Не покидай, стр. 13
- Вижу, вижу, спасибо… А не найдется ли… да вряд ли, он редко встречается… вот и сам забыл слово… Клавицитериума?
Разумеется, было замешательство.
- Нету? Тогда я мог бы и на скрипке, конечно. Или на этом… на валторнете. Но я люблю своим смычком, а он дома…
- Отговорки, опять у вас отговорки! - почти вспылила Альбина. - Ничего знать не желаю! Аполлон этот златокудрый наградил вас чем-то, а вы даже поделиться не хотите?
- Нет, отчего же, я бы рискнул… А ноты? Ноты же мои - в карете, которую увели разбойники!
Но, похоже, отвертеться под этим предлогом не удавалось: один из музыкантов уже нес ему увесистую кипу нотных папок, а другой - пюпитр, третий - скрипку.
- Ага, благодарю… Моцарт? Обожаю! - бормотал Пенапью. - О, Вивальди… Ноты, я понимаю. Но не те. Я смотрю, они у вас на пяти линеечках - да? А у нас в Пенагонии - в клеточку! У нас гораздо труднее! То есть, для меня-то легче: привычка… А вот эти господа музыканты - они бы у нас сразу запутались!
На галерее большое было оживление, музыканты изнемогали от хохота! И уже не получалось у них веселиться "под сурдинку"! Тем более, что среди них возник, откуда ни возьмись, новый персонаж: прелестный четырехлетний ребенок, девочка! Просунув личико меж столбиков балюстрады, она заявила во всеуслышанье, насмешливо, без сюсюканья, очень авторитетно:
- Музыка в клеточку не бывает!
Общий, как говорится, шокинг! Но меньше всех был подавлен сам Пенапью: маленькая его разоблачительница восхитила принца!
- Это чье ж такое создание? А ну-ка иди ко мне… мы все обсудим с тобой - что бывает, чего не бывает… Господа, какая смелая девочка! Смотрите: идет!
Пока он общался на лестнице с ребенком, Оттилия тихо и желчно заметила:
- Вам не кажется, что он нашел себе ровню? По уму, по развитию?
Королева Флора воспротивилась:
- Мне - нет, не кажется. Он забавный, да… Но я сразу приняла его в свое сердце. Вот приняла - и все!
- А вот я еще не раскусила этот фрукт, - произнесла Альбина. И добавила так, что никто этого не услышал:
- Может, выплюну, а может, и слопаю целиком… посмотрим.
Король не участвовал в обсуждении, он высматривал что-то за окнами, он подзывал к себе дворецкого, чтобы какие-то инструкции ему дать…
А принц Пенапью уже вел малютку к столу за ручку:
- Друзья мои, прошу знакомиться: нас зовут Никой, нам четыре года… И, знаете ли, где мы прятались до сих пор? В футляре от контрабаса!
- С каких это пор, - не по-доброму поинтересовалась Оттилия, - служащие приводят с собой детей?
24.
- Думаете, я не вижу, что она вот-вот рассыплется… что это труха? Вижу. Но напоить-то ее мне нетрудно… А вдруг? - так говорила Марселла, глядя на высокий стакан, в который она, почти не дыша, опустила нечто мнимое: серую тень того, что было цветком когда-то. - Но вы верите хотя бы, что это она, та самая роза?
Патрик улыбнулся невесело; Марселла не поняла, что это было - согласие? отрицание? усмешка над ее наивностью?
- Ладно, пускай я дурочка… Выбросить всегда успею. Но если уж она нашлась… вы же поэт, вы должны сильнее меня надеяться! Ну, или хотя бы… поиграть со мной в это!
Вздрагивающей ладонью он погладил ее по голове - он часто так делал.
- Мне иногда кажется, что я для вас - вроде котенка… Нет-нет, я не обижаюсь… можете руку не отдергивать… Кукол-то спрятать надо! - спохватилась она. - Да так, чтобы не дрожать, когда я врать буду: сделано, мол, как велели, Ваше Величество, - все, мол, сгорели подчистую…
Она принялась складывать их. И все поглядывала на стакан с серой тенью цветка.
- Я уже наполовину выучила:
"Эта Роза моя - откровенности Муза!
Лишь втяни в себя тонкий ее аромат, -
Цепи лжи упадут с тебя ржавой обузой,
Вдохновением правды ты будешь объят…"
Патрик вынул какой-то кожаный мешок, вытряхнул из него на кровать вороха рукописей, предлагая тару.
- А бумаги куда? Их, по-вашему, прятать не надо? Еще как надо!… Нет-нет, я другое придумаю. Кукол надо бы по-хитрому: и надежно, и чтоб все-таки недалеко… Зачем? Чтоб иногда я могла приходить сюда - когда вас нет, конечно, когда не помешаю… - ну и провести с ними полчасика…
Договаривая это, она совершенно сконфузилась. Патрик протянул ей ключ и показал: сейчас он уйдет, а она пусть закроется изнутри…
25.
Вообще-то для котильона двух пар недостаточно, - однако, танцевали: гость с королевой, Крадус с Оттилией. Пенапью ухитрялся и Нике, самой юной своей партнерше, посылать улыбки и подавать руку иногда, она крутилась тут же, под ногами… Альбина сидела в холодной уверенности, что все происходящее делается специально ей назло.
Как ни странно, и у абидонцев и у пенагонцев танец мог сочетаться с беседой, ее даже одобрял этикет. И принц Пенапью отвечал королеве на ее вопрос:
- О… Я еще не смею сказать, Ваше Величество, понравилось мне в Абидонии или нет. Где я был? Судите сами: в таверне, в полицейском участке и здесь… это ведь маловато?
Вмешалась Оттилия, у которой был острый слух:
- Вы очень неопытны, принц! Когда политику надо что-нибудь заявить, фактов не может быть "маловато"… Они - ну как бы вам объяснить? - они делаются.
- Из чего, Ваша светлость? - серьезно спросил Пенапью.
- Да из чего угодно… из слов, из воздуха…
- Тетя! Не развращайте младенцев! - от стола подала реплику Альбина. Из речи, написанной Канцлером, она делала голубей и пускала их по залу.
- Да, свояченица, с малютками поаккуратней, - сказал Крадус и чуть не наступил на ребенка. Ника показывала пальчиком на окна и говорила:
- Собачки авкают.
- Что-что? - наклонился к ней король.
- Собачки авкают. Там.
- Где? Серьезно?! А ну, музыка, тихо! - гаркнул Крадус.
И когда музыканты оцепенели, расслышать смогли все: лаяли псы.
- Так, - монарх отрезвел мгновенно. - Ваше Высочество, дорогие дамы, мне надобно отлучиться. Дельце государственной важности, прошу извинить.
Он попятился к дверям спиной, а по дороге заметил пенагонскому гостю:
- Да, друг мой, учтите: если эта малышка будет отвлекать вас от принцессы, я ее просто с хреном съем!
И захохотал, удаляясь.
- Он шутит, - постаралась смягчить эту выходку королева.
- В самом крайнем случае девочка попадет в сиротский приют, - заметила Оттилия.
- Как? Позвольте… почему?! - обомлел Пенапью.
- По здешним обычаям, принц, легкомысленного папу-музыканта следует наказать. А другой родни, похоже, у девочки нет: иначе не тащили бы ее сюда и не прятали в футляре от инструмента… Отсюда я и заключаю…
- Но в приют - за что же?! Отнять ее у отца? За то, что ему не с кем ее оставить? А вдруг они остались без мамы?
Пенапью осекся, поскольку что-то грохнуло на галерее, жалобно взвыли струны: это контрабасист не то сам упал, не то инструмента не удержал. Оттилия была непроницаема.
- Ваше Величество, - кинулся Пенапью к королеве. - Но если я попрошу… Ведь это мое, мое, а не чье-нибудь легкомыслие… Принцесса, вы-то слышали, что ваша тетя сказала? Это она всерьез?! - ему хотелось отнять у Альбины бокал, к которому та прикладывалось чаще, чем следовало молоденькой девушке.
Флора попыталась разогнать тучи:
- Я, право, не знаю, сестра, что за радость изображать злую фею…
- Я могла и промолчать, конечно, - разъяснила Оттилия с жутковатым спокойствием. - Но я сама вот этой рукой переписывала набело Внутренний Дворцовый Устав, составленный моим мужем. И подписанный твоим, дорогая! Там есть параграф относительно детей… Но я допускаю, что ради гостя, который так побледнел, - видит Бог, я не хотела этого, - исключение может быть сделано…
- Спасибо! - Пенапью заставил себя улыбнуться ей. После слов о сиротском приюте он не выпускал из руки ладошку Ники. Последние полчаса дитя куксилось. Теперь он подвел ее к лестнице: