Моя долгожданная любовь, стр. 8

Она дотронулась до руки Джима, напомнив себе: вместе они в безопасности и счастливы, и ничто не может повредить им. У них будет чудесная жизнь и будет прелестный, здоровый малыш…

Понемногу ей удалось снова погрузиться в сон. Но это уже не был глубокий, безмятежный сон. Это была беспокойная дремота, нарушаемая мрачными видениями, в которых она в страхе бежала одна-одинешенька, пробиваясь через мглистый туман. И несмотря на тепло, излучаемое телом Джима, лежавшего подле нее, несмотря на теплое одеяло, прикрывавшее ее хрупкое тело, ей было холодно. Она дрожала, ее знобило, до костей пронизывал холод от невыразимо ужасного, кошмарного, омерзительного страха.

Глава 3

Октябрьская погода была сухой и мягкой. Брайони, чувствовавшая себя счастливейшей из женщин, ежедневно выезжала верхом на великолепном жеребце по кличке Шедоу [7], чтобы насладиться ароматами высоких трав, усладить взор чудесными дикорастущими цветами, ковром покрывавшими прерию. На холмах в изобилии росли горные гвоздики, маргаритки и васильки, а в долинах ярко пламенели вербены и примулы. Бездонная голубизна неба была оторочена редкими пушистыми прозрачно-белыми облаками. Однако с наступлением ноября все вокруг понемногу начало изменяться. Воздух стал более прохладным, и ветер резко хлестал ее по лицу, когда она галопом мчалась по холмистой гряде, а в сильно оголившейся прерии остались лишь высокие колышущиеся травы, мескиты и кактусы. Приближалась зима. Ее дыхание чувствовалось и в воздухе, и на земле. Уже скоро снег белой шапкой покроет вершины гор за Рио-Гранде и прерию насквозь будет пронизывать северный ветер.

Глядя как-то в полдень на расстилающуюся внизу равнину с вершины невысокого холма в нескольких милях от ранчо и упиваясь бодрящим ноябрьским воздухом, Брайони, счастливая, чувствовала, как ее пробирает дрожь нетерпения. Зима. Потом весна. А затем совсем скоро у нее родится малыш.

Для нее это будет первая зима в этих краях после приезда из Сент-Луиса. Брайони уже мерещились долгие уютные ночи у камина вместе с Джимом. Она будет вязать крошечные вещички для малыша и составлять планы по уходу за ним. Живот у Брайони только-только начал припухать, и в ее изящной фигурке наметилась симпатичная округлость, которая, казалось, делала девушку еще более очаровательной в глазах мужа. Их жизнь, и прежде наполненная радостью, стала еще более радостной после того, как она объявила о своей беременности. Их еженощные любовные игры были затяжными и прелестными, и зачастую Джим встречал жену в облюбованном ими укромном местечке на гряде холмов, и они лежали там рядышком, наслаждаясь минутами украденного у осени удовольствия.

Купающаяся в атмосфере счастья, Брайони тем не менее все не могла забыть о том странном леденящем ужасе, который охватил ее после вечеринки в Трайпл Стар. Тогда, наутро, она спросила Джима о Вилли Джо Честере, и спокойное объяснение мужа развеяло ее тревогу.

— Вилли Джо Честер и его брат Фрэнк — это дрянные людишки, живущие не в ладах с законом, — как всегда коротко и без обиняков объяснил Джим. — У них был младший брат по имени Томми, парнишка примерно одного возраста с Дэнни, лет восемнадцати-девятнадцати. Два года назад на территории Нью-Мексико я играл в карты в одном паршивеньком салуне. Томми Честер участвовал в этой игре. Я поймал его на жульничестве и заявил об этом во всеуслышание. Он был мальчишкой, Брайони, хотя и дрянным, и я не стал бы стрелять в него, если бы он просто бросил свои карты и ушел, как я велел ему. Но он схватился за пистолет. У меня не было выбора. — Лицо Джима поскучнело при воспоминании об этом. — Я полагал, что с этим покончено, но приблизительно месяц спустя два типа по имени Вилли Джо и Фрэнк Честер, старшие братья этого воинственного парнишки, объявились в моем номере, который я снимал в Альбукерке. Они застали меня врасплох и собирались избить до смерти.

При этих словах Брайони побелела, как полотно, и от волнения схватилась за край гладкого дубового стола, за которым они завтракали. Заметив ее тревогу, Джим поднял брови:

— Но ты же видишь, моя куколка, их затея провалилась. Хотя стычка была тяжелая. Хозяин отеля услышал гвалт и вызвал шерифа, который отправил обоих братьев в кутузку. По существу, вот и вся история, если не считать того, что они поклялись отомстить мне. — Он пожал плечами. — Такова наша жизнь на крайнем Западе, моя радость. Таких врагов у меня наберется добрая дюжина — все они паршивые трусы, которые слишком боятся встретиться со мной на честной дуэли. Они были бы рады выстрелить мне в спину, если бы я дал им такой шанс. Но, — протяжно добавил он, — вряд ли я давал им его или когда-нибудь дам. Мне известно, что требуется для того, чтобы выжить в этой стране, моя куколка, и двух братьев Честер явно недостаточно, чтобы прикончить меня. Они донельзя мерзкие и подлые, но им не хватит ни храбрости, ни смекалки, чтобы одолеть меня. Так что просто забудь об этих братьях. Для нас с тобой они все равно, что докучливые мелкие насекомые, которые роями носятся в сумеречном свете. Их нужно просто прихлопнуть, и им конец.

Хотя поначалу Брайони было тревожно, понемногу она привыкла смотреть на эту ситуацию глазами Джима. Она сообразила, что Джим с его прошлым не может не иметь врагов, и также поняла, что ему всегда удавалось перехитрить или обезвредить их. А теперь, когда он перестал вести жизнь стрелка, опасностей, грозящих ему, стало куда меньше. Они осели на этом большом оживленном ранчо, продолжив управление империей, основанной отцом Джима.

Где еще можно найти большую безопасность? Да нигде, решила она и, гордо размышляя о том, как искусно ее муж обращается с пистолетами, какой острый у него ум и какая быстрая реакция, почувствовала, как улетучиваются последние остатки страха и возвращаются жизнерадостности и уверенность в счастливом будущем.

В первые недели после вечеринки она обследовала просторные поля, относившиеся к хозяйству ранчо Трайпл Стар; они занимали более семидесяти пяти тысяч акров, захватывая невысокие волнистые холмы и глубокие долины и ущелья, через которые пробивала себе путь река Тринити Ривер. С каждым днем жизнь казалась Брайони все более чудесной, ибо она отдавала себе отчет в том, что немногим людям повезло так, как ей. Она благодарила судьбу за это счастье, за эту любовь.

Поглощенная этими мыслями, Брайони пустила Шедоу рысью и, спустившись с холма, направилась к укромному местечку, которое они с Джимом облюбовали для встреч.

У длинноногого вороного жеребца ушло немного времени на то, чтобы добраться до уединенной поляны посреди долины, где два коренастых дуба, как сторожа, охраняли травянистый бугор, на котором резвились белочки и зайцы. Пугливые зверьки разбежались при виде лошади и всадницы, и Брайони остановила Шедоу у мескитного дерева. Соскользнув с седла, она привязала жеребца и неспешно направилась к тенистой площадке под дубами. Затем, положив рядом на траву широкополую белую шляпу, она опустилась на мягкую землю.

В лазурном небе ярко сияло солнышко. Брайони умиротворенно сидела, ожидая Джима, рассчитывая, что он найдет возможность оторваться от дел и встретиться с ней, как это часто бывало в полуденный час. Неожиданно Шедоу фыркнул и резко встал на дыбы. Брайони тут же вскочила на ноги, выхватывая из кармашка походной полотняной юбки короткоствольный крупнокалиберный пистолст. Она огляделась, пытаясь понять, что вызвало панику у коня, который рвался с привязи.

— В чем дело, дружок? — тихо шепнула она. И в тот же миг увидела коралловую змею, скользящую по стеблям высокой травы.

Она узнала ее по красным, черным и желтым кольцам, украшавшим тело гада, и заметила маленькую тупоносую головку с черным кончиком. Девушка содрогнулась. Эти змеи в Техасе считаются наиболее опасными. Брайони подняла пистолет и старательно прицелилась. Последовал выстрел. Пуля пробила полосатое тело, и змея забилась в конвульсиях. Через минуту она была недвижима. Брайони сунула пистолет в карман, подошла к Шедоу и, чтобы успокоить его, нежно потрепала за шею.