, от которого содрогнулась самая ее сердцевина, и воспарила к высотам, о существовании которых никогда не подозревала.

– Уэйд… Уэйд! – Кэтлин, всхлипывая, выкрикивала его имя, в то время как они вместе парили на головокружительном пике любви. Из страшной дали она услышала, что он зовет ее, повторяя снова и снова. Теперь Уэйд целиком и полностью владел ее телом, поставив на ней клеймо как на своей вечной собственности.

Полночь, лунный свет и сладостное, уносящее ввысь безумие.

Наконец, обессиленные и удовлетворенные, они замерли, заключив друг друга в объятия, и молча лежали на дубовой кровати, а луна сияла, как алмаз в бархатно-черном небе и стояла тихая весенняя ночь. После бушующего сладострастия на них снизошли покой и благодать.

Глава 20

Кэтлин не знала, сколько прошло времени, когда она проснулась, почувствовав, что Уэйд обнимает ее, прижав к своему обнаженному бронзовому телу и покрывая ласковыми медленными поцелуями. Она тоже поцеловала его, и ее тело, откликнувшись на ласки, сразу же разгорячилось. Нежные, ласковые поцелуи. Медленные осторожные прикосновения. Улыбаясь, она на мгновение откинулась назад, чтобы передохнуть, и с любовью посмотрела ему в глаза… только то были не глаза Уэйда.

Ее обнимал Доминик Трент.

Крик Кэтлин отчаянно раздавался над смятой постелью, пока она пыталась вырваться, но Трент держал ее крепко, и его ледяные бесцветные глаза сверкали колючим блеском.

– Ты что же, думала, я не найду тебя, Кэтлин? Ты и я – две половины одного целого. Так должно быть!

– Нет! – резко закричала она и вырвалась из его рук. Вдруг за окном послышался стук копыт, и Кэтлин подбежала к развевающимся занавескам. Там был Уэйд. Он галопом скакал прочь от нее, все быстрее и быстрее подгоняя своего чалого, его высокая фигура казалась все менее и менее различимой по мере того, как он удалялся к голубоватому горизонту.

– Уэйд! – кричала она, снова и снова зовя его на помощь, но он ни разу не обернулся и не замедлил бег своей лошади. Уэйд!

Ужас охватил ее, когда она круто повернулась и увидела, что Трент поднялся с кровати и идет к ней. Она бросилась к конторке, чтобы схватить бронзовый подсвечник, стоявший наверху. Это был тот же самый подсвечник, которым она ударила его там, в Филадельфии, – высокий, тяжелый, с красивой резьбой, – но пальцы ее сомкнулись вокруг пустоты.

Подсвечник исчез.

– Так должно быть, – повторил Трент, приближаясь к Кэтлин со злобной улыбочкой, так хорошо запомнившейся ей. – Никто тебе не поможет, Кэтлин. Ты совсем одна.

Она яростно оттолкнула его и тут увидела дробовик, прислоненный к изголовью кровати. Проскользнув мимо Трента, она протянула руку к дробовику, но опять ее пальцы встретили лишь дуновение холодного воздуха. Дробовика нигде не было видно.

Она беспомощно оглядела комнату. На мгновение неясно различимые лица ее матери и Джиллиса появились в темном бронзовом зеркале, что висело на стене, но потом зеркало исчезло.

Там, где только что была стена( осталась лишь крутящаяся серая дымка.

Их нет, никого нет… никого… их нет… нет…

Нет!!!

– Кэтлин! Нет!!!

– Тише, Кэтлин, все в порядке. – Голос Уэйда, уверенный, успокаивающий. Его руки, ласковые, надежные.

Она открыла глаза.

– Тебе что-то приснилось, милая. Наверное, очень плохое, – тихо сказал он.

Какое-то время она только и могла, что смотреть на его любимое загорелое лицо, в его алмазно-синие глаза, полные тепла и заботы.

Кэтлин дрожала, все тело ее было холодным и влажным; он привлек ее к себе и поцеловал шелковистые волосы.

– Не хочешь рассказать мне свой сон? Она покачала головой.

Уэйд погладил ее по голове. Она слышала его размеренное дыхание, и ее собственное прерывистое становилось все ровнее и ровнее. За окном все еще было темно, и ночь была тихой – ни ветра, ни тумана. Занавеси не развевались. Никто не скакал прочь.

– Почему бы тебе не рассказать мне о Доминике Тренте? – спросил Уэйд.

– Уэйд…

– Расскажи, Кэтлин. – Он повернулся к ней лицом. Голова ее лежала на подушке, сбившиеся простыни прикрывали ее тело. – Ты назвала это имя во сне, – мрачно проговорил он. – Уже не в первый раз я слышу его. Ради себя самой и ради Бекки – расскажи мне об этом сукине сыне, который тебя преследует.

Кэтлин, дрожа, провела рукой по волосам.

– Это мой… бывший поклонник. Так называемый поклонник, – быстро и тихо поправилась она.

– И?

По его настойчивому тону она поняла, что уклониться от рассказа не удастся.

– Мы познакомились в опере, и он начал ухаживать за мной. Или делал вид, что ухаживал, – поправилась Кэтлин. Она все еще была очень бледна. – Доминик Трент в Филадельфии человек могущественный, один из самых богатых людей в стране. Он вырос среди невообразимой роскоши и, очевидно, никогда ни в чем не знал отказа. До тех пор, пока я не отказалась от его авансов. – Кэтлин облизнула пересохшие губы. – Когда мы с Домиником познакомились, я встречалась с Алеком, но это не остановило его, и он продолжал добиваться моей благосклонности. – Вдруг ей стало холодно – она вспомнила, как он оказывался везде, где бывала она, словно следил за ней, – и натянула простыню до самого подбородка.

– Однажды он пришел к нам домой. Это было в прошлом году, на другой день после Дня благодарения, перед самым возвращением Бекки в школу. Мамы и Джиллиса не было дома, а я гуляла в саду. Она замолчала и закусила губу.

– Дальше, – сказал Уэйд еще мрачнее, чем раньше.

– Он… он стал приставать ко мне. Иначе это и не назовешь. Сказал, что мы созданы друг для друга, что Алек мне не подходит и он – единственный человек, который может сделать меня счастливой. Доминик предложил мне выйти за него замуж и попытался поцеловать и… – Ее передернуло. – Я ответила, что нет, я не выйду за него, и попросила его уйти, но он не оставил своих попыток, и я дала ему пощечину и оттолкнула его. Но когда я хотела войти в дом, он меня не пустил, больно схватил за руку, разорвал мой плащ, когда я стала сопротивляться. Я не могла вырваться… и закричала, прибежал наш грум, Перкинс, и отшвырнул Трента в кусты, а потом появились остальные слуги, и он… он ушел.

– Но это был не последний раз, когда ты его видела, – пробормотал Уэйд, внимательно глядя на ее осунувшееся, несчастное лицо.

– Нет. – Кэтлин покачала головой, и густые светлые локоны упали ей на лицо. – Вскоре после того, как погибли мама и Джиллис и Алек разорвал нашу помолвку, я как-то раз возвращалась из конторы поверенного Джиллиса, а Трент тайком ехал за мной. Дело было к вечеру, почти стемнело. Я остановилась у парка рядом с нашим домом и послала коляску вперед, собираясь дойти до дома пешком, чтобы у меня было время подумать, что мне теперь делать, как выйти из положения. Но тут вдруг его экипаж остановился рядом, и едва я поняла, что происходит, как очутилась внутри.

Кэтлин заметила, что глаза у Уэйда снова стали холодными и яростными, как это было в Бивер-Джанкшене, когда Бекки рассказывала о Доминике Тренте. Выражение его лица испугало ее, и она судорожно вздохнула, но он быстро взял ее руки в свои.