Срочно, секретно, Дракону..., стр. 10

РАДИОГРАММА ИЗ ХАРБИНА

Был поздний вечер. Человек со шпалами на петлицах потянулся, не выходя из-за стола, и придвинул последнее сообщение из района боевых действий.

“31 июля в 3 часа ночи значительные японские силы под прикрытием артиллерии снова атаковали высоты, расположенные к западу от озера Хасан. Благодаря внезапности нападения, совершенного к тому же под покровом темноты и тумана, японским войскам удалось захватить эти высоты и проникнуть в глубину советской территории на четыре километра”, — уже, пожалуй, в десятый раз перечитал он.

Закинув руки за голову, человек сдавил ладонями затылок. Несколько секунд, словно оцепенев, сидел с закрытыми глазами. Потом, все еще не размыкая век, потянулся к телефонной трубки. И тут же аппарат, как будто он только и ждал этого момента, пронзительно зазвонил.

— Пришло сообщение из Харбина. — доложил дежурный. — Прикажете доставить лично вам?

— Пришлите старшего лейтенанта Карпова. Распорядитесь, чтобы был у меня как можно скорее. Естественно, с радиограммой.

Старший лейтенант Карпов ждать себя не заставил. Минут через десять он стоял в дверях кабинета с ярко-красной папкой в руках.

Начальник отдела посмотрел на вошедшего с нескрываемой симпатией. Приглашающим жестом указал на стул.

Старший лейтенант раскрыл папку. Вынул несколько листков с лиловыми машинописными строчками.

— Дракон информирует. — без лишних разговоров начал он, — что в Чаньчуне, Харбине, Цицикаре. а по всей видимости, и во всех остальных местах дислокации японских войск гарнизоны приведены в полную боевую готовность. Рядовые и унтер офицеры лишены увольнений и находятся на казарменном положении, для офицерского состава отменили отпуска, а те, кто быт в отпуске, в срочном порядке отозваны обратно в свои части.

— Что и следовало ожидать, — тихо вставил начальник.

Карпов быстро прошелся глазами по строчкам донесения.

Спустя минуту продолжил:

— Затем Дракон сообщает, что на станции Харбин-Товарная формируются два воинских эшелона. Судя по тому, что работы ведутся под контролем японского офицера в чине полковника, эшелоны готовят для отправки в район боевых действий.

— А о бактериологических центрах есть новости?

— Кое-что имеется. Из разведдонесения следует, что секретный полигон для испытаний бактериологического оружия находится вблизи поселка Аньда. Сейчас Дракон изыскивает возможности получить сведения о бактериологических центрах через какого-то немца, прибывшего в “хозяйство” доктора Исии из Берлина.

Старший лейтенант оторвал глаза от бумаг.

— Думаю, рискованная это затея, — со вздохом высказал он вслух личное свое мнение.

— А я, Вася, думаю, что Дракон найдет способ выпотрошить из этого немца все тайны, которые японцы соблаговолят доверить ему. Неужели ты запамятовал, Василий Макарович, случай с хабаровским почтовым?

Случай с хабаровским почтовым? Конечно же, старший лейтенант Карпов прекрасно помнил эту из ряда вон выходящею историю.

В середине декабря 1937 года бесследно исчез советский почтовый самолет. 18 декабря рано утром пилот Гусаров и бортмеханик Попов, загрузив машину мешками с письмами и другими почтовыми отправлениями, поднялись в воздух с хабаровского аэродрома. Под вечер они должны были приземлиться во Владивостоке. Однако самолет во Владивосток не прилетел. Поисковые группы прочесали всю трассу, но безрезультатно — машина и ее экипаж словно сквозь землю провалились. Тогда возникло предположение: очевидно, самолет сбился с пути, и Гусаров, увидев, что горючего в баке на донышке, а до Владивостока еще лететь и лететь, посадил машину где-нибудь на территории Маньчжоу-Го.

Советский генеральный консул в Харбине Кузнецов обратился с запросом к маньчжурским властям.

На запрос последовал письменный отрет:

“Нам ничего не известно о вынужденной посадке советского самолета на территории Маньчжоу-Го”

Как тут быть? Поди проверь: действительно ли маньчжуры в полном неведении или сознательно идут на заведомый обман?

И вот по заданию Центра в розыски загадочно исчезнувшего самолета включился Дракон.

Можно себе представить, каково сорвать завесу с тайны, действуя в одиночку в стране, где нельзя доверять телефону и телеграфу, где на каждом шагу требуют предъявить документы, где того и жди, что угодишь в облаву или нарвешься на засаду? Но через четверо суток от Дракона пришла радиограмма.

“Почтовый самолет, курсировавший между Хабаровском и Владивостоком, отклонился от трассы, и пилот вынужден был совершить посадку в районе станции Гаолинцзы”.

И вот уже не запрос, а требование:

“Настаиваю на незамедлительном освобождении Гусарова и Попова. Требую немедленно вернуть самолет, на борту которого находится свыше одиннадцати тысяч единиц почтовых отправлений”.

Факты, как известно, вещь упрямая, и маньчжурским властям пришлось подтвердить: да, советский самолет действительно задержан. Но за признанием следовала увертка: “О судьбе экипажа ничего не известно”.

И новая радиограмма от Дракона:

“Гусаров и Попов арестованы японскими военными властями. Они препровождены в Харбин и содержатся в тюрьме”.

Тайное стало явным Маньчжурским властям не оставалось ничего иного, как уведомить советское генеральное консульство:

“Маньчжурская сторона выражает готовность в любое время освободить советский почтовый самолет с летчиками и грузом”.

Вот о каком эпизоде из жизни Дракона напомнил своему молодому подчиненному человек с четырьмя шпалами па петлицах и с блестящими от недосыпания глазами.

В небе за окном металлическим диском висела полная луна.

“А над Харбином — солнце, — подумал начальник. — Солнце завтрашнего дня”.

А вслух он сказал:

— Пусть передадут в Харбин такую радиограмму. Записывай, Василий Макарович…

***

Беззвучно шевеля губами, комиссар партизанского отряда товарищ Хван еще раз перечел текст радиограммы.

— Что скажешь, комиссар? — нетерпеливо спросил товарищ Сун, командир отряда.

Товарищ Хван почесал переносицу.

— А что тут говорить? — вздохнул он. снова скользнув глазами по иероглифам. — Ясно, что поезда идут на Кейчен, а там рукой подать до Хасана. Тут не говорить, а действовать нужно.

— Это само собой, — рассмеялся командир. — Но что мы можем предпринять?

Комиссар зажег спичку и поднес ее к листку. Бумага вспыхнула.

— Может, заминировать путь, — сказал комиссар, когда от радиограммы осталась лишь щепоть черного пепла.

— Отпадает. Ты же знаешь не хуже меня, что японцы перед воинским эшелоном пускают товарняк с пустыми вагонами.

— Снять рельсы? — прикинул комиссар. — Только и это, пожалуй, мало что даст.

— На короткое время задержим бронепоезд, вот и все, что это нам даст.

— А трюк с семафором? Помнишь, как удачно получилось тогда, под Тайпилином?

— Пожалуй, ты прав, — согласился командир.

Они тщательно обсудили кандидатуру участников предстоящей операции и пришли к выводу, что руководство группой должен взять на себя лично командир.

Через полчаса товарищ Сун пригласил к себе Шэна Чжи, только накануне возвратившегося в отряд после десятидневной отлучки.

— Ты, помнится, говорил вчера, что из Сунфынхэ добирался через Муданьцзян и Ванцин?

— Так уж вышло, — мрачно сказал Шэн Чжи. — Воле Турьего Рога перейти границу не удалось. Перебрался через Мертвую падь, а в Санчагоу чуть было не попал в облаву…

— Что тебе бросилось в глаза на линии Муданьцзян–Ванцин?

— Значит, так. Движение на этой линии большое, особенно по ночам. Пассажирские поезда ходят по расписанию. Товарные — очень часто.

— Воинские эшелоны видел?

— Видел. В Сунфынхэ — на запасной пути, потом на перегоне Муданьцзян–Мулин попался эшелон с пулеметами на платформах.

— А между Myданьцзяном и Вацином?

— На этом перегоне воинских эшелонов не видел.